Наполеон и Гитлер - Десмонд Сьюард

крестьяне страдали от воинской повинности. Сыновья состоятельных родителей могли откупиться от службы, наняв за себя другого человека. Цена такой сделки составляла почти десять годовых жалований рабочего. Около девяти процентов рекрутов поступали именно так. Многие отрубали себе пальцы или выкалывали глаз, чтобы избежать службы в армии. За дезертирами охотилась жандармерия, и в 1812 году было поймано около 60000 человек. Часто отцов арестовывали в качестве заложников, чтобы вынудить скрывающихся в лесах сыновей сдаться властям. Шатобриан описывает, как люди толпились возле вывешиваемых длинных списков приговоренных к смерти, высматривая в них имена детей, братьев, друзей и соседей. В 1813 году император призывал на службу мужчин старше шестидесяти и мальчиков до пятнадцати лет. Позже он сам признавал, что последние годились только для того, чтобы пополнять госпитали и придорожные канавы.

Страна так же страдала от солдат, как и от дезертиров. Париж и все крупные города были наводнены шумными, беспардонными войсками. Они учиняли стычки между собой, нападали на гражданское население, вламывались в винные лавки и насиловали женщин. Никто во Франции не любил красивую форму солдат «великой армии».

Нет нужды говорить, что положение в покоренных странах было куда тяжелей, чем во Франции. Рассчитанная жестокость по отношению к мирному населению позволяла сдерживать рост населения. Наполеон любил, когда ему выказывалось открытое неповиновение. В этих случаях он мог видеть своих противников, и ему было легче сломить их сопротивление. Восстание в Мадриде в 1808 году и жестокое его подавление Мюратом было как раз то, чего он и хотел. В этом же году он информировал своего брата Жозефа, назначенного королем Неаполя: «Мне бы хотелось, чтобы неаполитанцы попробовали поднять бунт. Пока ты не преподашь им урока, тебе не стать их настоящим хозяином». Испанское сопротивление было подавлено с беспощадной жестокостью. Даже там, где была полная покорность, проводились экзекуции, достойные кисти Гойи. Французские завоеватели творили не меньшие бесчинства и в Южной Италии. Грабеж был обычным делом в Испании, Португалии и Неаполе. Такие маршалы, как Сульт, напоминали Геринга в своей страсти к коллекционированию произведений искусства.

Из родни Наполеона в Испании правил Жозеф Бонапарт, в Голландии — Луи Бонапарт, в Вестфалии — Жером Бонапарт, Иоахим Мюрат правил в Неаполе, а Евгений Богарне — в Северной Италии. Первые трое были назначены только потому, что они были братьями Наполеона. Как личности они были слишком незначительны, чтобы их можно было сравнить с гитлеровскими гауляйтерами. Оставшиеся двое были весьма не уровне, несмотря на то, что их назначение тоже состоялось по причине родственных связей с императором: один из них был зятем Наполеона, а второй — приемным сыном. Оба столкнулись с сопротивлением покоренных народов. В Испании коллаборационистов можно было пересчитать по пальцам, и большинство испанцев считали их предателями. В Голландии Луи Бонапарт пытался заполнить свой двор голландцами, взявшись за это, по мнению своего царственного брата, слишком рьяно. Он отказался поддерживать Континентальную блокаду и подвергал обструкции официальных французских представителей. Он принимал американские корабли с английскими товарами и закрывал глаза на контрабанду. В 1810 году он был смещен, а его королевство присоединено к Франции.

Императора много критиковали за то, что он раздавал короны своему семейству. Гейл описывает наполеоновских наместников как «весьма неприятную компанию», и подчеркивает, что противоречие состояло в том, что, по мнению Наполеона, во главе любой нации должен был стоять француз. Император говорил, что «бросает якоря» по всей Европе, чтобы его новая французская монархия была принята по всему свету. В целом ставленники Бонапарта были весьма неэффективны в этом отношении. Только Мюрат и Евгений не требовали присмотра. За остальными наблюдали маршалы, советники и послы. Самым преданным из сателлитов был Фридрих Август из Саксонии. Будучи по-собачьи благодарен, что его сделали Великим князем Варшавским, он надеялся получить польскую корону. Другие германские сателлиты, например, короли Баварии и Вюртемберга, втайне ненавидели своего французского хозяина и были готовы предать его.

Императора поначалу чествовали как освободителя поляков. «Мы молимся на вас, — сказал ему пфальцграф Гнезненский в 1807 году. — Мы возлагаем на вас все наши надежды. На вас, кто создает и разрушает империи, кто возрождает нашу страну». В 1812 году поляки были уверены, что он возродит их древнюю монархию. Однако у него не было ни малейшего желания обижать австрийцев, оккупировавших треть польской территории. Уже будучи на острове Святой Елены, он говорил: «Обстоятельства были сильнее моих желаний. Я надеялся, что возрожденное сильное Польское королевство станет надежным щитом от амбиций русского царя.» На самом деле поляки, за исключением его Прекрасной возлюбленной, княгини Валевской, были для него не больше, чем источник получения денег и пушечного мяса. Он истощил страну настолько, насколько мог.

Пруссию нельзя было назвать в полной мере марионеточным государством, — зато оккупированным — наверняка. Французские гарнизоны стояли повсюду, обеспечиваемые прусскими деньгами (сумма постепенно вы росла до 160 миллионов франков). Император отказывался вывести войска до установления общеевропейского мира - мира, который должен был включать Британию.

Пока оккупированные государства поставляли во Францию людей и денежные средства, система была неэффективной на всех уровнях, несмотря на стремление императора обращать пристальное внимание не только на военные, но и на экономические проблемы. Основной проблемой было снабжение войск. Вне Франции они квартировали, как правило, в сельской местности, это означало, что еда и вино, зерно и скот изымались без всякой компенсации. Все сено шло на корм лошадям, которые иначе бы паслись на ржаных и пшеничных полях (если те не были вытоптаны военными маневрами). Военной полиции на оккупированных территориях не существовало, поэтому вечно пьяные оккупанты могли безнаказанно грабить и насиловать. Обычная полиция, сопровождавшая войска, вела себя таким же образом. Традиционная ненависть немцев к французам пошла не с походов Людовика XIV, а с наполеоновской оккупации. Постоянный набор рекрутов, растущие налоги, конфискация имущества, хищение предметов искусства и — в Австрии и Пруссии — крупные контрибуции. Из призванных на военную службу мало кто возвращался домой, а вернувшиеся рассказывали об ужасных лишениях, которые им пришлось перенести.

Всегда было больше противников режима, чем его сторонников. В Испании это означало полномасштабную войну. В Италии север и центр были сломлены, а в Калабрии шла партизанская война. В Германии ситуация была еще сложнее.

Хотя император и признавал, что немцы ненавидят его, он утверждал, что с его стороны для этого не было повода: «Я мог бы брать с немцев огромные контрибуции, и это было бы справедливо. Однако я не делал этого только из-за моего глубокого уважения к этому народу». Хотя Наполеон вдохновил многих композиторов и драматургов Германии на