Лавка древностей - Чарльз Диккенс

— Я никого не собираюсь корить, — сказал жилец, да с такой яростью, что Дик в мгновение ока очутился на лестнице перед захлопнутой дверью.

Здесь он наткнулся на мистера Брасса и мисс Салли, которых только его внезапное появление заставило оторваться от замочной скважины. Они сразу увлекли его в контору и потребовали отчета о беседе с жильцом, так как, несмотря на все их старания, им ничего не удалось подслушать, по причине ссоры из-за первого места на этом наблюдательном посту — ссоры, которая хоть и ограничилась в силу необходимости пинками, щипками и немой жестикуляцией, но отняла у них порядочно времени.

И мистер Свивеллер представил им полный отчет совершенно точный во всем, что касалось характеристики одинокого джентльмена и высказанных им пожеланий, и поэтически-вольный в части, относящейся к огромному сундуку, который он описал, скорее увлеченный фантазией, чем преданностью истине, клятвенно заверяя, будто в нем хранятся все виды самых изысканных напитков и съестных припасов, известных нашему времени, и будто сундук этот представляет собой некий аппарат, который приводится в действие часовым механизмом и извлекает из своих недр решительно все. Кроме того, мистер Свивеллер дал понять, что храм со спиртовкой за две с четвертью минуты зажарил ростбиф в семь фунтов весом, чему свидетели его собственные чувства, а именно — зрение и вкус. Каким образом это было сделано, ему неизвестно, но он хорошо помнит, что одинокому джентльмену стоило только мигнуть, и вода сразу закипела и забулькала, из чего он (мистер Свивеллер) заключает, что жилец их какой-нибудь знаменитый фокусник, или химик, или и то и другое вместе, а следовательно, его пребывание под этой крышей озарит славой имя Брасса и вызовет новый интерес к истории улицы Бекис-Маркс.

Мистер Свивеллер счел нужным умолчать только об одном — а именно, о небольшой чарочке, которая, последовав по пятам за скромными обеденными возлияниями и отличаясь крепостью своего содержимого, вызвала в нем легкую лихорадку и заставила его два-три раза в течение вечера приложиться к другим таким же чарочкам в ближайшей харчевне.

Глава XXXVI

Так как одинокий джентльмен, уже которую неделю живший под крышей мистера Брасса, по-прежнему отказывался разговаривать или хотя бы объясняться знаками с самим стряпчим и его сестрицей и каждый раз избирал своим посредником Ричарда Свивеллера и так как он оказался жильцом во всех смыслах подходящим — то есть платил за все вперед, не докучал просьбами, не шумел, рано ложился спать, — мистер Ричард незаметно приобрел большой вес в доме в качестве лица, которое имело влияние на таинственного обитателя верхнего этажа и к добру ли, к худу ли — вступало с ним в переговоры, тогда как никто другой не осмеливался даже близко к нему подойти.

Откровенно говоря, отношения между мистером Свивеллером и одиноким джентльменом были не слишком-то близкие и не слишком-то поощрялись последним, — но поскольку Дик еще ни разу не вернулся с этих односложных бесед без того, чтобы не процитировать такие высказывания безыменного жильца, как: «Свивеллер! Я уверен, что на вас можно положиться», «Скажу не колеблясь, я к вам очень расположен, Свивеллер», «Свивеллер, вы мой друг и никогда от меня не отступитесь», а также много других столь же дружеских и доверительных по тону заявлений, якобы сделанных одиноким джентльменом по его адресу и служивших главным содержанием их разговоров, — мистер Брасс и мисс Салли ни минуты не сомневались в силе влияния мистера Ричарда, слепо веря ему на слово.

Но, помимо этой заручки и совершенно независимо от нее, у мистера Свивеллера имелась и другая, которая обещала быть не менее надежной и значительно укрепляла его положение в доме Брасса.

Он снискал благосклонность мисс Салли Брасс. Да не посмеют зубоскалы, привыкшие глумиться над женскими чарами, навострить уши в надежде на романтическую повесть, которая послужит им пищей для насмешек. Нет! Мисс Брасс хоть и была создана для любви, но сердце ее не ведало, что такое любовь. Привыкнув с детских лет цепляться за подол Фемиды, сделав с ее помощью первые самостоятельные шаги и не ослабляя с тех пор своей цепкой хватки, это прелестное существо так и осталось на всю жизнь питомицей богини правосудия. Еще малюткой Салли славилась уменьем перенимать походку и манеры судебного пристава и, выступая в его роли, научилась по всем правилам опускать руку на плечо сверстников и уводить их будто в долговую тюрьму, поражая зрителей правдоподобием этих сценок. Но что ей удавалось лучше всего, так это составление описи имущества у кукол с точным учетом всех столов и стульев. Эти невинные забавы скрашивали и услаждали последние годы жизни ее вдового родителя — джентльмена в высшей степени почтенного (друзья, преклонявшиеся перед его житейской мудростью, дали ему прозвище «Старый Лис»), который всячески поощрял дочку и, предвидя свое скорое переселение на кладбище у Собачьей канавы, более всего скорбел о том, что она не сможет выправить бумаги на стряпчего и вступить в это сословие. Обуреваемый столь нежными и трогательными чувствами. Старый Лис торжественно вверил Салли заботам своего сына Самсона, рекомендовав ее как бесценную помощницу, и со дня кончины старичка и по сей день мисс Брасс была верной опорой брату во всех его делах.

