Никита Хрущев - Сергей Хрущев

В тот день, придя утром в гостиницу, мы сказали переводчице, что забираем гостей на весь день, и она свободна. Переводчица обиделась, но мы не придали этому значения. В соответствии с намеченной программой сначала поехали в Архангельское, осмотрели дворец. Пообедали в местном ресторане. Только тут мы сообщили Харвеям, что неподалеку расположена дача Хрущева и он хотел бы повидаться с ними, если они не возражают. Предложение было с благодарностью принято.

По случаю приезда гостей отец переоделся в пиджак. Таким мы его давно не видели, обычно он ходил в домашней куртке. Встретил он гостей радушно. Видно было, что Харвей произвел на него благоприятное впечатление и ему было приятно принимать его в своем доме. Мама пригласила всех к столу - к приезду гостей приготовились. Мы этого не учли, так что пришлось обедать во второй раз.

За столом речь шла не только о медицинских делах. Отец сначала поблагодарил Харвея за согласие приехать в Москву для консультации. Затем традиционно речь зашла о русской зиме. На дворе лежал глубокий снег. Как и следовало ожидать, дальше беседа перешла на советско-американские отношения. Отец вспомнил о своих визитах в США. С теплотой отозвался о стране и ее народе. Рассказал о встречах с президентом Эйзенхауэром. Беседа была непринужденной. По торжественному случаю отец позволил себе даже выпить с гостями рюмочку коньяка за дружбу между нашими народами.

У отца были две любимые рюмки - одна высокая, узенькая, граммов на пятнадцать, я ее помню еще по Киеву, а другая большая, солидная. Ею он любил похвастаться, так же, как и немецким чайным стаканом с ручкой. Внутри она была заполнена стеклом, и для жидкости оставалось несколько миллиметров наверху. Издали рюмка выглядела налитой до краев. Эту рюмку ему подарила в один из приездов в гости к нам на дачу жена американского посла Джейн Томпсон, сказавшая, что господину Хрущеву часто приходится бывать на приемах. Эта рюмка очень удобна, когда приходится часто поднимать бокалы. Отец нередко пересказывал эту историю, демонстрировал рюмку. Не обошлось без этого и на сей раз.

После обеда все вышли на крыльцо, уже темнело. Харвей сделал снимки на память. Фотографировались мы и за столом.

Естественно, что в разговорах ни словом не упоминались мемуары. Харвей о них просто не знал, а отцу такое не могло прийти в голову. Уже затемно мы вернулись в гостиницу. Гости были чрезвычайно довольны приемом у бывшего премьера, просили передать самую сердечную благодарность.

Мы и не подозревали, какие тучи сгущались над нашей головой.

Пребывание в Советском Союзе Харвеям пришлось по душе. Мадам пришла в себя, повеселела. Приближался праздник 7 ноября. С самого начала я уговаривал их задержаться на пару дней, посмотреть парад и демонстрацию, и они в конце концов согласились и решили перенести отлет с 6 на 8 ноября. "Аэрофлот" без хлопот переоформил билеты.

О том, что гости уезжают шестого, знали все. Рассказал я об этом и Луи, точнее, при очередной встрече вскользь упомянул, что приехал американский профессор, пробудет до 6 ноября, в эти дни я буду занят и мы не увидимся. Упомянул и забыл. Перенос же отъезда прошел незамеченным. Да и кого это могло интересовать - днем раньше, днем позже. Естественно, ничего я не сказал Луи, мне было не до него, да и какое ему дело до даты отъезда американского профессора? На деле же оказалось, что этим двум дням была уготована особая роль.

Билеты на Красную площадь для Харвеев достать не удалось, но я их успокоил - окна "Националя", где разместились наши гости, выходят на улицу Горького, и мы увидим почти все, не выходя из номера. Я собирался принести портативный телевизор, по нему мы могли следить за событиями на Красной площади. В те времена далеко не во всех гостиничных номерах имелись телевизоры.

В гостиницу в день праздника нужно было попасть рано, до 7 часов утра, потом без пропусков было не пробиться. У меня с собой набралось много вещей: кроме телевизора, еще два самовара, наши сувениры Харвеям и Стоуну. По случаю праздника все сидели по домам, занят был и Витя. Мне вызвался помочь приятель. В последний момент я захватил с собой и какую-то книгу, чтобы на случай, если гости спят, почитать в холле.

