Кураж - Илья Туричин

– Господин Шанце!… Господин повар! - закричал Толик и замахал обеими руками, чтобы привлечь внимание немца.

Шанце завертел птичьей головой с длинным носом.

– Это я… Я здесь!… Скажите нашим… Злате… - он совсем забыл, что повар не понимает по-русски.

Шанце заметил Толика, шагнул к краю панели, но солдат с собакой жестом велел отойти.

– Заген зи Злате!… Гут?… - крикнул Толик, оборачиваясь.

Девушка, шедшая рядом, посмотрела на него неприязненно и отстранилась.

– Это повар, - сказал Толик.

На станции за колючей проволокой в несколько рядов собралась большая притихшая толпа. Кто-то сказал, что всех расстреляют как заложников. Кто-то, что отправят в лагерь. У обмотанных той же новенькой проволокой ворот стояли часовые, ефрейтор подсчитывал пригоняемых людей по головам, как скот.

Толик устроился поближе к воротам. А вдруг Шанце понял его и скажет Злате, тогда его непременно постараются выручить.

Но Шанце ничего не мог сказать Злате, потому что девочки не было, она приходила к трем часам. Он закрылся в своей каморке, достал из шкафчика бутылку самогона и стакан, собрался было выпить, да раздумал. Нужно держать голову трезвой и соображать. Раз людей согнали на станцию, - значит, их собираются куда-то везти. Куда?

Шанце вышел на кухню, сердито погремел крышками котлов, обругал поварих и, надев шинель, захромал на улицу.

Возле входа в гостиницу стояло несколько офицеров, рассматривая группы жителей, которых вели по улице. Шанце остановился возле с безразличным видом.

– У доктора Доппеля размах, - сказал один из офицеров. - Эдак он вывезет в Германию весь город.

– Это было бы неплохо. Только зачем он увозит девушек? - подхватил другой.

И все засмеялись.

"Вот оно что", - нахмурился Шанце. Он и раньше слышал, что русских вывозят в Германию и там распределяют на работы. Но был уверен, что русские едут добровольно, чтобы заработать. Как плохо он знает своих соотечественников!

Он вернулся к себе и, не снимая шинели, поднялся на второй этаж к фрау Копф.

Гертруда Иоганновна стояла у окна и смотрела на улицу. Мимо проводили людей. Куда? Зачем?

– Что вам, Гуго?

– Их ведут на станцию. Повезут в Германию.

– Откуда вы знаете?

– Слышал. Это доктор Доппель. И того мальчика забрали, который с дедом варит самогон.

– Толика? - спросил Петр, появившийся из спальни.

– И когда их отправляют?

Шанце пожал плечами, этого он не знал. Гертруда Иоганновна все глядела в окно.

– Мама, они забрали Толика, - сказал Петр.

– Помолчи. - У нее разболелась голова. Каждый раз, когда возникали трудности, у нее начинала болеть голова, очевидно от нервного напряжения.

Она решила позвонить Доппелю, узнать, нет ли среди отправляемых поваров или артистов, так нужных ей. Прекрасный предлог. Но Отто сказал, что доктор на вокзале и вернется не скоро. Тогда Гертруда Иоганновна объяснила ему, по какому поводу она звонит, и спросила, когда отправят эшелон, успеет ли она решить с доктором свои вопросы.

– Думаю, успеете. Вряд ли эшелон отправят раньше завтрашнего утра. Еще предстоит сортировка, - пояснил Отто.

– Петер, - положив трубку и немного помолчав, сказала Гертруда Иоганновна по-русски. - Быстро иди к Флишу. Возьми пропуска, на улице говори только по-немецки… Пусть Флиш поторопится к мастеру. Пусть скажет: эшелон отправят завтра. Возможно утром. В Германию.

– Хорошо, мама. А как же Толик?

– Твой Толик тоже не уедет раньше завтра. Иди. - Когда Петр ушел, она повернулась к Шанце. - Спасибо, Гуго. Жаль, что мы ничего не можем сделать для этих несчастных, - она кивнула на окно.

Шанце стоял мрачный, нос свисал на подбородок.

– Надо всеми силами приближать конец фашизму. Это, как угар, как отрава. Разве мы, немцы, такие? - спросил он с болью.

Гертруда Иоганновна взглянула на него внимательно, но ничего не ответила. Не имела права.

Шанце пошел на станцию. Всех он не может выручать из беды, но для знакомого мальчишки сделает все, тем более что тот обратился к нему на улице, значит, считает за человека.

– Ефрейтор, - строго сказал он подойдя к колючим воротам. - Как ваше имя?

– Ефрейтор Кляйнфингер, господин фельдфебель.

– Я фельдфебель Гуго Шанце, главный повар ресторана в гостинице. Вы представляете себе, что такое главный повар? Шнапс, закуски, веселая жизнь! - многозначительно произнес Шанце, шевельнул кончиком носа и неожиданно громко позвал: - Тольик!

