Ко времени моих слёз - Василий Головачев

– Эрнст!

– Очнулся, герой, – донесся чей-то скрипучий и дребезжащий – и опять же как сквозь вату – голос. – Удивительное здоровье, даже завидно.

– Нам бы таких добровольцев… – послышался другой дребезжащий голос.

– Что имеем, то и пользуем. Поработает и так, линейщиком.

– Где… я? – вяло поинтересовался Максим. Попытался подняться, но руки и ноги не слушались, голова кружилась, заполненная дымом и пеной, проколотая каким-то острым шипом от затылка до лба. Этот шип не давал думать, и стоило Максиму напрячь волю, заставить себя анализировать ситуацию, как голову пронзала странная боль – словно шип пускал во все стороны тоненькие колючки.

– Не дергайся, майор, думай о приятном. Скоро ты забудешь, что такое свободная жизнь, станешь как все.

– Вытащите… вату…

– Что?

– Вытащите… вату… из ушей…

Пауза.

– Похоже, у него лопнули барабанные перепонки.

– Ничего, это излечимо. Сержант, уроксевазин, анальгетик, три кубика кортикона. Когда заснет, перевезите его в шестую палату и сделайте томографию головы. У него две серьезные травмы на затылке и на виске.

Плечо укусила оса.

Волна онемения побежала по руке, достигла головы, и Максим погрузился в дремотное состояние, не в силах ни двигаться, ни думать. Последней в голове погасла мысль о Марине. О Кузьмиче, попавшем в засаду вместе с ним, он даже не вспомнил…

Следующее пробуждение было намного приятней.

Почти ничего не болело, лишь изредка голову прокалывала от виска до виска необычная щекочущая судорога, будто там внутри начинала вибрировать натянутая гитарная струна и тут же умолкала. Зато после каждого такого резонанса на душе становилось веселей, дышалось бодрей, хотелось что-то делать, выполнять приказы командиров и быть полезным.

Редко-редко в непознанных глубинах души начинал шевелиться червячок сомнения: так ли уж тебе хорошо? Правильно ли ты оцениваешь обстановку? Максим честно начинал оценивать свое положение, но проходила минута, другая, и все возвращалось в норму, начинало казаться, что все проблемы разрешимы, добро восторжествует и он в конце концов освободится из плена…

ОШИБКА

С утра выглянуло солнышко, и бабушка сказала:

– Собирайся, соколик, пойдем за кыльками.

Арсений отложил книжку, с готовностью побежал одеваться.

«Кыльками» бабушка называла опавшие сосновые иголки, необходимые для хозяйственных нужд: из них получалась прекрасная сухая подстилка для коровы и свиней, которую необходимо было менять не реже трех раз в неделю. Не то чтобы Арсений любил этот процесс – сбор кылек, но и не отказывался никогда, понимая, что бабушке будет тяжело одной сдирать толстый слой иголок в лесу, а потом и нести мешок домой.

До сосновых лесопосадок он обычно доезжал на велосипеде и ждал бабушку, идущую следом пешком. Собственно сбор кылек не занимал много времени, больше уходило на дорогу, зато в лесу можно было посвистеть, поаукать, поискать поздние грибы и просто поваляться в траве, глядя в небо.

В сумрачные дни лес выглядел примолкшим и печальным, в солнечные – тоже тихим, но каким-то печально-светлым, торжественным, ждущим неизбежного прихода зимы и в то же время – весны и лета. В такие дни в душе поселялась светлая прозрачная грусть, невыразимая словами, но предвещающая смену переживаний и чувств.

А потом он вез мешок, полный сосновых иголок, домой, перекинув его через раму или закрепив на багажнике за седлом. И – солнце в небе, ветер в лицо, запахи осени, лес, дорожка, пересекающая поле, окраина деревни – до чего же хорошо быть свободным после выполнения не такой уж и трудной обязанности…

Арсений Васильевич поймал глазом солнечный зайчик, прикрылся рукой, погрозил пальцем Стеше, забавлявшейся на балконе с зеркальцем.

Их привезли в Муром поутру, высадили у дома Кирилла, пообещали навестить попозже, к обеду, и уехали. А Гольцов с внучкой, успевшей поспать в машине, направился на квартиру сына, прикидывая, что скажет ему, как объяснит свое долгое отсутствие.

Конечно, Кирилл обрадовался появлению отца, да еще с любимой племянницей, однако не стал расспрашивать, где тот скрывался и почему не звонил, так как торопился на работу.

– Вечером поговорим, – сказал он после объятий и поцелуев, – я замещаю начальника отдела сбыта, дел по горло, а помочь некому, вот и спешу пораньше к компьютеру.