Харвеи нас уже ждали. Мы выпили кофе и стали рассматривать самовары, в этот момент пришла дежурная и предупредила, что во время парада в номере находиться нельзя. Надо покинуть гостиницу и выйти на улицу. Объясняться она не стала, но мы особо не расстраивались - настроение было праздничное. Все отправились смотреть парад к крыльцу гостиницы. Простояли на холоде довольно долго и замерзли. После военного парада разрешалось вернуться в свои номера. Харвеи были очень довольны, оживленно обменивались впечатлениями, шутили. Мистер Харвей рассказывал о своих впечатлениях, предвкушал, какие интересные снимки из России он сможет показать друзьям дома. Чтобы согреться, заказали в номер бутылочку армянского коньяка, какую-то закуску. Включили телевизор. Было уютно и мирно. Вскоре предстояла последняя встреча доктора Харвея со своей пациенткой, последние советы. Вечером наши гости собирались в Большой театр, а завтра - домой.

- Всем оставаться на своих местах!!! У нас есть сведения, что вы занимаетесь деятельностью, наносящей ущерб Советскому государству! Не двигаться!!! - услышали мы грубый окрик.

Через широко распахнувшиеся двери в номер влетели несколько мужчин. Их сопровождала женщина-администратор.

Старший предъявил удостоверение сотрудника КГБ на имя Евгения Михайловича Расщепова... Уже более спокойно он повторил:

- В связи с вашей антигосударственной деятельностью мы должны провести у вас обыск. Предъявите документы и оставайтесь на своих местах.

Ордера на обыск предъявлено не было. Я о такой необходимой формальности забыл, а Харвеи просто не знали, какие у нас правила. Подтверждались самые мрачные рассказы о порядке в Советской России - наверное, в этот момент они пожалели, что согласились на это путешествие.

Профессор пришел в себя раньше других и вежливо, но твердо потребовал, чтобы ему позволили связаться с посольством Соединенных Штатов. В просьбе было решительно отказано.

Нас поставили лицом к стене, обыскали. Вытащили из карманов все личные вещи, внимательно их осмотрели. Затем начали тщательный обыск гостиничного номера и багажа наших гостей.

Придя в себя, я поинтересовался, что же они ищут. Расщепов не удостоил меня ответом.

Переворошили кровати, чемоданы, перерыли все шкафы, тщательно исследовали унитаз, перелистали принесенную мной книгу. Заинтересовались и телевизором, хотели его разобрать. Я это делать отказался, а сами они не решились, удовлетворившись внимательным исследованием содержимого через решетку в корпусе. Решительности у незваных гостей не убавилось, а человек, шаривший в унитазе, зло бросил: "Нет ничего. Опоздали. Успели передать".

Зазвонил телефон - это могли звонить по поводу билетов в Большой театр или мама, с которой Харвеи вскоре должны были встретиться. "Не двигаться, трубку не снимать", - рявкнул Расщепов. Сам он тоже к телефону не подошел.

Тут ожил мой приятель: "А это не то, что вы ищете?" - он показал на какую-то бумажку, торчавшую из замочной скважины в двери.

Расщепов свирепо посмотрел на него. "Я же не знаю, что вы ищете. Хотел помочь", - оправдывался мой друг.

Наконец Расщепов соизволил ответить на мой вопрос.

- Этот человек - агент ЦРУ. Он занимается шпионской деятельностью, многозначительно поведал он.

Самое интересное, что я поверил!.. Не до конца, но поверил...

Обыск закончился безрезультатно, если не считать отобранных у гостей фотопленок, которыми так дорожил доктор Харвей. Наши "посетители" чувствовали себя уже просто неуютно, тон резко изменился. Расщепов принес свои извинения. Сказал, что они только выполняли свой долг. Затем пригласил всех нас сесть к столу и начал что-то писать. Это оказалась короткая расписка, в которой говорилось, что мы, такие-то и такие-то, не имеем претензий к органам госбезопасности в связи с произведенным обыском.

Мы с приятелем были ошеломлены случившимся, счастливы, что все "благополучно" кончается, и согласно кивнули. Вслед за нами неохотно согласились и американцы. Правил игры в нашей стране они не знали.

Расщепов попросил меня переписать расписку своей рукой. Я механически подчинился. Все расписались. "Гости" удалились. Меня Расщепов потянул за собой в коридор:

- Вы понимаете, мы выполняли свой долг. Это опасные люди, - повторил он.

Я кивнул.

- Пленки, если на них нет ничего недозволенного, мы вернем им завтра утром проявленными, а вам я позвоню на днях, - голос его стал тверже. - Прошу вас не приглашать их ни под каким видом к себе домой. До свидания.

Я вернулся в номер. Приятель мой торопливо попрощался и ушел. Подавленные, мы уселись вокруг стола. Не знаю, кто из нас был расстроен больше. Я стал успокаивать Харвеев, плести, что-де у всех бывают ошибки. Службы должны выполнять свои задачи, но могут и ошибаться.