Изгнанник - Лариса Петровичева

– Если бы не вы, мне сейчас тут не стоять. Векселя аннулированы, и проголосовать за вас – это меньшее, что я мог сделать в благодарность. Этот собор продать со всем содержимым – и то бы денег не хватило.

– Вот и хорошо, – кивнул Шани, мельком подумав, на что, собственно, патриарх умудрился угрохать такие деньжищи. – Как там поживают многоуважаемые дочери кардиналов?

Он не слишком хотел спрашивать, но вопрос словно сам сорвался с языка. Странные мы ведем разговоры, подумал Шани, говорим с теми, кто нам не нужен, о том, что нам не следует знать. Впрочем, патриарх не увидел в вопросе ничего необычного и ответил:

– Счастливы, ваша бдительность, что вы не отрубили им руки. Отцы ожидали чего-то подобного и решили не рисковать. Счастливы до умопомрачения, что девушки вернулись живыми.

Вот и славно.

На улице накрапывал дождик – мелкий, осенний, тоскливый. Шани поднял капюшон плаща и быстрым шагом направился в сторону дворца. В кармане лежал список потенциальных мертвецов, и Шани ощущал его томительную тяжесть.

Осталось немного, подумал он. Совсем немного.

Сейчас Софья ожидала допроса в подземной тюрьме инквизиции, в одной камере с деревенскими ведьмами. Интересно было бы посмотреть на выражение лица Луша, когда ему донесут о том, что прекрасная девица Стер на самом деле срезала жир с мертвецов и варила свечи для наведения порчи. Шани вынул из кармана луковку часов и уточнил время: пожалуй, следует поторопиться. Разумеется, Софью охраняют, и он прямо заявил, что снимет голову с того, кто хоть косо на нее посмотрит, – но в инквизиционном охранном отделении работают молодые крепкие мужики, которые от большого ума могут и наплевать на приказ, очаровавшись прелестной колдуньей.

Ничего. Успеет.

Во дворце было тихо и сонно. Огромное здание словно вымерло: сейчас здесь царила глухая тишина, похожая, пожалуй, на то торжественное беззвучие, которое возникло после смерти государя Миклуша. Теперь же, скорее всего, обитатели дворца затаились из-за грандиозного скандала, который вчера устроил государь. Шани шел по коридорам и лестницам к личному кабинету его величества и никто, кроме по обыкновению молчаливых охранцев, не попадался ему на пути. Наконец, он дошел до государевых покоев и услышал голоса:

– Шалава ты! Шалава и тварь!

Ага, значит, во дворце все же есть и живые люди, а не только охранные статуи. Шани прошел мимо караульного к внутренним дверям и стал слушать. Гвель плакала навзрыд, но ничего не говорила в свое оправдание. Да и что тут, собственно, скажешь?

– Я тебя, уродину бледную, королевой сделал! – послышался звук удара, и Гвель зарыдала еще громче. – Я тебе все дал. Весь мир дал, пользуйся, – еще один удар. – Нет, мало! Все тебе не то! Мразь такая, ненавижу!

Шани надоело стоять под дверью, словно в дешевой оперетте, и он без стука вошел в покои государя. Как и следовало ожидать, Луш едва дотерпел до дому и воспитывал супругу, даже не сняв парадного камзола. Видимо, ему стоило значительных усилий сохранять относительное спокойствие на публике, демонстрируя трогательный мир в семье. Гвель пыталась встать с пушистого белого ковра, уже испачканного кровью из разбитого носа. Синяк всех цветов побежалости на ее измученном личике действительно выглядел впечатляющим. Увидев незваного гостя, супруги встрепенулись, Луш сжал кулаки, а Гвель расплакалась в два раза громче. Весь ее жалкий вид так и взывал о помощи.

– Что ж вы так, государь, – со знанием дела начал Шани. – Валенком надо. Либо кусок мыла в чулок, и полный вперед.

– Это еще зачем? – с искренним недоумением спросил Луш. Видимо, он ожидал всего чего угодно, кроме того, что обнаглевший любовник его жены вот так запросто начнет давать советы, как лупцевать неверную супругу.

– Как зачем? – вопросом на вопрос ответил Шани и полез в карман за бумагами. Случай выдался потрясающий, упускать его было просто грешно. – Чтобы не оставлять следов. А то придут к вам амьенские послы грамоты вручать, а на ее величестве живого места нет. Натуральный скандал, начнутся разговоры.

Кажется, Луш начинал что-то понимать. Он отпихнул жену с дороги и медленно двинулся к Шани, сжимая и разжимая кулаки и намереваясь забить его без всяких валенок, голыми руками. Гвель испуганно вскрикнула.

– Впрочем, я к вам по делу, – все с тем же невозмутимым спокойствием продолжал Шани, отступив к письменному столу и вынув из чернильницы новенькое, остро очинённое перо. – Нужна подпись государя на списке еретиков, подлежащих казни. Если их больше двух десятков, то инквизиция препоручает такое решение владыке.

