Чужие маски - Галина Дмитриевна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Атак...
Вот они, стоят девять крепких мужчин, дубинками поигрывают. В лесу такие мышцы накачали, что бодибилдеры с досады под забором плакать будут. Это не красивости, это реальная сила. Это мощь, которую дает толькотяжелая ежедневная работа. А не шлифовка своих прелестей на тренажерах.
И стоят они сейчас, вписываясь за Лилиан.
Не тронь нашего!
Даже если реально им делать ничего и не придется. И они знают, что не придется. Но ведь стоят!
Лиля им добром помогла, они ей в ответ хорошее дело сделали — на том и мир держится. А не на трех китах и черепахе.
За Бертой тоже рыбаки стоят, подтянулись, на оживленный разговор, и тоже палку в руке удержат. Но сам факт...
Лиля здесь не одна.
За нее есть кому вступиться...
Эта мысль до Берты была донесена четко. И женщина поморщилась, потом пожала плечами...
— Ладно. Доставим мы девочек, доставим до Бермы, никуда они не денутся по дороге...
Шимон осклабился.
— Я и не сомневался.
— Ты уверена, что уехать надо?
— Уверена, — кивнула Лиля.
— Смотри. Если что не так...
— Я знаю, ты за меня отвечать не будешь. Ну, хоть деньги им не отдашь, и то дело, — кивнула Лиля.
Писать она не собралась — Шимон читал крайне плохо и только в редких случаях. А отослать ему платок, завязанный одним узлом — запросто.
Если двумя, значит, все плохо. Если платок не завязан — тоже.
А вот если одним узлом — можно отдавать Берте вторую половину денег и прощаться. Эх, плохо жить без телефона! Очень, очень плохо.И в средние века жить тоже не сахар, особенно если бродишь по чужим дорогам. Графине еще хорошо, она знатная дама, ее лишний раз не обидят. А обычной крестьянке, побродяжке?
Ее жизнь сейчас дешевле стоит, чем ее же тряпки. Как ни печально это осознавать.
— Я их и так могу не отдать, — ухмыльнулся Шимон. Лиля покачала головой.
— Отдашь. Я тебя уже знаю. Ты угольщик волей судьбы, но если бы ты продолжил служить своему господину...
— Не надо, — помрачнел Шимон. — Не надо.
Лиля покладисто кивнула. И посмотрела на небо.
То есть — на закопченный потолок трактира.
— Альдонай всемогущ и всевидящ. Поверь, он все знает и делает, как лучше...
• — Что-то я этого не заметил...
— Мы не всегда его замысел видим. Так нам и не положено...
— А за что мой господи пострадал? Ладно он, а его дочь?
Лиля нахмурилась.
— Мы не знаем всего. И дети часто платят за грехи родителей... думаешь, из-за твоего господина ни один человек не плакал? Ни у кого дети не умирали по его вине?
Шимон вильнул взглядом.
-Ну...
— То-то и оно. Мы — не знаем. Помолись за то, чтобы Альдонай простил их. Помолись...
— Помолюсь.
Лиля положила ладонь на руку Шимона.
— Я тоже помолюсь за них. Больше мы ничего сделать не можем.
—'Аля, она такая была.... Светлая, солнечная... смотрит мне в глаза, смеется...Шимон пил, и говорил. И Лиля понимала все яснее, что происходило в душе мужчины.
Любил он ту девочку.
Не имел права, да ведь любовь — не спрашивает и не разбирает. Она просто приходит, и плевать ей, что он — стражник, а она герцогская дочка. Было бы все хорошо, так Шимон и остался бы рядом с любимой. Пусть глаз не поднимал бы, пусть слова бы не сказал, но хоть знать, что у нее все в порядке! Хоть это видеть!
Быть счастливым вместе с любимой... и кто тут аристократ по рождению?
Шимон или Лофрейн?
Если один ворует женщин, а второй готов на все, лишь бы любимая была счастлива. Даже — не с ним!
Но даже этого крохотного утешения мужчину лишили. И было ему плохо и больно.
А что могла сделать Лиля?
Только посидеть рядом, послушать горькие слова и еще раз пообещать помолиться. А толку с того?
Ни толку, ни ответа...
* # #
В море выходили на заре.
Лиля медленно залезла в лодку. Лари — за ней.
Обе помахали руками Шимону, который стоял на берегу, страдая от жестокого похмелья. Половину своих вчерашних откровений он не помнил, вторую половину забыл вполне целенаправленно. Неприятно как-то...
Ты перед человеком душу наизнанку, считай, вывернул, и кто его знает, что он там увидел? И как это потом использует?
Уезжает эта странная баба — и пускай ее.
Шимон дураком не был. И по свету его помотало изрядно, и людей он повидал, и нередко только хорошее зна-ние психологии (пусть это слово еще и не появилось на свет) выручало его из беды.
Чутье на людей у него было звериное.
; И именно оно, чутье, в голос кричало, что с женщиной нечисто.
Неладно с ней что-то, как бы за ней беда не пришла...
Вот Лари — там все просто и понятно, таких баб по деревням десять на дюжину. Обычная девчонка, и руки у нее мозолистые, натруженные, сразу видно — ни минуты в покое не сидела.
А вот Аля...
Нет, с ней не то.
И руки, вроде, не холеные, а все ж...
Именно по рукам можно узнать человека. Есть руки благородного, руки воина, ученого, докторуса, фехтоваль-
* щика, моряка, скотника... да для каждой работы есть свой запах, вид, свой профессиональный жаргон.
Так вот.
Аля не вписывалась — никуда.
Она не вела себя, как благородная дама — насмотрелся на них Шимон. Но и как простолюдинка — тоже. Для каждого из этих сословий она была слишком... свободна! Слишком...
Аля вела себя так, словно за ней сам Альдонай стоял. Безумная?
Или...
Шимон предпочитал об этом не думать. Ни к чему.
Уходит опасная баба — и пусть ее. А он забудет. Уже забыл. И людям скажет...
❖ * *
Лиля страдала, привычно наклоняясь за борт. И размышляла на печальную тему — как быть, когда тошниться нечем, а тошнит?Надо было хоть хлеба наесться, а? Так бы ее стошнило, да и полегче стало, а она не стала ничего есть. Вот и крутит ее на пустой желудок, и мутит, и выворачивает...
Она мрачно сплюнула за борт желчью и в очередной раз выругалась.
Несовместима она с морем, ни в каком виде. И вообще, раздражает ее это пространство. Бесит!
Злит!!!
Лиля и сама себе не
