Вверх по течению (СИ) - Дмитрий Старицкий

Фельдфебелям подразделений строго наказал, что сегодняшний день на складах их, но лишнюю барахолку в отряде перед наступлением безжалостно выкину на обочину дороги.

— А то знаю я вашу praporskuj натуру. Вам волю дай — оси у вагонов погнутся.

Переспрашивать меня, что означает незнакомое слово они благоразумно не стали.

По дороге домой отловил интенданта из отдела боевого обеспечения службы первого квартирмейстера. Прижал к ближайшей стене, сунул под нос длинный ствол пистолета Гоча и прошипел, что если через сутки не будет гранат столько, сколько мной запрошено, то я расстреляю его у этой же стенке за саботаж. Ибо штурмовик без гранат — это полштурмовика. Похоже майор впечатлился.

В обед пришел представляться мне как новому начальнику командир БеПо 'Аспид', хорошо знакомый мне лейтенант артиллерии Пехорка. С ним и опохмелился, пригласив разделить со мной обед.

Хозяйка вокруг меня порхала стрекозой, не зная чем еще услужить, вызывая острый приступ зависти у лейтенанта — сам он квартировал у какой‑то строй карги. А тут молодая, красивая, все при ней… но несколько не в моем вкусе. Большая женщина. Из тех что 'коня на скаку…' А я все больше стройных люблю, да невысоких. Но увяз коготок — всей птичке пропасть. Слава ушедшим богам через трое суток на фронт.

Перед сном написал две депеши.

Первая — рецкому маркграфу с просьбой о переименовании роты капитана Вальда в 'Первую Рецкую отдельную штурмовую горно — егерскую роту'. За штурмовой бой при взятии узловой станции и оборону железнодорожного моста. И даровании им на головной убор коллективной награды — позолоченной медной ленты с надписью 'Ниясь — Цыся' с датой боя. Даже новую эмблему предложил для такой роты — скрещенные кортик и граната — колотушка.

Вторая — кронпринцу, с предложением о создании при каждом фронтовом корпусе штрафной роты для трусов и совершивших воинские преступления. А то на станции в пакгаузе, где до того пленных содержали, дюжина мародеров расстрела ждет. В основном за курицу. И только один за изнасилование. Предложил для таких деятелей сталинский принцип 'смыть позор кровью в бою'. Все же не так много у нас в королевстве солдат, чтобы ими разбрасываться. И про то, что на войне нет отбросов, а есть ресурс, который требуется только правильно применять. Расписал положение о постоянном и переменном составе таких рот. Непосредственном их подчинении лично командиру корпуса и использовании таких штрафников только на самых опасных участках фронта.

— Касатик, я тебе баньку истопила, — обняла меня сзади хозяйка пышными руками, тесно прижавшись к спине упругой грудью.

Банька это на войне всегда хорошо. Даже с бабой гренадерского роста.

Мелкий грибной дождик вяло барабанил по натянутому брезенту.

В штабной палатке командир корпуса генерал — лейтенант Аршфорт ходил резкими шагами перед строем генералов и взвывал.

— …что ты его толкаешь? Ты его рассекай, дроби и дави по частям. Толку от того что ты выталкиваешь противника от себя никакого. Он отошел и снова закрепился. А ты в атаках свою бригаду наполовину уже сточил. И толку? Шматок поля остался за нами? А враг снова целехонек.

Аршфорт был в страшном гневе. Его жертва — командир пехотной бригады не знал, как ловчее ему сквозь землю провалиться. Выволочка все же была публичной, что делало ее еще боле неприятной. И выражений комкор не выбирал. Самолюбия генеральского не жалел. Вот нисколечко.

Офицеров в ранге ниже генерал — майора в палатке не было. Только я да адъютант командующего. Но я — королевский комиссар, допущенный к совещаниям и в Ставке. Это все знали. По крайней мере, с уровня начальников дивизий.

— Начальник дивизии? — взревел командующий.

— Я. — откликнулся пожилой генерал — лейтенант в бородке клинышком и золотом пенсне, больше похожий на земского врача, чем на военного. Но мнение о нем было неплохое. Тактик. Только характером не вышел. Комбриги у него себя очень вольготно чувствуют.

— Замени эту бригаду на передке. Отправить на переформирование на Узловую, — и снова повернулся к проштрафившемуся комбригу, нависая над ним. — Но если и потом также воевать будешь — сошлю в тыл. Заведовать выставкой трофеев. Вам ясно генерал Вариас?