– Да я тебя зарою, ублюдок! – взревел Луш. – Да я тебе это перо в глаз воткну!

Он подскочил, сгреб воротник Шани в кулаки и несколько раз встряхнул шеф-инквизитора, словно прикидывал, вышвырнуть ли его в окно с третьего этажа, разбить голову о стену или затолкать в камин и огонь развести. Впрочем, Шани не собирался смиренно принимать свою судьбу и легонько нажал на особую точку на мощном бицепсе Луша.

Государь взвыл от боли, выпустил воротник и отшатнулся. Пострадавшая рука обвисла плетью. Отличная вещь – дальневосточные боевые искусства: нажимаешь на нужное место на человеческом теле, и руку сковывает временный паралич. Неприятно, конечно, однако не смертельно. Через пару часов отпустит, но Шани к тому времени будет далеко.

– Ах ты мразина… – только и смог простонать Луш, прижав к груди пострадавшую руку и поскуливая от боли.

– Я работать пришел, ваше величество, – спокойно сказал Шани и протянул ему перо. – Ознакомьтесь со списком и напишите ваше решение. Казнить, помиловать. На все ваша высочайшая воля.

Луш сжал челюсти так, что зубы хрустнули.

– Чтоб ты живьем сгнил, падаль, – пожелал он и взял перо здоровой рукой. «Козьнить». Что и требовалось доказать. Впрочем, сейчас были важны не орфографические ошибки, а сама подпись государя. Шани благодарно кивнул и убрал бумаги в карман.

– Да будет так, ваше величество. До свидания, не смею отвлекать вас в момент семейной драмы.

Гвель умоляюще потянулась к нему и едва не схватила за край плаща, но Шани снова сделал вид, что ничего не заметил. Когда за ним закрылась дверь, то он услышал тихий жалобный стон.

Всего доброго, ваше величество.

Во Дворце инквизиции Шани встретили спокойно и без всякого пафоса. В отличие от аальхарнских верховных иерархов, здесь никто не считал, что он не может занимать кресло шеф-инквизитора, поэтому и назначение ни для кого не стало неожиданностью. Коллеги оторвались от работы, быстро поздравили его и вернулись к своим делам.

Еретики сами себя ловить не будут.

Войдя в пустую пока допросную и приказав привести обвиняемую Стер, Шани выволок из угла ящик с запасными инструментами, часть из которых несколько лет назад была признана бесчеловечными и не подходящими для ведения расследования. Коваш смотрел с сочувствующим пониманием и мялся, словно желал сказать что-то важное, но не отваживался. В конце концов, он все-таки промолвил:

– Может, помочь?

Шани отрицательно качнул головой.

– Не надо. Я сам… это все-таки мое личное дело.

– Понимаю, – кивнул Коваш и вынул из ящика набор подноготных игл в идеальном состоянии. Повертел в руках, положил обратно. – Все зло от баб идет на этом свете. Моя вон тоже не пойми чего хочет, и все-то ей не ладно, да не хорошо, да не подходит. Берегли бы, что имеют, так ведь нет. Что делать – ума не приложу.

– Ну так разводись, что ли, – хмыкнул Шани. – Бумаги я тебе хоть сейчас завизирую.

Коваш потупил взгляд.

– Да ведь она вдова, мы пока просто так живем.

– В блуде, значит. Хотя со вдовой, в принципе, допускается. Ну тогда обвенчайся. Окрутись законным браком, так сказать.

– Тогда она меня совсем сожрет. Живого места не оставит.

Шани не сдержал улыбку. Кто б мог подумать, что сам Коваш, известный лютым нравом брант-мастер инквизиции, от одного упоминания имени которого трепещут ведьмы и еретики по всему Аальхарну, не может совладать с какой-то ушлой бабой. Впрочем, кто их разберет, эти семейные отношения.

– Тогда терпи. Блаженны претерпевшие за правду. – Рассматривая металлическую «розу», из которой при повороте ручки вылезают шипы и рвут тело в клочья, Шани мысленно зацепился за какую-то мелочь, не имевшую, в принципе, отношения к делу, но Коваш понял его задумчивость по-своему и «розу» отобрал.

– Ну это как-то совсем, – высказал он свое мнение. – Лиходейство уже получается. Сами потом жалеть будете, истинно вам говорю.

– Меня бы кто пожалел, – нахмурился Шани.

Коваш сочувствующе вздохнул и посоветовал:

– Жениться вам надо. А взять за себя тихую спокойную девочку из мещан, с хорошим воспитанием, чтоб место свое знала и ценила. Можно даже не красавицу, чтоб лишнего о себе не понимала. И жить будете как у Заступника в рукаве.

Шани вопросительно поднял бровь.