Мерзость - Дэн Симмонс

— Вместо трехсот вьючных животных, — продолжает Реджи, — у нас будет только сорок, а замену мы при необходимости будем покупать по дороге. И носильщиков-шерпов не семьдесят, а тридцать. Мы не будем нанимать еще сто пятьдесят носильщиков в Шекар-дзонге — я договорилась обменять мулов на яков, и нам хватит наших тридцати шерпов. Но у нас должно быть достаточно продовольствия. Поиски кузена Перси могут занять несколько недель. Глупо возвращаться, не найдя его, просто потому, что у нас закончилась еда.

Дикон вздыхает. Он не может раскрыть настоящую причину, по которой он, Жан-Клод и я согласились на эту экспедицию. Дождаться хорошей погоды, затем в альпийском стиле на вершину, а затем… домой.

Реджи по очереди смотрит на каждого из нас.

— Я знаю истинную причину вашего участия в экспедиции, джентльмены, — говорит она, словно читая наши тайные мысли. — Я знаю, что вы надеетесь покорить Эверест и что вы используете деньги моей тети и предлог в виде поисков Перси для того, чтобы добраться до горы, а если повезет, то и подняться на вершину.

Мы молчим. И ни у кого не хватает духу встретить ее холодный взгляд.

— Но это не имеет значения, — продолжает Реджи. — Для меня важнее, чем для вас, найти тело Персиваля — возможно, по причинам, которые вы пока не понимаете, — но я тоже хочу подняться на Эверест.

Услышав эти слова, мы дружно поднимаем головы. Женщина на вершине Эвереста? Это просто смешно. Никто не произносит ни слова.

— Уже девять часов, — говорит Реджи, и в ту же секунду по большому дому разносится бой часов. — Нам пора спать. Выступаем на рассвете.

Мы с Жан-Клодом встаем вместе с Реджи, но Дикон остается сидеть.

— Нет, пока мы не уладим вопрос о том, кто руководит экспедицией, леди Бромли-Морфор. У экспедиции не может быть двух руководителей. Так ничего не получится.

Реджи отвечает ему улыбкой:

— Все прекрасно получилось в прошлом году, когда генерал Брюс заболел малярией, мистер Дикон. Полковник Тедди Нортон — вероятно, он знал, что не попадет в группу, которая пойдет на приступ вершины, — взял на себя общее руководство экспедицией, а мистер Мэллори отвечал за план восхождения и отбор группы, которая пойдет на вершину. Естественно, это оказался он сам и его физически крепкий, но неопытный помощник Сэнди Ирвин… Милый мальчик, мне было приятно видеть его у себя в доме. Теперь я предлагаю использовать ту же систему. Я возьму на себя руководство всей экспедицией, а вы будете отвечать за восхождение, отчитываясь только о тех решениях, которые связаны с моими разумными предложениями по поиску останков кузена Перси.

Я вижу, что Дикон пытается найти нужные слова, чтобы раз и навсегда отвергнуть это предложение. Но не успевает.

Пасанг… доктор Пасанг… отодвигает стул Реджи, освобождая ей проход.

— Доброй ночи, джентльмены, — тихо произносит она. — На рассвете мы выступаем к Эвересту.

Часть II ГОРА

Суббота, 25 апреля 1925 года

До Эвереста все еще 40 миль, но гора уже доминирует не только на фоне покрытых снегом высоких вершин Гималаев, но и на самом небе. Я подозреваю, что Дикон привез с собой британский флаг, чтобы водрузить его на вершине, но теперь вижу, что у горы уже есть свое знамя — белое туманное облако и водяная пыль, крутящаяся в дующем с запада на восток ветре и протянувшаяся миль на 20 или больше, справа налево, словно белый плюмаж, колеблющийся над более низкими вершинами к востоку от заснеженной громады Эвереста.

— Mon Dieu,[45] — шепчет Жан-Клод.

Мы впятером, включая Пасанга, ушли вперед от носильщиков-шерпов и яков и поднялись на невысокую гору к востоку от перевала. Пасанг стоит в нескольких ярдах позади нас и ниже самой высокой точки перевала, держа в руке поводья маленького белого пони Жан-Клода, которого пугает сильный ветер на Панг Ла — последнем перевале перед Ронгбуком и Эверестом, — а остальные четверо вынуждены лечь на усыпанную камнями землю, чтобы нас не сдуло ветром.

Мы небрежно лежим на правом боку, как римляне на ложе во время пира — Дикон дальше всех от меня, приподнявшись на правом локте и пытаясь удержать полевой бинокль левой рукой, затем Реджи, которая вытянулась ничком, так что подошвы ее ботинок напоминают два перевернутых восклицательных знака, и двумя руками направляет опирающуюся на камень морскую подзорную трубу, затем Жан-Клод, который приподнялся выше всех нас и, прищурившись, смотрит на юг сквозь темные очки, и наконец я, чуть сзади от остальных, тоже приподнявшись на правом локте.