Комбриг, судя по его блеснувшему взгляду, был бы даже рад такой перспективе. Он давно служил больше по привычке и должности получал по старшинству выслуги. Пенсию себе выслужил еще до войны и теперь добирал боевые проценты к ней. Вот и воевал, как в прошлую войну было принято, но без огонька. Хорошо хоть плотными колонами солдат в атаку не гонял.

Комкор налил себя воды из розового хрустального графина. Жадно выпил ее и сказал уже вполне успокоившимся голосом.

— Теперь для всех, — остановился Аршфорт у карты. — Прошло десять дней с начала наступления, а мы продвинулись на север всего на сорок пять километров. Это недопустимо медленно. По плану мы должны были уже стоять в окрестностях морского порта, а до него еще шестьдесят километров. Это, учитывая такую льготу, что правый наш фланг прикрывает река. Станцию Тробленку взял с боем бронеотряд и полдня воевал там почти в окружении, пока пехота соизволила подтянуться ему на помощь. Но пехота еще ладно… Генерал Бьеркфорт.

— Я, — вытянулся в струнку худой и длинный генерал похожий на де Голля.

— Почему опоздали к плану развертывания?

— ВОСО## виновато, экселенц. Не могло найти вовремя для нас вагонов.

— Вы чем командуете, граф? — снова заревел Аршфорт.

— Отдельно кавалерийской бригадой, экселенц, — спокойно ответил ему генерал.

— Так какого подземного демона вы торчали в вагонах железной дороги, если у вас под командованием бригада кавалерийская? — Аршфорт сделал акцент на последнем слове. — Своим ходом вы бы от Узловой были бы тут через два дня. А по железке ваша бригада проделала этот путь за неделю. Думаю, у вас найдется о чем побеседовать с комиссаром ЧК. После военного совета.

О — о–о — о–о… Аршфорт наконец‑то нашел, как меня встроить в свою систему военной диктатуры. Похвально. Быстро соображает.

— Теперь о приятном, господа, — Аршфорт мило улыбнулся. — Указом его императорского величества Отония Второго командир нашего броневого отряда барон Бадонверт с сегодняшнего дня причислен к когорте имперских рыцарей. По совокупности заслуг с начала наступления. К сожалению, пока пришла только телеграмма. Знак вам вручат позже, барон. И не здесь.

И в моей душе колокола забили малиновым звоном.

Амнистия мне!!!

Иначе, зачем бы нужна была эта хитрая формулировка 'по совокупности заслуг'.

Но ноги самостоятельно сделали шаг вперед и слова обгоняя мысли сами выстроились в ритуальный формуляр.

— Служу императору и Отечеству!

— Вольно, барон. Ваши наградные листы на чинов бронеотряда его королевское величество Бисер Восемнадцатый утвердил. Засылайте гонца в наградной отдел ставки за знаками. И позовите меня на церемонию награждения. Все же она первая в моем корпусе.

Командир кавалерийской бригады зашел в мой вагон и удивленно оглянулся. Салон у меня переделан из стандартного пассажирского вагона второго класса, прихваченного по случаю на узловой станции. Но так… на скорую руку. Швы видны. Оставлены лишь пара купе для меня и денщиков. Узкое купе стюарда в другом конце вагона с микроскопической кухонькой и титаном для кипятка. Ватерклозет с холодным умывальником. Остальное — салон. Мебель простая дубовая с какого‑то вокзального кабинета — Тавор постарался. Диван так вообще лавка из зала ожидания с маркой железнодорожной компании на высокой спинке. Карта на стене за шелковой шторкой. Конторский шкаф. Несколько керосиновых ламп на столе и потолке и все.

— Простите… — замялся генерал с обращением, так как на кожаной куртке я не носил знаков различий, — барон, если я не ошибаюсь. Где мне найти королевского комиссара?

— Я перед вами, генерал. Королевский комиссар барон Бадонверт. Честь имею.

— Честь имею. Генерал — майор граф Бьеркфорт. Командир Удетской отдельной кавалерийской бригады. Прибыл к вам по направлению командира корпуса… Э — э–э — э–э… для беседы.

И замолк, надеясь, что я сам ему расскажу, зачем он здесь. А то он в полных непонятках пребывает.

— Присаживайтесь, ваше сиятельство. Чай? Кофе? Что‑нибудь покрепче?

— Благодарю, ваша милость, — принял граф мою игру в отвлеченный светский разговор. — Рюмку водки, если нетрудно.

Позвонил в колокольчик и отдал приказ по — рецки заглянувшему в салон младшему денщику.

— Вы не огемец, ваша милость? — удивленно спросил генерал.

— Нет, ваша светлость. Рецкий горец по рождению. И барон тоже рецкий. А разве в империи это имеет какое‑либо значение?