Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему нужно было со всеми переговорить и всё проверить. А как только он собрал всех нужных ему людей возле себя, так от герцога пришёл адъютант и передал ему письмо. А в том письме было сказано, что герцог его примет завтра сразу после заутрени. И чтобы до того он солдат своих не распускал.
Волков прочитал письмо, посмотрел на собравшихся своих товарищей и подумал о том, как хорошо, что у него есть Брунхильда, которая предупредила его обо всём, что происходило.
* * *
Утром, когда было ещё темно и колокола едва оповестили город, что пора бы лежебокам вставать и идти на утреннюю службу, он уже был во дворе замка Его Высочества, и был он не один. С ним были все его старшие офицеры, его выезд и даже ротмистр Хаазе. То есть не менее дюжины людей. И в приёмной герцога было много народа, и всем пришлось ждать, пока не закончится утренняя служба. Только после этого вышел секретарь герцога и произнёс:
– Генерал Фолькоф, Его Высочество примет вас.
Волков кивнул и уже пошёл к двери, а за ним и все его люди, но секретарь остановил их:
– Господа, прошу прощения, но Его Высочество примет генерала одного.
Конечно, это не понравилось барону, но разве тут поспоришь! Дорфус тут же передал ему пачку бумаг: счета и списки нанятых солдат, и главную бумагу – диспозицию. И он лишь в сопровождении секретаря вошёл в кабинет герцога. Вошёл и сразу понял, что дело будет непростое. За столом по правую и левую руку от герцога сидели самые недобрые из приближённых курфюрста. Справа сидел сам Вильгельм Георг Сольмс, граф Вильбург фон Ребенрее, родной дядя Его Высочества, уже седой, но всё ещё полный сил и решительности. По левую руку от герцога сидел его первый камергер господин Кюн. Тут же за столом был тучный и заметно состарившийся недруг генерала Густав Адольф фон Филленбург, епископ Вильбурга. С тех пор как три года назад старший его брат отобрал у него епископство фринландское, он считал, что барон Рабенбург в этом тоже виновен. И ненавидел Волкова ещё больше, чем раньше. Но Волков-то был тут не при чём. Да, он отдал прекрасную раку из Фёренбурга архиепископу Ланна, что и поссорило братьев. Но архиепископ забрал у младшего братца фринландское епископство потому, что Густав Адольф во Фринланд наезжал от случая к случаю, не чаще, чем пару раз в год, а иногда и того реже. Зато казну выгребал из епископства алчно. А курфюрст Ланна сам нуждался в деньгах, вот и пришлось братца отпихнуть. Ещё доводило епископа Вильбурга до белого каления то, что епископ Малена был поставлен на кафедру этого важного города по протекции Волкова, после чего за несколько лет епископ маленский уже прославился своей набожностью, строгостью и скромностью. И, по мнению многих, заимел авторитет в церковных кругах более высокий, чем епископ Вильбурга имел когда-либо. Как тут Густаву Адольфу не быть злым на этого удачливого выскочку, что сейчас кланялся герцогу. Также за столом сидели и цу Коппенхаузен, и первый камергер Кюн, и канцлер фон Фезенклевер и ещё четверо важных сановников, вот только графини в помещении не было, так же, как и ещё одного друга – министра герцога и исполнителя тайных его поручений барона фон Виттернауфа.
– Здравствуйте, любезный друг мой, – вежливо, но без особой теплоты произнёс герцог и, указав на единственное кресло, чуть отставленное от стола к центру залы, предложил: – садитесь, прошу вас.
Волков ещё раз молча поклонился всем господам за столом и сел в предложенное кресло. Теперь-то у него сомнений не осталось, сейчас его будут судить. Да, это был именно суд, и он немного волновался, хоть и демонстрировал полнейшее хладнокровие. Волновался потому, что не знал, к чему это всё. Впрочем, волнение это было скорее военное. Волнение в ожидании начала: скорее бы уже начали! Впрочем, он предполагал, о чём пойдёт речь, так как генерал фон Эберт перебирал бумаги возле стола и тихо советовался с парой офицеров штаба цу Коппенхаузена. Сам же маршал сидел с отсутствующим видом и даже не глядел в сторону Волкова. Словно он тут вовсе не при чём. В зале было очень тихо и, нарушая эту тишину, герцог произнёс:
– Господа, не будем тянуть. Начинайте уже.
Фон Эберт оторвался от бумаг, взглянул на Его Высочество немного напуганно и тут же ответил:
– Да-да, конечно, Ваше Высочество. Я начинаю.
Глава 32
И, взяв одну из бумаг у своих помощников, он ещё раз заглянул в неё и наконец поднял глаза на Волкова.
– Господин генерал, – заговорил он с излишней высокопарностью, – перед лицом вашего сеньора высказываю вам упрёк и заявляю, что сражение при Гернсхайме было проиграно по вашей вине.
– По моей?! – Волков даже усмехнулся. – Прямо-таки и по моей?!
Эта его усмешка явно не понравилась собравшимся за столом господам, обер-прокурор смотрел на него нехорошо, поджав губы, а епископ даже воздел руку и, указывая на барона, безмолвно восклицал: вы посмотрите на него! Он ухмыляется перед лицом своего сеньора, по сути, названного своего отца!
А обвинитель, замолчавший на мгновение, тут же продолжил, и в этой его усмешке находя повод для упрёка:
– Вот так же высокомерны вы были сразу. Считали себя знатоком искусства воинского, исходя из своей победы над мужичьём и пары выигранных приграничных стычек, – а вот эти его слова задели Волкова: «Ах, вот как… Победа над мужичьём? Пара приграничных стычек? Вот как, оказывается, цу Коппенхаузен расценивал его славные дела! Чёртов лицемер!». А фон Эберт продолжал: – И посему вы сразу излишне самовольны были, что и выказывали всячески; вы прибыли к месту сбора последним, ибо не очень-то спешили, ваше войско вышло самым дорогим для казны, и по прибытии вы сразу разбили себе отдельный лагерь, по обычному высокомерию своему пренебрегли лагерем общим.
Этот фон Эберт был мастером всё перевернуть, всё поставить с ног на голову. С ним нужно было держать ухо востро. И Волков поднял руку в знак того, что он просит слова.
Но генерал продолжал высказывать ему свои обвинения, не обращая внимания на его знаки:
– Вы пренебрегли приказом маршала цу Коппенхаузена и не передали в центр две тяжёлые пушки, принадлежащие вам. Также вы не передали кольев для укрепления правого фланга, которые