У всех на голове широкополые шляпы, защищающие от гималайского солнца, безжалостного на такой высоте — солнечные ожоги и слезающая кожа были моим проклятием последние недели, вероятно, как и для Сэнди Ирвина. Мужчины просто нахлобучивают шляпы поглубже, пытаясь перехитрить ветер, а на голове Реджи странная шляпа из мягкого фетра — с широкими полями слева, спереди и сзади, завернутая справа, с регулируемым ремешком, который проходит под подбородком и удерживает ее. Реджи сказала, что купила ее в прошлом году в Австралии.

Мы выкрикиваем друг другу названия гор, словно дети, разбирающие рождественские подарки: «На западе, та высокая — это Чо-Ойю, двадцать шесть тысяч девятьсот шесть футов…», «Гиачунг Канг, двадцать пять тысяч девятьсот девяносто футов», «Тот пик, отбрасывающий тень на Эверест, — это Лхоцзе, двадцать семь тысяч… я забыл…». «Двадцать семь тысяч восемьсот девяносто футов», «А вон там — Чомо Лонзо, двадцать пять тысяч шестьсот четыре фута…»

— И Макалу, — говорит Дикон. — Двадцать семь тысяч шестьдесят пять футов.

— Боже мой, — шепчу я. Самые высокие вершины американских Скалистых гор просто потеряются среди подножий этих сверкающих белыми клыками гигантов. Седла — понижения, соединяющие Эверест и другие вершины, — находятся выше 25 000 футов, на 3000 футов выше любой горы в Северной Америке.

По словам Реджи и Дикона, члены предыдущих экспедиций могли видеть Эверест, когда шли на запад к Шекар-дзонгу — особенно если у них возникало желание подняться по долине Йару к западу от Тинки-дзонга и совершить небольшое восхождение, — но мы последние пять недель шли под густыми низкими облаками, нередко навстречу ледяному дождю или метели, и в этот солнечный день на Панг Ла впервые получили возможность посмотреть на гору.

Реджи манит меня к себе, и я ложусь ничком рядом с ней — испытывая странное чувство близости — на красноватую землю и твердые камни, и она держит подзорную трубу, пока я смотрю.

— Боже мой. — Похоже, это единственное, что я в состоянии произнести в этот день.

Даже в своем возрасте — 2 апреля где-то в Сиккиме мне исполнилось 23 — я имел достаточно альпинистского опыта, чтобы понимать, что на горе, которая издалека кажется неприступной, могут обнаружиться маршруты восхождения, если приблизиться к ней или даже подняться на склон. Но вершина Эвереста выглядит… слишком большой, слишком высокой, слишком белой, продуваемой ветрами и бесконечно далекой.

Жан-Клод подполз к Дикону, чтобы воспользоваться его биноклем.

— Отсюда не видно Северного седла и верхней точки ледника Восточный Ронгбук, потому что их заслоняют горы, — объясняет Дикон. — Но ты взгляни на Северо-Восточный хребет. Видишь первую и вторую ступени ближе к вершине?

— Я вижу только бесконечный шлейф водяного пара, — отвечает Же-Ка. — Какой же должен быть сейчас ветер на самом Северо-Восточном хребте?

Дикон не отвечает на этот вопрос, а продолжает объяснять.

— Отсюда хорошо видно Большое ущелье — или, как они его теперь называют, ущелье Нортона, — протянувшееся вниз и влево из-под пирамидальной вершины.

— Да… — выдыхает Жан-Клод.

Слегка подрагивающая подзорная труба Реджи не позволяет понять, заполнено ли ущелье глубоким снегом — тогда это смертельная ловушка, если сойдет лавина.

— Сильные весенние ветра — это хорошо. — Голос Реджи почти не слышен из-за воя ветра на Панг Ла, ухающего и свистящего среди камней. — Они уносят с собой муссон и зимний снег. И повышают наши шансы найти Перси.

Перси. Растущее желание побыстрее добраться до горы и начать восхождение практически вытеснило из моей головы мысли о лорде Перси. Воспоминание о том, что труп молодого человека лежит где-то здесь, на неприступной, жестокой горе с ее жуткими ветрами, заставляет меня вздрогнуть.

До нас доносится звучный голос Пасанга:

— Первые носильщики приближаются к вершине перевала позади нас.

Неохотно, со слезящимися от ветра и попыток разглядеть далекую вершину глазами, прищурившись от безжалостного света, мы все четверо встаем, стряхиваем пыль и камешки с многослойной одежды из шерсти и гусиного пуха, поворачиваемся спиной к западному ветру и идем — спотыкаясь от порывов ветра, толкающих нас в спину, — к узкой тропе, проходящей через седло перевала.