По ту сторону ворот появился мальчишка.

– Это мой мальчик. - сказал Шанце. - Он варит самогон!

Кляйнфингер все понял.

– Ничего не сделать, господин фельдфебель, с меня спросят поголовье, - он показал тетрадочку, куда записывал количество пригнанных людей. - Если не хватит, я буду отвечать. Простите, господин фельдфебель. Один, два, три, четыре… - начал он считать вновь прибывших. - Двадцать восемь.

– Двадцать семь, - поправил Шанце.

– Двадцать восемь. Я не мог ошибиться.

– Ефрейтор Кляйнфингер, вы просто утомились на этом ответственном посту. Я пришлю вам подкрепление, которое прочищает мозги.

– Ну, конечно двадцать семь, господин фельдфебель!

Шанце поманил Толика пальцем.

– А этого отдадите мне. Сумма сойдется.

Кляйнфингер воровато огляделся: нет ли рядом офицера, и махнул рукой:

– Чего не сделаешь для хорошего человека!

Шанце схватил Толика за шиворот, выволок из-за проволоки и так повел по улице, держа за воротник и приговаривая:

– Я тебе побегаю от работы. Я тебя посажу на цепь, как собаку! Жрать не дам неделю!

Голова Толика моталась из стороны в сторону, он не понимал ни слова из того, что бормотал Шанце, он только понимал, что повар каким-то способом выручил его, вытащил из-за колючей проволоки.

Вечером, как обычно перед началом представления, Гертруда Иоганновна вышла в зал. Зал был полон. Офицеры прибывали из госпиталей, являлись в здание бывшей седьмой школы, на какое-то время поселялись в гостинице, получали назначение и уезжали. Последний месяц уезжали главным образом на юг. Гертруда Иоганновна обратила на это внимание и сообщила в лес.

Возле столика штурмбанфюрера Гравеса собралось несколько офицеров. Они громко смеялись. И зубы штурмбанфюрера обнажены в улыбке. Видимо, кто-то рассказывал что-то забавное. Один из офицеров наклонился, она увидела рассказчика и сердце ее на мгновение остановилось, а потом застучало, как после быстрого бега. За столом штурмбанфюрера сидел обер-лейтенант Фридрих фон Ленц.

Чтобы не выдать внезапного волнения, она отвернулась и пошла мимо столиков по другому проходу. Фон Ленц, фон Ленц здесь!

Потом она услышала голос Гравеса.

– Фрау Гертруда, - он подошел к ней. - Почему вы проходите наш столик стороной?

– У вас так весело, подозреваю, что речь идет о том, что не для моих ушей, - улыбнулась она.

– О нет, это ваш старый друг рассказывает парижские новости.

– Мой старый друг? - удивилась Гертруда Иоганновна.

– Да. Обер-лейтенант фон Ленц.

Гертруда Иоганновна недоуменно подняла тонкие брови.

– О, женщины, женщины! А он-то дарил вам цветы, - засмеялся Гравес.

Он подвел Гертруду Иоганновну к столику, но она уже овладела собой, улыбнулась:

– Вот кто к нам пожаловал. Вас еще не подстрелили русские, господин фон Ленц?

Обер-лейтенант поднялся, широкая ответная улыбка осветила его лицо.

– Хорошенький вопросик!

– У меня подавляющее большинство жильцов меченые. Шрамы - знаки храбрости!

Офицеры одобрительно закивали.

– У меня шрам на сердце, фрау Гертруда, - сказал фон Ленц. - И, увы, неизгладимый. А остальные шрамы впереди, ведь я еду на фронт! - Он достал из кармана мундира маленькую коробочку. - Это я вез вам, фрау Гертруда. Прямо из Парижа. "Коти".

– Спасибо, господин обер-лейтенант, но не знаю, чем заслужила, - она посмотрела на штурмбанфюрера.

Гравес улыбался.

– Красотой! - патетически произнес фон Ленц.

Гравес хлопнул в ладоши:

– Браво, фон Ленц! Истинный рыцарь.

Она взяла из рук обер-лейтенанта коробочку, достала оттуда маленький синий флакончик, понюхала возле пробки.

– Фрау Копф, у меня завтра пустой день, не согласитесь ли вы прогуляться за город? У меня "оппель-капитан".

– А как же партизаны?

– О, полковник фон Альтенграбов и штурмбанфюрер отогнали их так далеко, что вряд ли они будут помехой.

– Не знаю, господин обер-лейтенант, у меня так много дел…

– Ерунда, Гертруда, составьте компанию фон Ленцу, - улыбнулся Гравес. - А мы все будем завидовать счастливчику.

– Так я вызову машину, скажем, на десять утра, - настойчиво сказал фон Ленц.

– Хорошо. Но мне хотелось бы взять на прогулку моих мальчиков.

– Бедняга обер-лейтенант! - воскликнул кто-то из офицеров.