Аквитанская львица - Дмитрий Агалаков

Ожидание перемен — не только сладкое томление, но и нелегкая работа!

Первые дни в окружении небольшой свиты Алиенора разъезжала верхом по окрестностям Пуатье. Вначале ее сопровождали Жоффруа де Ранкон, Гуго де Лузиньян и Сельдебрейль, но вскоре первый спешно выехал в Тайбур — друг юности сделал все, чтобы вырвать свою герцогиню из рук короля Франции, и теперь мог заняться своими делами. Второй, Гуго де Лузиньян, направился в свою вотчину. А Сельдебрейля ждали дела в Бордо. Но сейчас Алиенора была только рада, что осталась одна — без ближнего круга своих рыцарей, которые всегда смотрели на нее куда с большей нежностью, чем смотрят на госпожу.

Это ожидание предназначалось лишь для нее одной…

Ветер перемен ударил и распахнул ее окна в последние дни зимы. Легкий снег уже таял на полях теплой Аквитании. Это случилось поздним вечером, когда она, уставшая от неопределенности, уже проклинала свою недавнюю смелость — взять и открыться в письме. Алиенора готовилась ко сну, когда ей доложили, что в Пуатье прибыл важный гость и желает немедленно видеть герцогиню.

И уже через пять минут двери в ее покои распахнулись, и при неровном свете догорающих в бронзе свечей она увидела его — он стоял на пороге в коротком кафтане, заляпанном грязью, со слипшимися мокрыми волосами, светлоглазый и несчастный. Ей так показалось…

— Господи, Генрих, вы точно из преисподней, — улыбнувшись и теснее запахивая восточный халат, пошутила она.

Алиенора стрельнула глазами, и прислуга мигом выскочила из ее покоев.

— Я из Нормандии, ваше высочество, — сказал молодой рыцарь. — Я очень торопился и за пять суток дороги спал не больше пяти часов. Но не об этом речь. «Милый Генрих, — на память процитировал он, — я буду бесконечно рада и признательна вам, если вы оставите все дела и будете у меня как можно скорее. Вы — единственный, в ком я сейчас нуждаюсь». И ваша подпись: «Алиенора». Я повторял это как заклинание, герцогиня…

— Просто Алиенора, — поправила она его.

Ей уже успели распустить волосы. Он лишь мечтал увидеть ее такой — открытой, доступной взгляду…

— Скажите же мне, Алиенора, что я должен сделать, и я сделаю это.

— Я уже сказала свое слово — теперь дело за вами, — гордо и с чувством подняв голову, проговорила она. Неожиданно голос ее стал мягким и трепетным. — Говорите же, Генрих…

— Будьте моей женой, — сказал молодой граф Анжуйский. — Он подошел к ней, встал на одно колено, взял ее руку в свою и прижался к ней мокрым лицом. — Я полюбил вас, как только увидел…

Герцогиня счастливо улыбнулась — она не ошиблась. С каким порывом он схватил ее руку, с какой нежностью прижимается к ней. И как горячо этот юноша тянется лицом к ее бедрам. Сколько искренности в его порыве — этот огонь и желание уже волной передавались и ей.

Алиенора закрыла глаза — и она уже готова была отдать ту накопившуюся в ней меру любви, которую однажды мечтала отдать одному человеку.

Но его уже не было на белом свете.

— Я буду вашей женой, — прижав еще теснее его голову к себе, сказала Алиенора. — С радостью, Генрих…

Эпилог

Той же весной Европу потрясла новость — точно подхваченная ветром, она накрывала королевства, герцогства и графства Франции и Англии, Италии и Германии, Испании и Португалии.

21 марта 1152 года, по прошествии всего шести недель после развода Алиеноры Аквитанской и Людовика Французского, двадцатидевятилетняя герцогиня Аквитанская вышла замуж за девятнадцатилетнего Генриха Анжуйского. Эта новость была оглушительна еще и потому, что огромные земли Европы объединились в целую империю, которую сразу же окрестили «Анжуйской». Территория нового государства оказалась в десять раз больше, чем королевский домен Капетингов. А ведь была еще Англия, на которую по праву наследования претендовал молодой Генрих!

Более того, все говорили, что это не просто деловая сделка между соседями, но союз, скрепленный истинной любовью. И недвусмысленно добавляли: «И жаркой страстью!»

