Моонзунд - Валентин Пикуль

Кажется, он был пьян, но говорил складно:

– Братва, слышали, что старшой заливал нам тута? Мало вчера ихнего брата угробили – надо бы и нашего прихватить за компанию. Вы слышали голос платного наймита буржуазии? Это к чему же он всех нас призывает? В старые времена? Дисциплинки ему хочется?

Хатов осекся – прямо на него в упор глядела жуткая дырочка револьвера. Когда Артеньева били, он про него забыл. А вот теперь вспомнил. И навел.

– Убирайся. Или прихлопну. Как муху…

5

Вице-адмирал Андрей Семенович Максимов, начальник Минной обороны флота, ступил на палубу посыльной «Чайки». Ни тебе фалрепных у трапа, ни тебе «захождения» на горнах, ни тебе вахтенных, отдающих честь, – разболтались! Окружили его с карабинами:

– Вскинь руки! Ребята, хватай браунинг у него…

Скрутили адмиралу руки, потащили его в корабельный карцер. В дверях он уперся ногой, не давал себя закрыть:

– Стой! Один только вопрос: что я вам худого сделал?

– Все вы одним лыком шиты. Давай посиди тут, а мы за это время судьбу твою порешим как следует… по справедливости!

Сбили ногу адмирала с комингса – дверь задраили.

Непенин обвел флаг-офицеров суровым взглядом:

– Колчак-то, господа, мерзавцем оказался… На митингах треплется. Всю полицию разогнал, а в Ливадии великим князьям обыск устроил. Вскормили мы с вами змия у груди своей…

По салону обеспокоенно расхаживал князь Черкасский:

– Революция пошла с креном на левый борт. Метацентр высоко поднялся, и Россия может опрокинуться кверху килем…

На столе комфлота лежали груды бумаг, разложенные стопками. Рука адмирала Непенина, мягкая и розовая, парила над этнами и везувиями восстаний, как над раскаленными плитами:

– Вот Кронштадт… вот Ревель… в Або пока спокойно.

Ренгартен почти не спал эти дни, взвинченный до предела. Время от времени, наглотавшись новостей и слухов, он забегал в каюту, торопливо доверяя впечатления своему дневнику:

«Жалко смотреть на Непенина – так он устал, бедняга, так он травился и с таким трудом сдерживался… Провокация по радио: смерть тирана… Развал полный! Опять надо рассчитывать на Бога, на чудо… Дал мысль Непенину снять везде царские портреты. Уже приказано им… Депутаты к Адриану (к Непенину. – В. П.) приходили – он выслушал их. Велел для них в столярной мастерской дать чаю с хлебом… Неужели все погибнет?..»

Офицеры-заговорщики были обеспокоены.

– Только бы наш комфлот не вздумал выступать с речами перед матросами. Так, келейно, он еще держится в рамках демократии. Но случись митинг команд, он же гавкнет… обязательно гавкнет!

Революция шла по флоту зигзагом: побывав в Кронштадте, она навестила Ревель, а теперь подкрадывалась к Гельсингфорсу.

На совещании флагманы стали терзать Непенина упреками.

– Это преступно! – кричали из зала. – Это несовместимо с понятием о чести… Разве можно порывать с династией так легко?

Красный как рак, Непенин отбивался от флагманов:

– А что мне прикажете делать, если вся Россия отшатнулась от престола… вся! С царем порвали люди, знавшие его от самых пеленок. У нас, господа, сейчас уже нет иного выхода, как идти в струе за новым кабинетом России…

Поднялся адмирал Бахирев, заявивший конкретно:

– Остаюсь верен его императорскому величеству.

– Михаил Коронатович, – с горечью ответил ему Непенин, – неужели ты думаешь, что я монархист меньше твоего? Ты же меня знаешь. Но сейчас война. Верь, как я верю, что после войны государь снова займет престол. А теперь флагманам нельзя разбегаться. Бороться нам предстоит не только с немцами. Но и здесь… в своем доме!

С флагманами он справился. Но общения с командами не избежать, и Непенин был вынужден выступить перед матросами с дредноутов. Свой монархизм он запечатал в душе, как недопитое вино в бутылке, и держался на митинге идеально. Заговорщики-офицеры перевели дух. Но тут из команды «Полтавы» адмирала спросили:

– А кады мыло дадут? Кады белье грязное сменят?

Непенин сорвался. В одну кучу адмирал свалил революцию и грязное белье с мылом. Наполняясь гневной кровью, он кричал:

– Страной управляет черт какой-то! Кронштадтцы – сволочи и трусы. Красные фонари на клотиках зажигают, предатели… бордель развели на флоте! Спрашивайте еще – я вам отвечу!

Его спрашивали об уважении к матросу, чтобы разрешили курить на улице, чтобы честь не отдавать офицерам. Непенин распалился:

– А вы и не нужны мне со своей «честью»! Хотите по улицам с цигарками шляться – ну и шляйтесь… Только полезьте ко мне на «Кречет», не суйтесь в мои дела, тогда худо будет!

