Вверх по течению (СИ) - Дмитрий Старицкий

Принесли капсулу с вымпелом. Медный цилиндр с завинчивающейся крышкой. В капсуле нашелся свернутый в трубочку засургученный конверт на мое имя. Последняя разведсводка с воздуха и записка от Плотто.

Начал со сводки написанной наспех рукой Плотто.

'Савва, за день фронт прорван в двух местах. Рассечен и локализован. Остальные удары хоть и не увенчались успехом, но свое дело сделали — врага сковали. Передовые части царцев по их же траншеям отжаты к болотам, отрезаны от снабжения и вышестоящего командования. Плотность колечка постоянно наращивается. Артиллерию им удалось сохранить, но с подвозом боеприпасов туго.

Трансконтинентальная железная дорога полностью наша до реки и коридор по ее сторонам все расширяется. Вся кавалерия введена в прорыв и гоняет по вражеским тылам большими массами. Сверху это забавно выглядит.

Ставка генерала Мудыни, цепляясь за разъезды, откатилась по рокаде в сторону железнодорожного парома, собирая вокруг себя разрозненные части и пытаясь организовать отпор нашему натиску с севера.

В южном полевом укрепрайоне вражеская группировка рассечена ночной атакой, прижата к болотам и полностью лишена артиллерии. Введению основных наших войск в прорыв и наступлению их в сторону паромов никто особо не препятствует. Тех, кто мог бы препятствовать гоняет и ловит кавалерия.

Бои идут очень ожесточенные. Особенно когда царцы прижатые к болотам поняли что бежать им некуда стали сильно огрызаться. Хотя и остались почти без офицеров — тех активно выбивают снайпера.

Штаб передовой линии теперь на станции Узловой уже.

Что на севере я пока не знаю — не летали туда еще.

Удачи тебе, Вит.

И это… смело пиши представления к крестам на своих людей, они заработали. Сверху твоя работа видна во всей красе. Щибз передает тебе привет и клянется, что на пленке все будет прекрасно видно'.

Вкурил информацию. Как это здорово своевременно получать данные воздушной разведки.

В пакете был краткий приказ Ставки по завершению задания мне присоединиться к броневому дивизиону и быть при нем.

А в записке только одно предложение: 'В Ставке император'.

Сжег на костре записку и левую разведсводку. Все же Плотто очень хороший друг — сильно рисковал он такой самодеятельностью.

Оглядел столпившееся у костров воинство.

— Так… — показал пальцем на лейтенанта егерей. — Вам организовать здесь заслон и не давать царцам восстанавливать мост или вообще какую‑либо переправу. Смену вам вышлем. Один паровозик оставляем вам для связи с Узловой. Вопросы?

— У нас тяжелые пулеметы побиты.

— Вахмистр, снять с броневагона тяжелые 'Гочкизы — К'. Одиннадцатимиллиметровые. Оба. Поставить на станки от разбитых пулеметов. И отдать все патроны этого калибра. А разбитые 'гоч — лозе' заберем с собой.

Поискал глазами, нашел в толпе служивых своего денщика.

— Тебе, — ткнул пальцем в грудь Тавору. — сформировать здесь эшелоны со стреляными гильзами и отправить их на завод. В сопровождающие поставить легкораненых с последующим излечением в Будвице. Определись с количеством потребных паровозов — заберем на станции вместе с машинистами. Второй маневровый вернешь сюда.

Вздохнул. 'Покой нам только сниться'. Разве хочешь, надо!

— Всем остальным — броневагон и платформа. Двадцать минут на сборы, оправку и в путь. Нас ждут великие дела, которые без рецких горцев никогда не делались. И теперь не обойдутся!

— Качай вождя, — закричал кто‑то из егерей.

Десяток рук схватили меня за кожанку, колени и сапоги, легко оторвали от земли и подбросили по направлению к седой дымки небес.

Меня сегодня, сам того может быть и не желая, император повысил в воинском чине. Повелеть соизволил…

Нет, я как был, так и остался лейтенантом имперского флота и штаб — фельдфебелем ольмюцкой гвардейской артиллерии, но… его императорское величество Отоний Второй лично наблюдая с фаса Южного форта бомбардировку с дирижаблей полевых позиций противника настолько впечатлился этим зрелищем, что в тот же вечер особым указом выделил воздушный флот империи из морского флота в отдельный род войск.

И тем же указом он присвоил чинам воздушного флота преимущество в один чин перед чинами морского флота. И стали воздухоплаватели как бы на положении гвардии, у которой перед армией преимущество в два чина при одинаковом же его названии. Впрочем, неофициально нас потом так и окрестили 'воздушной гвардией'.

