Пора убивать - Джон Гришэм

— Хватит, хватит. Что сможет рассказать нам мистер Болдуин? — остановил перебранку Нуз.

— Он живет здесь всю жизнь. Он хорошо знает жителей округа и считает, что с мистером Хейли суд в состоянии поступить в полном соответствии с законом, — ответил Масгроув, поскольку Бакли так и стоял, не в силах отвести взгляда от Джейка.

— Кто следующий?

— Шериф Гарри Брайан, из округа Тайлер.

— Шериф Брайан? А он-то что скажет?

Масгроув взял на себя функции своего босса:

— Ваша честь, у нас есть две теории, которые мы выдвигаем против заявления защиты с требованием смены места проведения суда. Во-первых, мы абсолютно уверены в том, что на территории округа Форд суд будет таким же объективным и справедливым, как и в любом другом округе штата. Во-вторых, если будет принято решение, что суд должен состояться в другом месте, то обвинение заявит, что потенциальные члены жюри присяжных, где бы они ни находились в нашем штате, получат не менее подробную информацию по делу. Те же предрассудки, мнения, доводы «за» и «против», что существуют в нашем округе, существуют и в любом другом. Так что в конечном итоге в перемене места проведения процесса никакого смысла нет. Для поддержки этой второй теории мы также располагаем свидетелями.

— Это уже нечто новенькое, мистер Масгроув. Похоже, раньше я ничего подобного не слыхивал.

— Ручаюсь, что и я тоже, — добавил Джейк.

— Кто же у вас там еще?

— Роберт Келли Уильямс, окружной прокурор Девятого округа.

— Где это?

— У юго-западной оконечности штата.

— И он примчался сюда только для того, чтобы сказать нам, как хорошо в его лесной глуши осведомлены люди о деталях нашего дела?

— Да, сэр.

— Так-так. Дальше?

— Грэди Листон, окружной прокурор Четырнадцатого округа.

— То же самое?

— Да, сэр.

— Это все?

— У нас есть еще люди, ваша честь. Но их показания будут мало чем отличаться от показаний уже названных вам свидетелей.

— Значит, в таком случае мы ограничимся шестью первыми.

— Да, сэр.

— Я выслушаю ваши показания. Каждому даю по пять минут. Решение по заявлению защиты будет принято мной в течение двух недель. Вопросы?

Глава 23

Запрет на общение с репортерами был очень не по душе Джейку. Газетчики не отставали от него ни на шаг, когда он пересекал Вашингтон-стрит, и только у самого порога своего офиса он смог отделаться от них, отвечая на все вопросы стандартным «без комментариев». Неустрашимый репортер из «Ньюсуик» проскользнул-таки в приемную и выпросил у Джейка разрешение сделать снимок. Ему нужно было запечатлеть Джейка строгим и подтянутым, на фоне толстых книг в солидных кожаных переплетах. Джейку не оставалось ничего другого, как проверить узел галстука и провести фотографа в комнату для заседаний, где он и застыл перед книжными стеллажами в достойной позе. Поблагодарив хозяина, репортер ушел.

— Можно мне занять несколько минут вашего времени? — вежливо осведомилась Этель у своего босса, поднимавшегося по лестнице.

— Конечно.

— Может быть, вы сядете? Нам нужно поговорить.

Все-таки она хочет уволиться, подумал Джейк, усаживаясь в кресло у большого окна.

— О чем вы хотите говорить?

— О деньгах.

— Вы самая высокооплачиваемая секретарша в городе, Этель. Я повысил вам жалованье всего три месяца назад.

— Но не о своих. Выслушайте меня. Денег, лежащих на вашем счете в банке, не хватит на оплату текущих расходов за этот месяц. Июнь заканчивается, а нам нужно заплатить в общей сложности одну тысячу семьсот долларов.

Прикрыв глаза, Джейк наморщил лоб.

— Посмотрите на эти счета. — Она помахала ворохом бумажек. — На целых четыре тысячи. Чем мне по ним платить?

— А сколько в банке?

— В пятницу было тысяча девятьсот долларов. За сегодняшнее утро никаких поступлений.

— Никаких?

— Ни цента.

— А как же дело Лайфорда? Мой гонорар составил три тысячи.

Этель покачала головой:

— Мистер Брайгенс, его дело еще не закрыто. Мистер Лайфорд пока не подписал документ о передаче имущества. Вы должны получить деньги только после продажи его дома. Разговор об этом был три недели назад, помните?

— Не помню. А Бак Бритт? Это еще тысяча.

— Банк вернул его чек ввиду отсутствия на счете мистера Бритта денег. Чек лежит на вашем столе уже две недели.

Она остановилась, чтобы сделать глубокий вдох.

