Лавка древностей - Чарльз Диккенс

— Осади, пройдошливый юнец, — обратился мистер Чакстер к Киту. — Тебе велено зайти в контору.

— Неужели мистер Авель забыл что-нибудь? — сказал Кит, слезая с козел.

— Спрашивать не полагается, — отрезал мистер Чакстер. — Сходи и узнай. Тпру! Кому говорят! У меня этот пони был бы шелковый.

— Вы с ним, пожалуйста, поласковей, — сказал Кит,не то хлопот не оберетесь. И, пожалуйста, не дергайте его за уши. Он этого не любит.

Мистер Чакстер не удостоил замечания Кита другим ответом, кроме как назвав его «юнцом», и намеренно холодным тоном потребовал, чтобы он живее поворачивался. «Юнец» повиновался, а мистер Чакстер засунул руки в карманы и сделал вид, будто он не имеет никакого касательства к пони и очутился здесь совершенно случайно.

Кит старательно вытер ноги о железную скобу у входа (так как он еще не потерял уважения к связкам бумаг и железным шкатулкам нотариуса) и постучался. Дверь ему сразу же отворил сам мистер Уизерден.

— А, Кристофер! Входи, — сказал он.

— Это тот самый мальчик? — спросил сидевший в конторе пожилой, но весьма дородный и крепкий на вид джентльмен.

— Тот самый, — ответил мистер Уизерден. — Он случайно столкнулся с моим клиентом, мистером Гарлендом, вот у этих дверей, сэр. Я имею основания считать его порядочным мальчиком, сэр, и полагаю, что вы можете ему верить. Разрешите мне представить вам его молодого хозяина, сэр. Мой практикант, сэр, и ближайший друг. Ближайший друг, сэр! — повторил нотариус, вынимая из кармана шелковый фуляр и обмахивая им лицо.

— Ваш покорный слуга, сэр, — сказал незнакомый джентльмен.

— К вашим услугам, сэр, — кротким голосом ответил мистер Авель. — Вы хотели побеседовать с Кристофером, сэр?

— Да, хотел, с вашего разрешения. — Будьте так любезны!

— Я не намерен окружать свое дело тайной — точнее, от вас у меня нет никаких тайн, — сказал незнакомец, заметив, что мистер Авель и нотариус хотят уйти. — Дело мое касается одного антиквара, у которого этот мальчик служил и судьба которого меня крайне интересует. Я провел долгие годы на чужбине, джентльмены, и, вероятно, отвык от многих условностей и церемоний. Если это так, заранее прошу извинить меня.

— Просьба совершенно излишняя, сэр, совершенно излишняя! — воскликнул нотариус, и мистер Авель подтвердил это.

— Я навел справки у соседей старого антиквара, — продолжал незнакомец, — и узнал, что этот мальчик служил у него в лавке. Потом я разыскал мать этого мальчика, а она указала мне место, где его можно найти, то есть направила сюда. Вот причина, которая привела меня к вам.

— Приветствую любую причину, сэр, — сказал нотариус, — доставившую мне честь знакомства с вами.

— Сэр! — воскликнул пожилой джентльмен. — Вы изъясняетесь как светский человек, но я о вас лучшего мнения. Оставьте эти ненужные комплименты!

— К-ха! — кашлянул нотариус. — Вы не сторонник околичностей, сэр.

— Не только на словах, но и на деле, — отрезал незнакомец. — Может быть, мое долгое отсутствие и неопытность заставили меня прийти к заключению, что поскольку честные слова почитаются редкостью в этой части земного шара, очевидно, это распространяется и на дела. Мои слова, вероятно, покажутся вам обидными, сэр, но я постараюсь искупить их делом.

Мистер Уизерден был несколько озадачен столь неожиданным оборотом беседы, а Кит смотрел на пожилого джентльмена с открытым ртом и думал, как же этот человек набросится на него, если ему ничего не стоит говорить напрямик с самим нотариусом. Однако в словах незнакомца, обращенных к Киту, чувствовалась не столько строгость, сколько раздражительность и нетерпение, что, по-видимому, было неотъемлемой чертой его характера.

— Если тебе, мальчик, думается, что я преследую своими расспросами какие-то другие цели, кроме розыска этих людей, которым я желаю только блага, то ты жестоко ошибаешься и судишь обо мне превратно. Так вот, прошу тебя, не заблуждайся и положись на мое слово. Дело в том, джентльмены, — добавил он, поворачиваясь к нотариусу и его практиканту, — что я совершенно неожиданно очутился в тяжком для себя положении. Я приехал в Лондон с одной мечтой, дорогой моему сердцу, и никак не думал, что наткнусь на такие препятствия и затруднения. Какая-то непостижимая тайна разрушила все мои планы. Сколько я ни стараюсь проникнуть в нее, все тщетно — чем дальше, тем она становится темнее и темнее. И теперь я уже боюсь действовать открыто, ибо это может испугать тех, кого я разыскиваю повсюду, и они скроются от меня еще дальше. Уверяю вас, вы не пожалеете, если окажете мне помощь. А как я нуждаюсь в ней, какое бремя спадет у меня с плеч — одному богу известно!