Выпив чашку чаю с бутербродом, Кирилл умчался, и Арсений Васильевич остался с внучкой ждать гостей. Воспоминания отвлекали его от излишних волнений, поэтому он специально вызывал в памяти образы, отзывающиеся в душе сладкой мукой детских мечтаний и переживаний. Однако в последнее время он стал замечать, что после этих воспоминаний делать вообще ничего не хочется, и стал ограничивать глубину погружения в прошлое, хотя это удавалось не всегда.

С балкона прилетел новый солнечный зайчик.

Когда-то и сам Гольцов пускал такие зайчики, сконструировав собственный гелиограф, и с гордостью показывал его друзьям. Как же давно это было!..

– Стеша, прекрати! Почитай лучше книгу.

– Не хочу, дедуля. Давай сходим куда-нибудь, мороженое съедим. Солнце на улице, тепло, погода хорошая, а я, между прочим, давно не гуляла и мороженое не ела.

Бабье лето, вздохнул Арсений Васильевич, погружаясь в очередное воспоминание – как он с бабушкой, тетей Ксеней и двоюродными сестрами копал картошку на колхозном – уже убранном поле. Потом рассердился на себя, встряхнулся. Пришла идея покопаться в другом «подвале» памяти – в том, где хранилась полученная по «лучу сатори» чужая информация.

Погружение состоялось почти без усилий. Он уже настроился на нужную частоту резонанса с общим пси-полем Земли и входил в него как к себе домой. А затем началась необычная чехарда состояний, вытянувшаяся в цепь удивительных ощущений и озарений, к которым тоже надо было подстраиваться каждый раз, чтобы увидеть, понять и осознать каждую открываемую «ячейку» с хранящейся в ней информацией.

В конце концов удалось добраться и до того раздела «библиотеки», где располагались массивы информации о боевых и защитных системах человеческого опыта. Причем ощущение при этом было такое, будто он не просто находит нужные сведения, а спускается на своеобразном лифте вниз, в глубины тысячелетий человеческой – и нечеловеческой! – истории и одновременно проходит некий трекинг-трафик, повторяя и впитыва я основы воинских искусств на генетическом уровне. Лишь испуг Стеши ( «Дед, что с тобой?! Тебе плохо?!») помешал ему освоить какую-то очень древнюю боевую технику, имеющую странное название харавла д. Чуть позже, придя в себя, он понял, что дошел до боевых технологий, которыми владели предки-гиперборейцы десятки тысяч лет назад. И еще он понял, что его «лифт в прошлое» является не чем иным, как память ю Рода, хранящейся на уровне инстинкта в глубинах психических и генетических структур.

Кое-как успокоив внучку, Арсений Васильевич уединился в спальне и попробовал повторить на практике кое-какие тексты из тех, что он прочитал и освоил. И у него получилось! В течение всего одной секунды он дважды пересек спальню, ухитрившись ничего не разбить и не сломать, и сделал больше полусотни движений, укладывающихся в единый цикл всеохват а. Любой, кто оказался бы на пути Гольцова, в зоне поражения, был бы неминуемо повержен! Остановила его только волна жара, охватившего кожу лица и рук, – двигался он с огромной скоростью, намного быстрей любого человека, – и боль в суставах и связках, не привыкших к столь интенсивному и быстрому маневрированию.

Холодный душ освежил тело, омыл трепещущие мышцы, снял внутренний жар, успокоил. Из ванной комнаты Арсений Васильевич вышел бодрым и подтянутым, готовым продолжить исследования «подземных кладовых» своей памяти. Но в это время пришли гости, пришлось отложить планы на потом.

Гостей было двое: Расен (как оказалось, он имел звание есаула, что говорило о казачьих корнях местного отделения РРР) и незнакомая миловидная женщина. На вид ей исполнилось не менее пятидесяти лет, а глаза, большие, васильковые, смотрели ясно и молодо. Звали ее Наталья. Отчество свое она не назвала.

По-видимому, Расен понял, чем занимался хозяин несколько минут назад. Он внимательно глянул на Арсения Васильевича, – в глазах разгорелись и погасли веселые искры, – и вдруг метнул в него столовый нож, лежащий на подносе с фруктами.

Арсений Васильевич не сразу понял, что произошло.

Его рука поднялась без участия сознания, поймала (!) летящий как молния нож за ручку и положила обратно на поднос. И только после этого он сообразил, что продемонстрировал боевое умени е, каким раньше не обладал.

– Неплохо, – сказал есаул с одобрением. – Похоже, ты не зря провел время. Таким умением обладает не каждый человек. Чему еще ты научился?