— Вы прекратили прием клиентов, мистер Брайгенс. Вы не отвечаете на телефонные звонки и…

— Не читайте мне лекций, Этель!

— И вы отстаете во всех своих делах на целый месяц!

— Хватит!

— Все это началось с дела Хейли. Вы только о нем и думаете. Вы им просто одержимы. Так мы долго не протянем.

— Мы! Сколько раз я опаздывал с выплатой жалованья, Этель? Много я вам еще должен? А?

— Есть кое-что.

— Но не больше, чем обычно, ведь так?

— Да, а что вы скажете в следующем месяце? До суда еще четыре недели.

— Замолчите, Этель. Просто замолчите. Если вам так уж трудно, можете уволиться. Если вы не можете держать рот закрытым, то считайте, что я сам вас уволил.

— А вам бы хотелось от меня избавиться, правда?

— Меня это совершенно не волнует.

Этель была волевой женщиной. Четырнадцать лет работы с Люсьеном закалили бы кого угодно, но ведь она ко всему прочему была еще и женщиной; при этих словах Джейка ее верхняя губа задрожала, в уголках глаз показались слезы. Она опустила голову.

— Извините меня, — прошептала Этель. — Я просто очень волнуюсь.

— Из-за чего?

— Боюсь за себя и за Бада.

— Что такое с Бадом?

— Он очень болен.

— Мне это известно.

— У него все время скачет давление, особенно после телефонных звонков. За последние пять лет он перенес несколько инсультов и инфаркт. Он живет в постоянном страхе, мы оба боимся.

— И много этих телефонных звонков?

— Было несколько. Нам угрожали поджечь дом, а один раз — даже взорвать. Все время нам говорят, что знают о каждом нашем шаге, и еще добавляют, что если Хейли оправдают, то они сожгут дом или подложат динамит, пока мы будем спать. Было два звонка с угрозой просто убить нас. Никакая работа этого не стоит.

— Может, вам действительно стоит уволиться?

— И голодать? Бад не работает вот уже десять лет, вы же знаете. А чем я еще могу заняться?

— Послушайте, Этель, мне тоже угрожают. Но я не отношусь к этому так серьезно, как вы. Я пообещал Карле, что брошу дело Хейли в случае мало-мальски серьезной опасности. Это должно успокоить и вас с Бадом. В угрозы я не верю. Мало ли в мире идиотов!

— Вот это-то меня и беспокоит. Такому идиоту может взбрести в голову что угодно.

— Ну нельзя же так! Я попрошу Оззи, чтобы он повнимательнее следил за вашим домом.

— Вы и вправду это сделаете?

— Конечно. Ведь за моим они поглядывают. Поверьте мне, Этель, вам не о чем волноваться. Скорее всего это развлекаются какие-то панки.

Она вытерла слезы.

— Простите меня за то, что разревелась перед вами, и за то, что в последнее время была слишком раздражительной.

«Сорок лет ты была раздражительной, а не последнее время», — подумал Джейк и ответил:

— Все в порядке, Этель.

— А как быть с этим? — Она вновь взмахнула счетами.

— Я достану деньги. Беспокоиться не о чем.

Уилли Хастингс закончил свою вторую смену в десять вечера, зарегистрировал время ухода на часах рядом с кабинетом Оззи и, сев за руль машины, направился к дому, где жили Хейли. Сегодня была его очередь спать на кушетке. Кто-либо из мужчин спал на кушетке Гвен каждую ночь: брат, или двоюродный брат, или друг. Хастингс приходил по средам.

Но спать при включенном свете было невозможно. Тони отказывалась и близко подходить к своей кроватке до тех пор, пока в доме не включат все огни. А вдруг где-нибудь в темноте ее поджидают те мужчины? Ведь сколько раз она видела, как они подползают по полу к ее постели, а когда их что-нибудь спугнет, они тут же прячутся по шкафам. За своим окном она слышала их голоса, она видела их налитые кровью глаза, следящие за тем, как она готовится лечь спать. И у себя над головой Тони слышала шум, будто кто-то ходил по чердаку в ковбойских сапогах, которыми они пинали ее. Тони знала, что они там, наверху, что они дожидаются, пока внизу все уснут. А уж тогда они спустятся сюда и снова утащат ее в жуткие заросли. Раз в неделю ее мать и самый старший из братьев поднимались по приставной лестнице на чердак, чтобы осмотреть его, держа на всякий случай в руках, кроме фонарика, еще и пистолет.

В доме не должно было быть ни одной неосвещенной комнаты, когда девочка отправлялась в постель. Однажды ночью, когда Тони лежала без сна рядом с Гвен, свет в коридоре вдруг погас. Объятая ужасом, Тони закричала и кричала до тех пор, пока брат Гвен не добрался на машине до открытой ночь напролет мелочной лавки и не привез лампочку.