Это признание, сделанное с таким прямодушием, сразу нашло отклик в сердце доброго нотариуса, и он не менее искренне заверил незнакомца, что тот не ошибся в нем и что он с готовностью поможет ему, если его помощь потребуется.

Вслед за тем незнакомый джентльмен принялся за Кита и начал подробно расспрашивать его обо всем, касающемся старика и девочки, об их уединенном образе жизни, их нелюдимости, замкнутости. Ночные отлучки старого антиквара, одиночество девочки в эти часы, его болезнь, выздоровление, захват лавки Квилпом и внезапный уход ее прежних хозяев — все это послужило поводом для множества вопросов и ответов. Наконец Кит сказал незнакомому джентльмену, что дом старика теперь сдается внаем и что записка на двери направляет всех за справками к мистеру Самсону Брассу — стряпчему с улицы Бевис-Маркс, от которого ему, может быть, удастся получить дополнительные сведения.

— Специально ходить туда мне не надо, — сказал джентльмен, покачивая головой. — Я у него живу.

— Живете у стряпчего Брасса? — удивился мистер Уизерден, имевший некоторое представление об этом своем собрате по ремеслу.

— Да, — последовал ответ. — Я снял у него комнату главным образом потому, что прочел ту самую записку. Не все ли равно, где поселиться? К тому же с отчаяния я тешил себя надеждой получить там сведения, которых нельзя добыть никаким другим путем. Да, я живу у Брасса. Тем хуже для меня — так вы считаете?

— Дело вкуса, — сказал нотариус, пожимая плечами. — Он пользуется весьма сомнительной репутацией.

— Сомнительной? — переспросил незнакомец. — Рад слышать, что на его счет еще есть какие-то сомнения. Мне казалось, это вопрос давно решенный. Если вы позволите, я бы хотел поговорить с вами наедине.

Изъявив согласие на это, мистер Уизерден увел его в свой кабинет, где они пробыли минут пятнадцать, погруженные в беседу, после чего вернулись обратно. Незнакомец оставил свою шляпу в кабинете мистера Уизердена и, судя по всему, успел окончательно подружиться с ним за эти четверть часа.

— Я тебя больше не задерживаю, — сказал он, давая Киту пять шиллингов и оглядываясь на нотариуса. — Мы с тобой еще увидимся. И ни слова о нашем разговоре никому, кроме хозяина и хозяйки.

— Моя мать, сэр, была бы так рада узнать… — запинаясь, пробормотал Кит.

— Что узнать?

— О мисс Нелли… если только можно…

— Вот как! Ну что ж, скажи ей, если она не из болтливых. Но больше никому ни слова, запомни это. И будь осторожнее.

— Не беспокойтесь, сэр, — сказал Кит. — Благодарю вас, сэр, всего вам хорошего.

Стараясь внушить Киту, насколько важно держать в тайне их разговор, джентльмен вышел вместе с ним за дверь, и надо же, чтобы в эту минуту мистер Ричард Свивеллер устремил взгляд на дом нотариуса и увидел своего таинственного друга в обществе Кита.

Это получилось совершенно случайно, и вот каким образом. Мистер Чакстер — джентльмен с утонченными вкусами и возвышенной душой — состоял членом той самой Ложи Блистательных Аполлонов, Пожизненным Мастером которой был мистер Свивеллер. Выйдя на улицу с поручением по какому-то делу, которое обстряпывая его патрон — стряпчий Брасс, и признав в джентльмене, не сводившем взгляда с чужого пони, одного из членов этого блистательного братства, мистер Свивеллер перешел на ту сторону и обратился к нему с приветствием, как и полагалось по уставу Пожизненным Мастерам, ибо на них лежала обязанность поощрять и подбадривать своих учеников. Едва успев приветствовать мистера Чакстера и присовокупить к приветствию свои соображения по поводу погоды и дальнейших видов на нее, он поднял глаза и увидел одинокого джентльмена с улицы Бевис-Маркс, занятого серьезным разговором с Кристофером Набблсом.

— Ба! — воскликнул Дик. — Кто это?

— Пожаловал какой-то сегодня утром к моему патрону, — ответил мистер Чакстер, — а кто такой — я ведать не ведаю.

— Ну хоть фамилию! — сказал Дик. Но мистер Чакстер, со свойственной Блистательным Аполлонам выспренностью, ответил: да будет род его проклят в веках, если он имеет об этом хоть малейшее понятие.

— Скажу вам только одно, друг мой, — добавил мистер Чакстер, прочесывая пальцами волосы, — по милости этого господина я торчу здесь вот уже двадцать минут, вследствие чего пылаю к нему смертельной и неугасимой ненавистью и проводил бы его отсюда до самых ворот ада, да вот только времени свободного нету.