Кажется, он и сам понимал, что его занесло. Занесло в безудержности лая, помимо воли его, как тогда в Ливадии, когда он без передышки лаял на императрицу. Императрица его простила, но революция может не простить. В командах слышался ропот:

– Слыхали? Дракон был – драконом и сдохнет…

Неожиданно выручил Керенский – обратился ко всему Балтийскому флоту со строгим приказом к матросам, чтобы во всем повиновались Непенину, власть которого признана Временным правительством… Адриан Иванович даже обмяк от удовольствия:

– Охранная грамотка мне… спасибо этому адвокатишке.

Обращение Керенского размножили, офицеры с «Кречета» объезжали корабли, зачитывали его на больших сборах. Казалось, поддержка комфлоту обеспечена. Однако примитивный Непенин не настолько был изворотлив и хитер, как Колчак, – прямой и грубый, с повадками мужлана, он, низко опустив голову, хотел бодать революцию рогами, словно бык, увидевший красную тряпку…

Вечером 3 марта, выписывая зигзаг над Балтикой, молния революции достигла Гельсингфорса, она ударила в клотиковые огни, и клотики загорелись красным пламенем… Что ни день, то новая база революции: 1 марта – Кронштадт, 2 марта – Ревель, а сегодня она уже в главной гавани линейных сил флота.

«Император Павел I» вздернул на стеньгах боевые флаги – красные треугольники. Носовая башня его пришла в движение. Мрачная жуть стволов катилась вдоль рейда, словно не находя цели, пока «Павел» не уставился в борт «Андрея Первозванного», – сигнал! Бурно расплескивало морзянку: «Товарищи, не верьте тирану Непенину. От вампиров старого строя не получим свободы. Арестовывайте неугодных офицеров. Мы своих уже арестовали». Над рейдом вспыхивали огни клотиков – огни всегда тревожные, всегда зовущие…

В штабе комфлота – суета, нервность.

Командир второй бригады адмирал Небольсин убит…

– Боже, опять убийства! – воскликнул Довконт. – Ну, когда это все кончится! Делайте же что-нибудь… надо делать.

– Что делать? – спросил Непенин.

Радиорубки эскадры посылали в эфир проклятия адмиралам. С «Павла I» строго предупредили: «Ораторам в атмосферу не говорить – немец подслушает!» Между линкорами – по льду – сновали депутации. Уже темнело, и рейд горел красновато, как при пожаре. С мостика «Кречета» наблюдали, как группками сходились, судачили, снова разбегались по тропкам между тяжких бортов, палили в небо.

Команда «Кречета» обратилась к Непенину:

– А мы чем хужее? Почему у нас нет красного флага?

– Поднимайте, – разрешил комфлот. – Мне все равно…

Сидя под красным флагом, он дал радиограмму Родзянке: «Балтийский флот как боевая сила не существует что могу сделаю». Засыпанный снежком, прямо в шинели, ворвался к нему Черкасский.

– Сюда идет толпа… матросы! Кажется, арестовывать. Анархия на эскадре полная, вы, слышите – они стреляют. Убивают всех без разбору… Максимов задраен матросами в карцере…

На это Непенин ответил кратким:

– Хорошо. Будем ужинать…

Над столом нависло молчание. По дну тарелок надсадно тренькали ложки. И вдруг Непенина – словно ошпарило. Он задергался и, будто забыв о присутствии вестовых, обратился к штабистам:

– Начал сегодня «Павел»… тэ-экс! А какой из дредноутов по диспозиции может открыть огонь по зачинщику «Павлу»?

Никто ему не ответил – все уткнулись в тарелки.

– Нет, – сказал Непенин, не найдя ни в ком поддержки, – я не стану проливать кровь на рейде. Пусть уж лучше льется моя…

Толпа матросов уже ломила со льда по трапам на «Кречет», напором тел расшибали двери. Бежали по коврам… ближе, ближе…

– Непенина! Где адмирал?

Комфлот поднялся. Нет, это не убийцы. Это пока депутаты.

Он не сразу понял, что они сейчас хотят от него. Матросы просили дистанционные трубки для кормовых орудий:

– Дайте! По льду движется пехота, чтобы усмирять флот. Мы эту крупу раздробим картечью… Кто посмел вызвать солдат с берега?

– Я не вызывал. А трубки возьмите…

На прощание депутаты ему заявили:

– Вы не волнуйтесь. Возле погребов – усиленные караулы. Мы и сами боимся провокаций. Служба у нас продолжается по уставу…

На крейсерах волнения перешли в бурные взрывы патриотических ликований. Там кричали «ура России» – и даже качали офицеров. Они взлетали на матросских руках, с высоты палуб виделся им рейд, молчаливые остовы дредноутов, на которых офицеров никто не качал. Там их убивали, там штыками загоняли их в норы казематов.