Влечение - Филип Жисе

– Да, только зачем ему бросать все и уезжать в Йеллоустон?

– Этого мы не знаем, мистер Галлахер, но и такую версию нельзя исключать, по крайней мере, до тех пор, пока мы не обнаружим мистера Сафера или его труп.

Мэтью вяло жевал чизбургер. Найти труп Майкла ему хотелось меньше всего. Мэтью готов был искать деньги на выкуп лучшего друга, но хоронить его – это было выше его сил. Голод, одолевавший Мэтью каких-то полчаса назад, пропал.

– И какого хрена я столько поназаказывал? – думал Мэтью, глядя на едва тронутый поднос с едой.

На душе заморосил дождик. Воспоминания о Майкле нахлынули на него с новой силой. Пожалуй, лучше быть одиноким, чем в окружении друзей, тогда уж наверняка не придется их хоронить.

Глава 23

Он сидел на краю уступа и смотрел вниз, туда, где в ночной темноте терялись очертания деревьев, где в разные стороны разбегались озаренные лунным светом лужайки. Исхудалый, небритый, он давно был не похож на того, кем был раньше. Холод терзал его тело, заглядывал в дыры, появившиеся за последнее время в его одежде, но он этого не замечал, беспрестанно шаря по темным окрестностям, натыкаясь на костлявые сосны и продолжая избегать дневного света, а заодно и людей. Часто видел животных, большей частью в отдалении: оленей, бизонов, волков, медведей; однажды рано утром долго наблюдал за парочкой игравших кугуаров, самки и детеныша, не ведавших о его присутствии. Приближаться к животным боялся – сказывался инстинкт самосохранения.

Каждую ночь любил наблюдать за ночным небом, слушать тишину или редкие крики диких животных. Иногда ложился на землю, поджимал ноги, да так и лежал, будто ждал чего-то. Затем, словно вспомнив, вытаскивал из кармана фотографию и что-то шептал, тянул руку к светлому диску луны и умолкал, будто терял дар речи. Тогда в его глазах блестели слезы, ноздри расширялись, дыхание сбивалось. Время шло, он поднимался на ноги, прятал фотографию в карман и бродил по окрестностям. Зачем? Он не знал, что-то влекло его, то ли неугомонные мысли, то ли неугомонное сердце. Как будто искал что-то, что-то давно забытое, утерянное, а может, уже и не существующее. Искал и не находил. Вечным странником, неприкаянной душой бродил он по ночному Йеллоустону, дышал холодом, питался пустотой, спал на камнях. Так и жил, не жалуясь и не надеясь на лучшее. Как дикий зверь, живущий инстинктами, заставляющими жить лишь бы жить, не зная, зачем и дальше влачить свое жалкое существование на этой чертовой планете, где выживает тот, кто находится на вершине пищевой цепочки, – зверь, живущий настоящим и не думающий о будущем…

Он поднялся с камня, спустился с уступа в долину и остановился у мелкой речушки, стал на колени, сложил ладони лодочкой, зачерпнул воды и поднес ко рту. Утолив жажду, он двинулся к сосняку, устилавшему пологие склоны гор и прилегающие к горам равнины. Боль пульсировала в желудке так давно, что он успел свыкнуться с ее присутствием внутри своего организма, организма, жившего большей частью на сосновой коре и шишках, успевшего подзабыть, что такое лазанья, салат Цезарь или макчикен. Приблизился к одной из сосен, содрал с ее ствола верхний слой коры и отбросил в сторону, ногтями принялся отдирать внутреннюю кору и засовывать в рот. Насытившись, вернулся к речушке и напился воды, затем собрался было вернуться на уступ, но передумал, услышав волчий вой поблизости, развернулся и побрел через ближайший сосняк, неважно куда, главное – подальше от волков.

Вскоре остановился, присел под сосной отдохнуть. Когда собрался двигаться дальше, справа раздался треск, послышалась какая-то возня.

Повернул голову на звук, но в темноте ничего не увидел. Снова возня и повизгивания. Поднялся на ноги и пошел прочь.

Уже перед самым рассветом заприметил поваленное во время грозы дерево, забрался под корни и свернулся в клубок, спиной к нарождающемуся на востоке солнцу.

Проснулся от скулежа. Кто-то толкал его в спину, забирался на ноги. Открыл глаза, повернул голову. В тот же миг его глаза пронзила резкая боль. Закричал, зажмурился. Перед глазами затанцевали разноцветные фигуры. Скулеж удалился и теперь доносился со стороны. Положил руку на глаза и снова лег на землю. Почему-то сердце колотилось в груди. Смутное чувство опасности овладело им. Не обратил на него внимания.

Поблизости раздалось рычание, сопение. Поднял голову, прислушался. Глаза не открывал, боялся снова испытать боль.

