Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут Волков прервал свой рассказ, так как в приемную с балюстрады вошла она. То была графиня фон Мален. С нею была ещё одна дама и противный секретарь. Все, кто был в приёмной, сразу оборотились к ней, стали кланяться, а она лишь кивала им в ответ и улыбалась милостиво.
Голубое платье с белым кружевом, замысловатый головной убор, открытое лицо, уверенная походка женщины, которая находится тут вовсе не в гостях. Она шла к нему, издали протягивая руки:
– Братец мой, расскажите, как прошло это судилище? Закончилось ли? Или ещё нет?
Он тоже пошёл к ней навстречу, подошёл, взял за плечи, и Брунхильда чуть присела, чтобы он мог поцеловать её в лоб; после она поцеловала его в небритую щёку и снова спросила:
– Всё закончилось?
– Нет, Его Высочество ещё не принял решения.
– Пойду узнаю, о чем они там говорят. Потороплю, скажу, что желаю его видеть и что пора уже обедать, – сказала она, хитро улыбнувшись, и, шурша юбками, пошла к двери, и один из секретарей принца, чей стол был защитным бастионом в залу, не осмелился ей даже слова сказать, он лишь встал и поклонился графине, хотя всякого другого запросто остановил бы. Брунхильда, даже не взглянув на секретаря, сама отворила большую дверь и проскользнула в залу заседаний. Лишь юбка мелькнула в проёме.
Нет, всё-таки было в этой женщине что-то необыкновенное, что-то волшебное. Что-то такое, что распахивало перед ней любые двери, даже двери самых прекрасных дворцов. Что-то, что позволило деревенской потаскушке взлететь на самый верх и теперь своей собственной волей решать судьбы важных и знатных людей.
А он так и остался стоять в одиночестве и раздумьях отдельно от своих офицеров.
Видно, графиня и вправду была всесильна; не прошло и пяти минут, как дверь открылась, и молодой секретарь из рода Фезенклеверов сказал ему:
– Господин генерал, прошу вас пройти.
Волков вошёл в залу и уже по тому, что Брунхильда стояла за креслом герцога, и по выражениям лиц графа Вильбурга, маршала цу Коппенхаузена и епископа понял, что победил. Да, физиономии этих господ были весьма нерадостными, а у фон Эберта выражение лица и вовсе было кислым.
Обер-прокурор встал, взял со стола бумагу и, взглянув в неё, после поднял глаза на Волкова.
– Барон фон Рабенбург, совет Его Высочества не признал вас виновным в поражении при Гернсхайме…
«Ещё бы!».
– …но, зная ваш дерзкий норов, мы не сомневаемся, что вы запросто могли, демонстрируя свою непокорность и вздорную заносчивость, не отдать свои пушки нашему уважаемому маршалу из умысла, а вовсе не из обстоятельств.
«Отдал бы я их, так и не увидел бы больше!».
– Посему принц Карл Оттон Четвёртый, исходя из природной своей доброты, будет с вами милостив, – тут граф Вильбург посмотрел на Волкова исподлобья. – Как я полагаю, доброта герцога к вам чрезмерна, так что Его Высочество счёл возможным вас не наказывать, так как прямой вины вашей не увидел.
Кажется, обер-прокурор ещё что-то хотел сказать, но генерал его уже не слушал; он пошёл к столу и, подойдя, низко поклонился.
– Ваше Высочество!
Герцог кивнул ему в ответ. Потом барон поклонился ещё раз, на сей раз Брунхильде.
– Графиня!
Та ему улыбалась и тоже кивала. После, уже не взглянув ни на кого, он пошёл прочь из залы.
Глава 34
Едва он вышел и уже был готов рассказать своим боевым товарищам об их небольшой победе, как за ним вышел секретарь Фезенклевер и произнёс:
– Господин генерал, принц просит вас завтра быть после обедни на совете. А до того не распускать ваши войска.
Брюнхвальд и Рене, стоявшие рядом и слышавшие это, переменились в лицах от удивления: только что их генерала судили и обвиняли – и тут же приглашают на совет. Как такое может быть? Они глядели на барона и не понимали, что происходит. А тот и сам не понимал.
– Мне надобно быть завтра на совете?
– Да, – подтвердил секретарь, – завтра все первые лица будут на совете, и вы тоже приглашены. Будьте здесь после обедни.
– Вы теперь советник Его Высочества? – сразу спросил Рене, как только за секретарём закрылась дверь. – Может, вам и должность какую предложат.
– Да бросьте, какую ещё должность, – отмахнулся Волков. Ему вовсе не нравилась даже мысль о том, чтобы жить в Вильбурге и ежедневно торчать тут, при дворе, среди всяких неприятных людей, да ещё на глазах у епископа, обер-прокурора и самого курфюрста. – Нет-нет.
– А что? – не соглашался родственник. – Говорят, что должность второго шталмейстера не занята.
– К дьяволу двор, хочу к себе в Эшбахт!
– Но тут же перспективы: и деньги, и новые поместья! – удивлялся отсутствию всякого честолюбия у барона Рене.
– Ничего такого мне не нужно, – отвечал ему Волков, думая, что для служения при дворе придётся либо купить себе большой дом в городе, либо приживаться в какой-нибудь конуре во дворце. А тут сплетни, интриги, зависть, союзы неверных друзей и кланы вечных врагов… Клубок змей, да и только. Постоянная борьба за место у стола сюзерена. Как только графиня тут выживала одна без всякой поддержки?! Возможно, поэтому она так прикипела к своему мерзкому секретарю. Нет-нет, даже мысль о придворной карьере ему была немила, и он закончил этот разговор. – В Эшбахт, дорогой родственник, и побыстрее, вот моя мечта.
Тут, видно, разбор дела о проигранном сражении закончился, и господа стали расходиться; и одним из первых был канцлер двора Фезенклевер. Волков сразу оставил своих товарищей и поспешил к нему.
– Господин канцлер.
– Да, друг мой, – отвечал тот, останавливаясь. – Чем могу послужить вам?
– Чем закончилось дело? – спросил Волков негромко.
– Ну, ежели вы рассчитываете на отставку цу Коппенхаузена, то вы явно торопитесь.
– То есть в нашем разгроме под Гернсхаймом никто не повинен.
– Разве что только этот сын сатаны ван дер Пильс, – Канцлер развёл руками: а что тут поделаешь. Этот жест стал ясен барону, канцлер как бы говорил: партия графа Вильбурга, к которой принадлежит маршал цу Коппенхаузен, сейчас в милости у принца.
– Понятно, – Волков вздохнул, – я не хотел тревожить герцога, но…
– Говорите, я слушаю вас, – просил Фезенклевер.
– Я думаю, что мои солдаты и мои офицеры достойны награды, хотя бы небольшой. Да и я много потерял в этом походе.
Канцлер только усмехнулся ему в ответ и, положив ему руку на плечо,
