Блог «Серп и молот» 2017–2018 - Петр Григорьевич Балаев

Выбирайте сами, какая из двух вам больше по душе, ту и празднуйте. Я выбрал первую. У меня 9 мая — Праздник воинской славы советского народа. Если вы выбрали второй вариант — ну можете хоть какие оговорки делать, что это не «трупами завалили», но не звучат эти оговорки.

Можете, читая эти строки, крутить пальцем у виска, называя меня сбрендившим сталинистом, ссылаясь на «научные исследования» историков…

Давайте я вам покажу, как писалась эта история Великой Отечественной войны, чтобы было наглядно видно, каким научным исследования вы верите?

Мемуарная литература. Согласитесь, что воспоминания очевидцев, являются такими же историческими документами, как и любые архивные документы. Это, фактически, свидетельские показания. Как протокол допроса свидетеля в уголовном деле — документ, так и мемуар — документ в истории. Любое историческое исследование по любому вопросу, если этот вопрос отражен в мемуарной литературе, обязательно должно опираться на воспоминания очевидцев, состыковывать их между собой и архивными документами… Более того, мемуары — это еще и мощное средство пропаганды. Оценка их объективности имеет очень важное значение. А если воспоминания принадлежат очень авторитетному человеку, непосредственному участнику событий, то они формируют и массовое общественное мнение.

Вот давайте посмотрим, что у нас творится с мемуарами участников Великой Отечественной войны. Возьмем самого уважаемого ныне среди советских полководцев — Константина Константиновича Рокоссовского. «Солдатский долг». Почти по единодушному мнению историков — лучшее из мемуарной военной литературы периода ВОВ. Я с этим согласен. Остальное всё с «Солдатским долгом» даже сравнивать смешно. Тем более, что Константин Константинович — человек, честность и порядочность которого неоспоримы. Историки его книгой в своих исследованиях пользуются активно.

Особенно нравится нынешним историкам вариант «Солдатского долга», в который включены главы в их первоначальном виде, в каком они, якобы, написаны Рокоссовским до редакторской правки.

Нынешним историкам в этих главах особенно интересны строки с уничижающей характеристикой маршала Жукова. Но там есть еще кое-что более значимое — оценка роли Ставки ВГК. В «неправленых» главах Ставка мешала Рокоссовскому воевать. Много примеров того, что она принимала неверные решения, которые вели к неудачам и излишним потерям. Например, вот такое:

«К Ставке я имею право предъявить законную претензию в том, что, ослабляя фронт перенацеливанием главных сил на другое направление, она не сочла своим долгом тут же усилить 2-й Белорусский фронт не менее чем двумя армиями и несколькими танковыми или мехкорпусами для продолжения операции на западном направлении. Тогда не случилось бы того, что произошло на участке 1-го Белорусского фронта, когда его правый фланг повис в воздухе из-за невозможности 2-му Белорусскому фронту его обеспечить. Пожалуй, и падение Берлина произошло бы значительно раньше…»

Или вот еще:

«Вот тут-то я еще раз окончательно убедился в ненужности этой инстанции — представителей Ставки — в таком виде, как они использовались. Это мнение сохранилось и сейчас, когда пишу воспоминания.»

Я не буду даже касаться того, что тот «Рокоссовский», который такое понаписал о Ставке, забыл, что настоящий Рокоссовский в своей книге сам с гордостью вспоминал об эпизоде, когда он сам в качестве представителя Ставки оказывал помощь Ватутину под Киевом. И гордился тем, что сама Ставка высоко оценила его работу в качестве ее представителя.

Всё это — мелочи. Лучше вот что из дополненных глав процитирую:

«Тщательно все продумав и всесторонне обсудив возникший план со своими помощниками, я ознакомил с ним Главнокомандующего фронтом.»

На этом с «неправленными» главами можно закончить. «Рокоссовский», который их сочинял был не военным человеком. Их писал шпак. Какой-нибудь кабинетный историк. Во-первых, у командующего армией нет помощников, есть заместители и начальник штаба армии. Еще бы и помогайками их назвали! Во-вторых, шпак может и командира взвода назвать взводным главнокомандующим. Но реальный Рокоссовский командующему фронтом звание Главкома не присвоил бы.

Больше ничего и не надо. «Дополненные главы» — фальшивка. Мы их отбрасываем и читаем только первый вариант «Солдатского долга».

Доходим до обороны Москвы и тут… Цитирую:

«Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами. Тогда некоторое количество войск мы вывели бы во второй эшелон, создав этим глубину обороны, а значительную часть перебросили бы на клинское направление.

Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками (опять помощники! Даже в первом варианте книги — авт.), я доложил наш замысел командующему фронтом и просил его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не дожидаясь, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище.

Ко всему сказанному выше в пользу такого решения надо добавить и то, что войска армии понесли большие потери и в людях и в технике. Я не говорю уже о смертельной усталости всех, кто оставался в строю. Сами руководители буквально валились с ног. Поспать иногда удавалось накоротке в машине при переездах с одного участка на другой.

Командующий фронтом не принял во внимание моей просьбы и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг.

На войне возникают ситуации, когда решение стоять насмерть является единственно возможным. Оно безусловно оправданно, если этим достигается важная цель— спасение от гибели большинства или же создаются предпосылки для изменения трудного положения и обеспечивается общий успех, во имя которого погибнут те, кто должен с самоотверженностью солдата отдать свою жизнь. Но в данном случае позади 16-й армии не было каких-либо войск, и если бы обороняющиеся части погибли, путь на Москву был бы открыт, чего противник все время и добивался.

Я считал вопрос об отходе на истринский рубеж чрезвычайно важным. Мой долг командира и коммуниста не позволил безропотно согласиться с решением командующего фронтом, и я обратился к начальнику Генерального штаба маршалу Б. М. Шапошникову. В телеграмме ему мы обстоятельно мотивировали свое предложение. Спустя несколько часов получили ответ. В нем было сказано, что предложение