Восточные сюжеты - Чингиз Гасан оглы Гусейнов

будто спешить не к чему, я командировочный, но всеобщий ритм захватил и меня, и поток несет мое тело, как щепку. В руке — тяжелый портфель, во взгляде — решимость. Втиснулся с трудом в вагон, и спина припечаталась к плотно закрытым дверям. Чую лопатками их жесткость. Портфель тянет руку вниз, будто все повисли на мне. Кто-то, чувствую, ударился о бок моего портфеля и недовольно смотрит на меня.

Выбрался-таки, вспотевший, на улицу! Рука свободная спешит помочь руке уставшей, и, пока добираюсь до министерства, устают обе.

Первый поклон — секретарше. Брюнетке с черными, как у негритянки, вьющимися волосами. Всегда встречает меня приветливо, хотя знаю, что строга. И не всякого впустит к шефу, бережет его покой и время. А у заместителя министра всегда толкутся в приемной люди: только начни принимать, и времени решать дела не останется, утечет, как вода между пальцев.

Прошел за письменный стол, открыл портфель и у самых ее ног, так, чтобы никто не глазел из посторонних, вынул и положил сувенир и на ухо, как старой знакомой, шепнул: «Пламенный привет!» Она раскраснелась: «Ой, ну что вы беспокоитесь!.. Спасибо».

Приезжать из солнечного края без сувениров — по меньшей мере бескультурье. Это — дань уважения, и ничего более. Причем не от одного меня, есть и другие дары, например от нашего шефа. Поболтав минуту-другую о том о сем, вошел к заместителю. Человек он знающий, опытный, не раз выручал нас. Его ученики занимали ответственные должности. К примеру, наш директор. Передал горячие приветы и добрые пожелания от бакинцев, и прежде всего от вечно признательного ему ученика, и перешел к делу. Но не успел и рта раскрыть, как Пал Палыч тут же уловил суть моей просьбы, взял наши официальные прошения, наложил резолюции, вызвал секретаршу и поручил подготовить письма в адрес проектного института и опытного завода, и я не смел больше отнимать у него время. Быстро, по-деловому, без волокиты. Это и есть стиль.

Секретарша, она же и помощница, — прелесть. И текст составит, и подскажет, к кому идти.

А дело наше было запутанное. Заблудились, как говорится, в трех соснах. И виновных нет. Было бы несправедливо кого-либо обвинять: ни завод, ни институт, ни тем более министерство.

Одним словом, выразил признательность и направился к машинистке. Не первый раз мне печатала. И даже в обеденный перерыв. Моим бумагам и на сей раз повезло. Снова к заму. Подписал, в канцелярии приложили печать, отметили исходящий номер, и — на улицу.

Портфель полегчал, но не очень. Не люблю таскать грузы. Конечно, грех было называть грузом целебный ароматный напиток, не просто расширяющий сосуды, но придающий самой жизни новые краски, если уметь, конечно, им пользоваться.

Из министерства поехал в проектный институт. С ними еще год назад мы заключили договор, перевели кучу денег, чтобы они помогли нам заменить старую поточную линию на более совершенную и перспективную. Идея была отличная, проект составлен и одобрен, в планах нового года мы заявили продукцию на основе уже усовершенствованной системы, но дело не двигалось, и к работе еще не приступали. А все потому, что чертежи были всего-навсего в одном-единственном экземпляре, а нам нужно было четыре.

Руководитель лаборатории проектного института встретил меня, мало сказать — тепло или горячо: по-братски. Обнялись и расцеловались, а узнав, зачем я приехал, сразу сник. Махнул рукой, сидит кислый, настроение неважнецкое. А что поделаешь? Стали внедрять новую систему на опытном заводе, всплыли десятки недостатков, комиссия составила акт, работы приостановлены, сейчас устраняют неполадки, в чертежи вносятся изменения. В конце года можно будет приехать и забрать сколько угодно экземпляров чертежей. Конечно, можно было бы снять копии со старого экземпляра, который у нас есть, но чертежей не один и не два листа — четыре толстых тома, каждый в десять фунтов! Часть оборудования нами была закуплена, для приобретения остальной было дано распоряжение — письмо Пал Палыча у меня в кармане! Я сказал об этом руководителю лаборатории, а он ответил: «Прекрасно. Оборудование вам понадобится в конце года».

Но мы же демонтировали старую линию, чтобы начать сборку новой!

Работа не доведена до конца!

Нельзя ли, дорогой Костя, недочеты исправить собственными силами? Самим!

Руководитель развел руками и вздохнул. Рад, мол, помочь, да не могу: у комиссии есть акт, пока к работе приступать нельзя.

Единственное, что он смог сделать для меня, и то по дружбе, — так это ознакомить с актом на ста страницах. Недостатки были указаны крупные, однако мы смогли бы своими силами и своим провинциальным умишком устранить их в процессе сборки новой линии.

Ведь в экспериментальных условиях новая система прошла испытание, получила высокую оценку!

А теперь жди до конца года. А у нас времени нет, ибо план нового года утвержден и мы — как удержишься? — растрезвонили о новой крупной реорганизации… Заметки, интервью… «Как сообщил нам директор Нияз Ниязбекович Ниязов…» Вырезай — и в рамку! Вся задержка за дополнительными старыми чертежами. Выручай, Костя!

А что Костя может сделать? Он мне друг, брат, но акт есть акт!

Из института направился на завод. Портфель заметно похудел.

Мне дали твердое слово, что оборудование пошлют на этой неделе. И на том спасибо. Я пообедал в заводской столовой: люблю сосиски, хотя их теперь мало кто любит, в целлофане.

Надо было позвонить на наш завод, посоветоваться, как быть. Если бы удалось выписать существенные недостатки, указанные в акте, да заполучить новые экземпляры, мы пошли бы на риск, продолжили бы работу. Ведь идея осталась в силе!..

В третьем часу, прежде чем звонить по автомату, зашел в кондитерский магазин. И как раз торговали индийским и цейлонским чаем. Опустевший портфель снова разбух.

И с автоматом мне повезло. Почти никого. Позвонил в Баку, директора на месте не оказалось, говорил с заместителем Мир-Мехти, неизвестно за что прозванным Святым. Но ничего путного из его советов мне уразуметь не удалось. Святой твердил лишь одно: возвращайся, посоветуемся, найдем нужным — снова пошлем… Глазок автомата