Останний день - Андрей Александрович Васильев

блондинкой приударить. И как результат она мне чуть пол-уха не отгрызла. Кровищи было — ужас! Бедная Юлька чуть в обморок не свалилась, глядя на то, что натворила, блондинка тут же сбежала от греха, охрана суетится, потому что не знает, как на подобное реагировать, а меня, как ни странно, на «хи-хи» пробрало. В результате Сивый помчался в какой-то травмпункт, где невозмутимый доктор врубил мне какой-то укол, поскольку мы ему сказали, что я на зуб незнакомой безумной болонке попался, а после место укуса пластырем заклеил.

— Юль, я не знаю. Правда, не знаю. Штука в том, что в конце сентября у меня состоятся непростые переговоры с одним сильно серьезным дядькой, и вот по их итогу можно будет строить какие-то планы, и на жизнь, и на все остальное. Причем тогда, за столом, я свою на этот счет позицию обозначил очень четко, но меня, похоже, никто не услышал.

— Мать моя! — охнула Юлька — Да ты никак решил бизнес замутить?

— Ну, можно сказать и так — подтвердил я — Причем очень и очень востребованный. Пусть в узких кругах, но тем не менее. Эксклюзив, однако.

— А какой, какой? — Певцова от распиравшего ее любопытства даже ногами под одеялом засучила — Сказал «а», говори и «б».

— Историко-архивный — хмыкнул я — Так что очень не ко времени дядя Сережа свои кабинетные телодвижения затеял, он мне может всю малину запороть.

— Ну, знаешь, он о вообще-то тебе заботится — заступилась за отца моя подруга — Освобождает от выбора между днем сегодняшним и днем завтрашним. И еще спасает от моральных терзаний. Что ты скалишься? Все знают, что твое внешнее равнодушие и безразличие — это только маска, а на деле ты жутко переживать станешь, когда придется из твоей арбатской дыры сваливать. А так — не ты ушел, а тебя ушли. И все довольны.

— Не все — заметил я, туша сигарету — Слушай, сказала бы ты, чтобы он притормозил процесс хотя бы до октября, а?

— Машина запущена — побарабанила пальчиками мне по груди она — Ты же в курсе, как это работает. Заднего дать можно, но деньги, пусть и небольшие, никто не вернет, и после придется заносить ту же сумму по новой, даже за такой пустяковый, по сути, вопрос. А мой папочка два раза за одно и то же никогда не платит. Поэтому он меня с подобным предложением пошлет куда подальше, и, в принципе, будет прав. А ты сам виноват. Сказал бы за столом, что у тебя есть какой-то бизнес-проект, и все пошло бы по другому пути развития. Но ты же молчал, верно?

И ведь не поспоришь.

— А теперь вопрос дня — Юлька выползла из-под одеяла и уселась на меня верхом — Так, руки фу, сладкое потом. Скажи мне, Швецов… Тьфу ты, ну почему сейчас мне то, что хочу спросить, кажется какой-то ерундой, а я даже в собственных глазах выгляжу дурой?

— Ну, не знаю, не знаю — промурлыкал я — Мне лично сейчас все кажется очень даже нормальным. И аппетитным.

— Швецов, я тебя люблю — немного растерянно сообщила мне Юлька — Вот так, прими как данность. Никогда ни о чем подобном мы с тобой не говорили, а сейчас… Ну вот, сказала.

— Неправда — улыбнулся я.

— Чего? — опешила Певцова — Как неправда? Да тебе откуда знать? Ты вечно то с одной по углам жмешься, то с другой, а я… А мне…

— Юль, мы на эту тему говорили — я взял ее руки в свои — Несколько раз. Первый — очень давно, в Амстердаме, когда мы смылись от моей мамы и отправились в гостиницу. Потом на восемнадцатилетии Сивого, пусть в шутку, но все же. А еще ты мне этот факт сообщила в ту ночь, когда я тебя года два назад из «Gipsy» забирал. Но последний случай можно и не считать, так как ты была в дрова. Чудо, что мой номер-то набрала.

— Я к чему веду — Певцова наклонилась ко мне, и я заметил, насколько серьезны ее глаза — Валер, для меня все происходящее не шутка. Все очень серьезно. Я правда хочу, чтобы ты стал моим мужем. Давно, очень давно. Я детей от тебя хочу. И если ты просто пошел на уступки нашим родителям, неважно по какому поводу, если тебе нужнее та, другая, а не я, то давай прямо сейчас скажем «стоп». Никаких обид, никаких претензий, обещаю. Даже родители, и те тебе счет не предъявят, я возьму всю вину на себя. Ну, как возьму… Сегодня же улечу во Флориду, лет эдак на пять-семь, да и все. Там море, там тепло, фруктов много. Совету твоему последую, куплю себе художественный салон на Коллинз-стрит, буду нести прогрессивное искусство в массы.

— О как — только и смог сказать я.

— Именно так — мягкая и теплая ладошка Юльки провела по моей щеке — Только так. Я не желаю выслушивать рассказы подруг о том, кто с кем и где тебя видел. Мне не нужны рассказы о том, что переговоры за полночь закончились. И у меня нет ни малейшего желания в один прекрасный день начать играть в многолетнюю забаву «ничего страшного не происходит, покой в семье важнее». Да, ты не святой, я это прекрасно знаю, и не сомневаюсь, что грехи на твоей душе появятся непременно. Это жизнь, и в ней всякое случается. Но я не хочу, не желаю, чтобы ты кому-то там поддатый в баре рассказывал о том, что это не ты женился, это тебя женили, чем всю жизнь поломали, а теперь хочешь, не хочешь, но круг замкнулся, и тебе из него не выйти. Я. Так. Не. Хочу! И не стану.

— Никогда тебя такой не видел — ни капли не кривя душой признался я — Удивила.

— Это не ответ — мотнула головой моя невеста — Если «нет» — так и скажи. А зубы заговаривать мне не надо.

— А как же «я привыкла жить так, как сейчас, и меняться уже поздно»? — напомнил я ей слова, сказанные у рояля в доме Певцовых — С этим как быть?

— Я женщина, не всегда говорю, то, что думаю, и не всегда думаю о том, что говорю. Но здесь и сейчас все по-настоящему.

И сказал бы я «да», вот только слишком много есть «но». И первое из них то, что мне, возможно, жить всего-ничего осталось, причем я сейчас не о