Звание адмирала Имперского воздушного флота его императорское величество всемилостивейше возложил на себя. Так что наш Королевский воздухоплавательный отряд автоматом вошел в новую структуру и прямое подчинение императора. Радовало только то, что Плотто так остался нашим отрядом командовать и даже был повышен в чине до фрегат — капитана.

И другими плюшками нас император не обидел, в виде двойной выслуги того дня когда мы летаем и полуторного оклада и так не маленького жалования. Это не считая 'подъемных' денег за полеты. Таким образом, боевой вылет на войне учитывался как шесть дней календарной выслуги. А чтобы получать летную добавку, достаточно было подняться в воздух пять дней в месяце.

И естественно получили мы и усиленный летный паек, на котором настояли врачи. С дефицитным шоколадом. И особого рода пемиканом из прессованной смеси сушеного оленьего мяса, сала, тертых орехов и ягод который тут же обозвали 'летной халвой'. И по мелочи там вкусненького…

На погоны мы получили голубую выпушку, а вместе с ней и повышение в ранге автоматом. Вместе со всеми и я, как занесенный в списки Ольмюцкого королевского воздухоплавательного отряда в качестве офицера по особым поручениям при командире отряда.

Вернувшийся из Будвица денщик привез мне новые полевые погоны уже с двумя звездочками, но сам в морскую форму так и не переоделся — не любил он ее. Звездочки, как и галуны на рукава нам теперь полагались серебряные, а не золотые как на морфлоте. Чтобы отличать.

Вместе с погонами привез мне Тавор поздравления от королевского генерал — адъютанта Онкена. Понимал, шельма, что я понимаю, что без встречи со своим куратором прикрепленный ко мне стукач не обойдется. Так что стучал он теперь в обе стороны.

Меня это устраивало.

Особенно то, что благодаря такому своеобразному положению всего лишь старший канонир лейб — гвардейской артиллерии умудрился без проблем выпихнуть из зоны боевых действий три эшелона с трофейным латунным ломом — стреляными снарядными гильзами, вызвав у Гоча на заводе нездоровый ажиотаж — куда все это складировать?

А пока о небе я мог только мечтать, ползая по рельсам в особом дивизионе бронепоездов. По крайней мере пока не закончиться это наступление на восток.

От созерцания новых погончиков на своих плечах в мутном обывательском зеркале на стене комнаты, куда меня определили на постой, меня отвлек фельдъегерь.

— Господин капитан…

— Воздушного флота техник — лейтенант — поправил я его.

— Простите, господин лейтенант, мне сказали, что в этом доме квартирует королевский комиссар Кобчик. Ему пакет.

— Присаживайтесь, фельдфебель, — предложил я ему. — Сидр, вино, вода?

— Сидр, если можно, — не стал тот отказываться от угощения.

— Тавор, тащи сюда кувшин сидра из погреба, — крикнул я в открытое окно во двор денщику.

И повернувшись к фельдъегерю, представился.

— Королевский комиссар 'Чрезвычайной королевской комиссии по борьбе с саботажем и пособничеством врагу', флигель — адъютант его королевского величества и воздушного флота техник — лейтенант Савва Кобчик, барон Бадонверт, к вашим услугам. Вот мандат, — достал я из планшетки свой страшный документ и офицерское удостоверение.

В пакете находился королевский указ об учреждении медали 'Креста военных заслуг'. Под знаковым названием 'За отвагу'. Мое предложение, между прочим. Как‑то король, еще до осеннего наступления, обмолвился, что слишком много появилось солдат, чьи подвиги на полноценный крест вроде и не тянули, а вот отметить бы их стоило. Я тогда, не задумываясь, выдал готовое решение из моего мира. Вот ко двору и пришлось. Правда вместо танков и самолетов на аверсе медали изобразили сам крест военных заслуг с мечами, а реверсе надпись 'За отвагу' и порядковый номер.

Вместе с указом в пакете лежал рескрипт, предписывающий мне весь личный состав отряда, который совершил стремительный ночной захват узловой станции, железнодорожного моста через Цысю и устроил погром на коммуникациях противника в его глубоком тылу, а потом полдня оборонял мост, пока его минировали… представить к новой медали. За исключением тех бойцов, кто действительно своим подвигом достоин военного креста.

Что ж… мне легче. А то я голову сломал сидя за наградными листами. Все же они должны отличаться друг от друга описанием индивидуальных подвигов а у меня все коряво выходило: 'стоял… стрелял… ранен, но остался в бою'. А как еще сказать, что мы бойца раненого не могли оттащить в не простреливаемое место? Просто за неимением такового.