Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Шишков

Постепенно дождь стал сходить на нет, окончательно прекратившись в районе острова Гогланд. Правда, облака никуда не делись, поэтому видимость так и осталась неважной, позволяя просматривать морскую поверхность не далее десяти километров от самолета. Теперь все внимание – поиску цели.

«Ну, давай! – мысленно призываю вражеский транспорт. – Покажись… Хоть на мгновенье!» Но, как и в предыдущих вылетах, лишь пенные барашки волн, тающие в дымке облаков, мелкие островки да иногда проступающие смутные очертания берега… И никаких признаков судоходства…

– Командир, – слышу спокойный голос штурмана, – поворачивай на юг.

– Понял. – И самолет, послушный моей воле, ложится на новый курс.

Вновь уставшие глаза напряженно просматривают морскую поверхность. И вдруг… Слева, спереди, удается различить продолговатый темный силуэт… Все чувства и эмоции, немного убаюканные монотонным полетом, моментально воспрянули, словно сбросив с себя невидимые оковы. Вот он, столь ожидаемый мною момент! Но спешить нельзя, надо получше рассмотреть предполагаемого противника. Ведь вполне возможно, это всего лишь небольшой островок…

К счастью, мои сомнения оказались напрасными. Характерные контуры бортовой линии, довольно массивная палубная надстройка – никакой ошибки быть не может. Это – немецкий транспорт.

– Вижу цель, – сообщаю штурману, – слева и немного спереди, около десяти километров от нас.

«Вот она! Возможно, это будет моя первая победа! Только бы не промахнуться…»

…В теории все достаточно просто и понятно. Снижаешься до тридцати метров и некоторое время идешь параллельно противнику, чтобы выйти в точку начала атаки, затем поворачиваешь самолет в его сторону. При этом все должно быть спланировано так, чтобы сбросить торпеду не дальше полутора километров от цели, иначе транспорт может успеть выполнить соответствующий ситуации маневр уклонения, но и не ближе шестисот метров – тогда торпеда не успеет выйти из «мешка» на заданную глубину и пройдет под днищем атакованного судна, не нанеся ему никакого вреда. Вероятность успеха заметно возрастала при заходе почти под девяносто градусов к его курсу – в этом случае увеличивалась площадь поражения, да и возможностей увернуться от удара становилось поменьше.

Конечно, точно определить размеры вражеского судна, его скорость и расстояние до него было невозможно. Все это делалось «на глазок», для чего требовался достаточно большой опыт, которого у меня в тот момент не было…

Помню, старшие товарищи всегда говорили, что самое главное – скрытно подойти к цели. Удалось – считай, половина победы уже в кармане. Честно сказать, перед вылетом я, молодой летчик, особо не питал никаких иллюзий насчет того, что сумею сделать это. Еще бы, ведь все предыдущие недели мне доводилось наблюдать более или менее значительные повреждения, наносимые нашим торпедоносцам немецкими зенитчиками. Иной раз, глядя на иссеченные осколками плоскости или практически полностью «раздетые» рули высоты и поворота, диву даешься: каким таким невероятным чудом удалось не просто удержать тяжело раненную боевую машину в воздухе, а еще привести ее домой…

Но пока враг не показывает никаких признаков беспокойства. Неужели не заметил… Сердце, дотла сжигаемое нетерпением, бешено колотится, каждый его удар эхом отзывается по всему телу, пульс отбивает последние мгновения, отделяющие меня от броска в сторону цели. «Давай! – торопит меня внутренний голос. – Вот сейчас!» И руки уже было начинали поворачивать штурвал влево, но я успел вовремя одернуть себя. «Рано еще! Слишком рано!» И лишь когда мой самолет поравнялся с немецким транспортом, стало ясно: пора идти в атаку. В это же самое время в наушниках раздался выкрик штурмана: «Давай, командир!»

Стремительный поворот, и самолет несется навстречу цели. Еще там, на земле, слушая рассказы бывалых летчиков, я много раз пытался вообразить себе торпедную атаку так, как будто не они, а я сам находился в кабине крылатой машины. И то, что мне довелось сегодня увидеть, приблизительно соответствовало моим ожиданиям, но с одной лишь существенной разницей – в жизни все происходило гораздо быстрее, поэтому я не всегда успевал выполнять адекватные ситуации действия.

Удивительно, как же быстро увеличивается в размерах вражеский транспорт. Еще до начала атаки он казался безобидной детской игрушкой, а несколько секунд спустя создается впечатление, что бросать торпеду уже поздно и если я сейчас же не отверну в сторону, столкновение неизбежно…

В таких условиях неопытному летчику довольно тяжело вести речь о правильном прицеливании. Ведь для его осуществления необходимо довольно точно оценить скорость атакуемого судна. А как это сделать, когда даже отличить движущийся транспорт от стоящего – и то весьма затруднительно. Особенно вне пределов видимости берега. Характерных бурунов за кормой совсем не видно. Поди знай, идет он или нет… Единственно правильное решение – целиться немного впереди носовой части транспорта и бросать торпеду как можно ближе…

А крылатая машина, как назло, не хочет идти по намеченной мною прямой – таскают ее из стороны в сторону балтийские ветра. Приходится, словно непослушного жеребца, возвращать самолет на требуемый курс. В общем-то, ничего нового для меня, ведь каждый раз при заходе на посадку я неминуемо оказываюсь в подобной ситуации. Но там, вблизи дома, все получается легко и естественно, словно само по себе. А здесь, над морем, в непосредственной близости врага движения рук и ног выходят какими-то суетливыми и неуклюжими. То педаль придавил чуть сильнее, чем требовалось, тем самым уведя самолет немного в сторону, то штурвал излишне к себе подтянул…

И в это самое время небо окрасилось вспышками разрывов. Тут же замелькали светящиеся полоски трассирующих снарядов. Все-таки заметили… По шее моментально потекли струйки холодного пота, ноги начали предательски дрожать…

Разрывы постепенно подбираются все ближе и ближе к моему самолету, огненные штрихи сверкают в опасной близости от кабины. «Пристрелялись, гады!» Голова рефлекторно вжимается в плечи, тело сползает вниз по спинке сиденья… Если бы можно было уменьшиться в размерах… Так и хочется зажмурить глаза, но это самое худшее из того, что сейчас можно сделать.

Большой палец правой руки, лежащий на кнопке, нервно подрагивает. С каждой секундой все тяжелее и тяжелее удержаться от искушения сбросить торпеду и, получив возможность совершить спасительный маневр, увести самолет подальше от смертельной опасности. Но нет! Нужно подойти еще ближе, чтобы ударить наверняка…

Неизвестно, чем бы окончилась эта мучительная борьба инстинкта самосохранения и воинского долга, если бы не близкий разрыв зенитного снаряда, довольно сильно толкнувший машину в сторону. «Следующий – точно мой!» – молнией пронеслось в мозгу…