Сильнее других мучился от этих новостей Людовик Седьмой. Всегда один уплывает на корабле под белыми парусами, а другой остается на берегу. В первую неделю, когда известие достигло Парижа, Людовик не выходил из своих покоев. Его Алиенора уплыла к новой жизни и новой любви, предоставив ему вытравлять из сердца все еще живое чувство к ней. Но как это сделать, он пока еще не знал. Людовику было ясно, что женщина, сбежавшая от него, счастлива, и оттого каждый новый день становился для покинутого короля Франции мучительной пыткой. Стрела, пущенная в него охотницей Алиенорой, была отравлена самым коварным ядом…

Свадьба Алиеноры и Генриха состоялась в Пуатье, без шика того первого торжества в Бордо, пятнадцать лет назад. Были приглашены только самые близкие люди. Алиенора щедро одарила подарками всех тех, кто помог ей избежать опасности на дороге из Божанси в Пуату. Никого не забыла, в том числе и монастыри, где она останавливалась. Еще неизвестно как сложилась бы ее судьба, попадись она одному их тех молодчиков, что так усердно подстерегали ее! Понятно, Генрих Анжуйский не стал звать на свадьбу шестнадцатилетнего Жоффруа — да юнец и сам бы не пришел: сгорел бы со стыда, загляни он в глаза своей нынешней госпожи, которую совсем недавно хотел взять силой;

После свадьбы молодожены пустились в странствия по своим южным вотчинам. Аквитания должна была познакомиться со своим новым хозяином — таковы были правила. Но существовало одно место, куда Алиеноре хотелось попасть особенно.

Перед отъездом из Пуату она продиктовала секретарю следующие строки:

«Расставшись по причине близкого родства с моим сеньором Людовиком, прославленным королем Франции, и сочетавшись браком с моим благороднейшим господином Генрихом, графом Анжуйским, я ощутила вдохновение свыше и пожелала посетить святых девственниц из Фонтевро…»

Монастырь основал для своей жены и дочери ее дед — Гильом Трубадур, а нынешней настоятельницей была тетка Генриха Анжуйского Матильда, дочь покойного Фулька, короля Иерусалима. Алиеноре хотелось навестить Фонтевро, чтобы помолиться там за себя и мужа и испросить у Бога наследника.

Той же благословенной весной, бороздя дороги расцветающей Аквитании и навещая своих многочисленных вассалов, супружеская чета въехала в ворота монастыря Фонтевро.

Спешившись, Алиенора немедленно преклонила колени перед встретившей их матерью-настоятельницей — уже немолодой женщиной, абсолютно седой, но с лицом светлым и ясным. Преклонил колени перед родной теткой и Генрих.

— Встаньте, дети мои, — сказала Матильда Анжуйская. — Как отрадно моему сердцу видеть такую славную пару!

Нелегкая и трагическая судьба оказалась у этой женщины. С ранних лет она почувствовала тягу к монашеству и в одиннадцать лет приняла постриг. Она уже была взрослой девушкой, когда за ней прислал ее отец Фульк Анжуйский. Он не желал, чтобы такая высокородная принцесса, к тому же красавица, пропадала даром в монастырских стенах. Он отдал ее в жены английскому принцу Вильяму — сыну короля Генриха Первого Грамотея. Дочь смирилась с волей отца. Но юноша вскоре погиб во время шторма. Приняв повторный постриг, Матильда вернулась к монашеской жизни — она поселилась в Фонтевро и спустя десятилетия стала его настоятельницей.

О ней говорили, как о блаженной, и многие хотели, чтобы она коснулась их легкой рукой и благословила.

После службы, улучив момент, Алиенора подошла к своей родственнице.

— Матушка, — сказала она. — Я много грешила в этой жизни. Но всегда либо по недоразумению, либо… по большому чувству. И никогда не старалась делать этого из злобы к кому бы то ни было. Буду ли я прощена? И не станут ли страдать мои дети за меня? Я бы пожертвовала всем, лишь бы этого не случилось…

И вновь светлой улыбкой озарилось лицо матери-настоятельницы.

— Господь милостив и куда добрее, чем думают многие. Я могу сказать вам только одно, милая Алиенора, что отныне каждый день я буду молиться за вас и моего племянника Генриха. И буду просить у Создателя, чтобы он подарил вам как можно больше детей. — Алиенора преклонила колено, и Матильда, положив руку ей на темя, сказала: — Я благословляю вас на долгую и счастливую жизнь. Помните каждую минуту о Господе, и он никогда не оставит вас.

Пока их ждал монастырский обед, Алиенора решила в одиночестве прогуляться по аббатству.

Она поднялась на один из холмов Фонтевро, к каменной часовне. Заросли шиповника окружали святое место. Задумавшись, герцогиня провела рукой по кусту и ойкнула. На указательном ее пальце набухла крохотная бусинка крови. Поморщившись, Алиенора зацепила ее языком. Зажав палец платком, она оглядела окрестности — отсюда открывался хороший вид. Слева стоял их отряд, там разбивали шатры солдаты. Рядом паслись лошади. Прямо раздавалась вширь перспектива зеленых холмов. Справа начинались леса. Их разрезали дороги — они вели на северо-восток. Там был Божанси, где она совсем недавно избавилась от супружеских цепей, и там же был Париж…