Внезапно что-то вонзилось ему в спину. Закричал и тут же учуял чье-то зловонное дыхание. Неведомая сила выволокла его из-под корней дерева. Открыл глаза и снова крик вырвался из его груди; солнечный свет нещадно резал глаза, будто выжигал их. Перевернулся на бок и ощутил рядом чье-то присутствие и все то же зловонное дыхание. В тот же миг кто-то схватил его за плечо. Плечо взорвалось от боли, когда чьи-то клыки принялись его грызть. Что-то острое вонзилось в щеку, и уже щека взмолилась о пощаде. Он не мог терпеть, кричал громко, дико, пока не потерял сознание от боли.

Там было хорошо; не было боли, было темно, тихо, спокойно. Если бы мог, пожелал бы остаться там, в этой удивительной тишине, ничего не чувствуя, ничего не желая. Но, наверное, у судьбы для него было приготовлено иное будущее и она тянула его из пустынного небытия в наполненное всевозможными звуками настоящее: голоса, шум вертолетных лопастей. Ему захотелось вернуться назад, в тот волшебный мир вечного небытия и блаженного спокойствия. Он не хотел быть здесь. Было слишком громко для его привыкших к тишине ушей и… и слишком больно для его измученного тела. Даже сквозь одурманенный обезболивающим мозг он чувствовал, как с его тела будто кто сдирает кожу, упрямо, не спеша, с каким-то странным, извращенным наслаждением.

Он был рад, когда тьма вернулась за ним, обняла, приласкала, как мать ребенка, и увела с собой, домой.

В следующий раз он очнулся уже в палате. Сколько прошло времени с его последнего возрождения к жизни, он не знал. Он лежал на кровати, обнаженный, укрытый тонкой простыней по пояс, подключенный к капельнице. Тело болело; лицо, грудь, плечи забинтованы, словно у мумии. Чувствовал он себя, словно бродил в тумане; настоящее виделось нечетким, размытым. Шевельнул рукой, другой, по очереди ногами. Ноги, руки были целы, кроме правой руки. Не могла она быть целой, если была обмотана бинтами, особенно предплечье, правое плечо. Поднял левую руку и коснулся через повязку лица. Левой стороны, затем правой. Ощущения оказались разными: правой стороны лица будто не существовало, по крайней мере он ее не чувствовал.

– Все будет хорошо, Майкл, – услышал он женский голос.

Он повернул голову и увидел девушку в форме рейнджера. Не красавица, но симпатичной ее можно было назвать вполне.

– Как же ее зовут? – подумал он, силясь вспомнить имя девушки.

– Найра, – прохрипел он, когда вспомнил.

– Ты помнишь меня, Майкл, – грустная улыбка появилась на лице девушки.

– Помню. Смутно, но помню. Где я?

– В Коди, в Вест Парк Хоспител.

– А что я здесь делаю?

– Ты помнишь, что с тобой случилось, Майкл?

– Нет.

– На тебя напал гризли в Йеллоустоне.

– Я был в Йеллоустоне? – Майкл напряг память, пытаясь разорвать оковы тумана в его голове. Боль в голове заставила Майкла прекратить попытки вернуть недавнее прошлое. Но туман все же дрогнул и начал рассеиваться. Память прояснилась.

– Да, я был в Йеллоустоне, – сказал он минуту спустя. – Помню ночь, лес, горы. Словно жил другой жизнью. Как будто что-то искал… ходил… в черном тумане. Было больно… очень больно… но туман помогал избавиться от боли… помогал не так остро ее ощущать… Я вспомнил… Селена… Она бросила меня, и внутри меня что-то случилось… Будто кто-то щелкнул переключателем… Этот период я плохо помню… Темнота внутри, темнота снаружи… Пустота и холод, – Майкл сглотнул и закрыл глаза, чувствуя волнение в груди. Ладони вспотели, лоб взмок. – Не хотел выбираться оттуда… из этой пустоты… не хотел вновь ощущать боль… не хотел страдать…

– Это все она Майкл, твоя любовь. Я говорила тебе, ты не должен был встречаться с той девушкой. Красивая девушка – это боль в сердце…

– Я не помню про гризли, – Майкл ее не слушал, погрузившись в воспоминания.

– Это была самка гризли с медвежатами. Наверное, за медвежат боялась или голодная была, набросилась на тебя. Я как чувствовала, проснулась рано. Когда услышала твои крики, побежала с рейнджером Кларком узнать, что случилось. К счастью, рейнджер Кларк захватил ружье. Он убил медведицу, а медвежат в зоопарк забрали. Мне стало очень больно, когда я увидела тебя без сознания, в крови. Мы сразу же вызвали 911 и тебя привезли сюда. Я приехала вместе с тобой, сказала, что знаю тебя… Ты долго был в операционной. Сидела, ждала тебя, волновалась, но теперь ты здесь. Боги благосклонны к тебе, Майкл.