Не ясно ли отсюда, что, посвятив себя сызмальства одному занятию и одному попечению, мисс Брасс соприкасалась с жизнью лишь постольку, поскольку жизнь соприкасалась с законом, а следовательно, можно ли ждать, чтобы леди со столь возвышенными запросами была мастерицей по части более изящных и утонченных искусств, которыми обычно блистают женщины. Совершенства мисс Салли носили характер мужественный и не выходили из рамок юриспруденции. Они начинались с деятельности стряпчего и на том же кончались. Служа лишь закону, она пребывала, так сказать, в законном состоянии невинности души и сердца. Закон был ее нянькой, — но ведь кривые ноги и всякие другие уродства в детях часто приписывают неумелому уходу, и если в таком светлом уме могли быть обнаружены какие-либо нравственные изъяны и выверты, то винить в этом следовало только няньку мисс Салли Брасс.

И вот в жизнь этой леди, как нечто свежее и поднос новизны, какая не снилась ей даже во сне, ворвался мистер Свивеллер — ворвался и давай распевать веселые песенки, показывать фокусы с чернильницей и коробочкой облаток, ловить сразу три апельсина одной рукой, балансировать табуретом на подбородке и перочинным ножом на носу, а также проделывать сотни других столь же поразительных фортелей, ибо во время отлучек мистера Брасса подобные развлечения помогали Ричарду рассеивать томительную скуку своего вынужденного заточения в конторе. Эти светские таланты, которые мисс Салли обнаружила в новом писце совершенно случайно, мало-помалу оказали на нее такое действие, что она стада частенько просить мистера Свивеллера отдохнуть от трудов и поразмяться, невзирая на ее присутствие, чем мистер Свивеллер охотно пользовался. Таким образом, между ними зародилась дружба. С течением времени мистер Свивеллер стал, подобно мистеру Брассу, смотреть на мисс Салли как на своего собрата по профессии. Он обучил ее таинствам игры в орлянку и в карты — на фрукты, имбирный лимонад, жареную картошку и даже на скромную чарочку, пригубить которую не отказывалась и она сама. Он часто подсовывал ей свою порцию переписки, в добавление к ее собственной, и — чего ж больше! — иной раз вознаграждал ее за это дружеским похлопываньем по спине и называл «славный малый», «душа-человек» и тому подобное, а она нисколько не обижалась и выслушивала его комплименты с благосклонностью.

Мистеру Свивеллеру не давало покоя только одно обстоятельство, а именно то, что маленькая служанка неизменно пребывала где-то в недрах земли, под улицей Бевис-Маркс, и появлялась на поверхности лишь по звонку одинокого джентльмена и вскоре немедленно исчезала. Она никогда не выходила наверх, не заглядывала в контору, не снимала своего заскорузлого передника, видимо никогда не умывалась, не выглядывала из окон, не выскакивала за дверь подышать чистым воздухом, не знала ни отдыха, ни развлечений. Ее никто не навещал, о ней никто не говорил, о ней никто не заботился. Мистер Брасс высказал однажды предположение, будто их служанка «дитя любви» (а это значило все что угодно, только не «любимое дитя»), но других сведений о ней Ричарду Свивеллеру так и не удалось собрать.

«Дракона спрашивать бесполезно, — думал как-то Дик, созерцая черты мисс Салли Брасс. — Я подозреваю, что первый же мой вопрос сразу положит конец нашей дружбе. Между прочим, любопытно, действительно она дракон или ближе к русалочьей породе? В ней есть что-то чешуйчатое. Но русалки обожают глядеться в зеркало, что ей совсем ни к чему. И они обычно только и знают что расчесывать волосы, чего за ней не водится. Нет! Она, конечно, дракон!» — Вы куда собрались, старина? — сказал Дик вслух, когда мисс Салли привычным жестом вытерла перо о свое зеленое платье и поднялась с табуретки.