Роскошь нечеловеческого общения - Андрей Белозеров

Крюков мрачно усмехнулся, вспомнив Булгакова. "Нужно пошевелиться, чтобы определить, в носках я или нет", - подумал он и сделал движение правой рукой. Все сразу встало на свои места.

Тело наполнилось болью - теперь дрожь, сотрясающая тело Крюкова, приносила очень неприятные ощущения. Можно даже сказать, страдания.

Гоше удалось встать на четвереньки и подняться на ноги. Вместе с осознанием собственного тела и приданием ему вертикального положения вернулась память. Не совсем конечно, память возвращалась рывками, но Крюков начал понимать, где он находится и что предшествовало его попаданию в столь странное место.

Гоша хоть и напивался частенько до состояния полной невменяемости, но никогда еще прежде не приходилось ему просыпаться вот так - в какой-то яме, на куче мокрой глины. Крюков всегда умудрялся тем или иным способом добраться до дома - "автопилот" множество раз спасал его от больших неприятностей, но сейчас, видимо, автоматика испортилась, либо просто истек срок годности спасительного биологического механизма, работающего в Гошином мозгу и многократно выручавшего беспутного хозяина.

Руки Гоши то и дело соскальзывали с глиняной стены, и он раз за разом бессильно опускался на четвереньки, оказываясь в луже грязной воды. Наконец Крюкову удалось выползти из неглубокой ямы, и подозрения его подтвердились. Гоше не нужно было даже оглядываться по сторонам, чтобы понять, где он находится.

"Слава богу, тепло еще... Относительно, конечно, - подумал Гоша, ежась и обхватывая себя руками, стобы унять дрожь. - Зимой замерз бы тут к едрене фене..."

Он провел ночь в заброшенной части кладбища, которую давным-давно, согласно плану благоустройства, собирались превратить в "цивильное" место захоронений, но все время что-то этому мешало. То денег не хватало, то техники, то какой-нибудь ретивый деятель, уже начавший было подготовку участка, попадался на мелкой взятке и с позором изгонялся из трудового коллектива, и дело снова замораживалось до лучших времени, вернее, до лучшего руководителя. В общем, участок этот, заросший бурьяном, заваленный какими-то непонятного происхождения железяками, строительным мусором и всякой дрянью, заносимой на кладбище бомжами, для охраны от которых и поставлены были на свои посты Крюков, Миха и еще трое мужичков, - участок этот более походил на старую, лишенную внимания властей свалку, чем на часть действующего городского кладбища.

Крюков стоял, с трудом удерживая равновесие на покатом склоне возле ямы, в которой ему пришлось волей обстоятельств провести ночь.

Он не винил обстоятельства - ведь сам же Гоша и спровоцировал эту ситуацию. Если бы не желание "догнаться", напиться в дым, которое привело его в компанию Михи и двух незнакомых парней, сидел бы себе дома, пил бы сейчас чай в тепле, чистоте и покое...

Гоша окинул взглядом свою одежду. Нужно непременно зайти в контору и переодеться - там всегда найдется какой-нибудь бесхозный ватник и рабочие штаны. Сношенные солдатские кирзачи тоже подойдут, чтобы добраться до дому. В таком виде выходить в город - чистое безумие. До первого милиционера. Хотя, с другой стороны...

Гоша подумал, что вряд ли сейчас милиция станет забирать человека, у которого в кармане, совершенно очевидно, нет ни гроша, да который при этом еще настолько грязен, что его ни в машину посадить, ни даже просто схватить покрепче невозможно, без того чтобы самому не изгваздаться в липкой жирной глине.

Отрывки воспоминаний мелькали в сознании Крюкова с нарастающей скоростью. Его начало тошнить, голова болела, тело ломило, глаза слезились, в горле отвратительно першило - в общем, все было как обычно, такое всегда случалось с Гошей после бурно проведенного вечера. Всегда, да не всегда.

Какая-то мысль сидела в мозгу, не давая Гоше сосредоточиться на проблемах насущных и первоочередных. Согреться, переодеться, что-нибудь выпить, да хоть бы чаю, - вот чем должен был озаботиться Гоша Крюков, привыкший к лишениям и жизненным трудностям. Однако он продолжал стоять на глиняной куче, расползающейся под ногами, и пытался вспомнить нечто, крепко засевшее в подсознании и не очень-то склонное оттуда вылезать.

Вчера была какая-то драка...

Или нет, не драка. Они сидели в комнатке для сторожей, пили... Так, это Крюков помнил более или менее отчетливо. Ага, курили. Ну конечно! Курили траву. Потом этот, Виталя, кажется, разошелся, выпил с Крюковым, начал какие-то истории рассказывать. Из своей бандитской жизни. Антон тоже сидел, посмеивался. Откуда-то еще водка взялась... А, это он, Крюков, разошелся. Ну конечно, он ведь и хотел напиться, и деньги на водку у него были припасены... Миху отправили за бутылкой. Потом появился кто-то еще... Третий... Кажется, главный среди этих бандитов. И что-то там у них произошло... Он ударил Виталю... А тот, вместо того чтобы ответить, начал прощения просить...

Крюков вдруг застыл, окаменел, даже дрожь, измучившая его совершенно, даже она прекратилась. Он вспомнил. Вспомнил, в чем заключалась суть конфликта. Вспомнил, о чем говорил в пьяно-наркотическом угаре Виталя и за что ударил его третий, безымянный бандит. Вспомнил, что после случившейся ссоры ему налили еще стакан, потом куда-то тащили... Что значит - куда? Сюда и тащили. В эту яму... Нет, до ямы он, вероятно, добрался сам. Из помещения его вывел Виталя, этот, старший, что-то шептал ему на ухо. А Виталя просто вывел Крюкова на улицу, дал еще хлебнуть из бутылки и толкнул в спину. Дальше, вероятно, включился тот самый "автопилот", но направление было уже утеряно, Крюков в сомнамбулическом состоянии добрел до ямы и свалился в нее, мгновенно выключившись.

Тот третий - в нем и была загвоздка. Что же он говорил, за что накинулся на болтливого Виталю? Именно это не давало Крюкову сейчас собраться и двинуться вперед, с тем чтобы пройти хоть и неприятный, но привычный и не страшный путь возвращения в собственную квартиру.

Крюков разматывал события прошедшей ночи, и чем яснее они вставали перед глазами, чем конкретней всплывали в памяти обрывки диалогов, звучавших в сторожке, тем сильнее охватывал его столбняк, тем глубже проникал во все его существо леденящий ужас.

"Почему я паникую? - думал Крюков. - Ведь меня лично это никаким боком не касается... Приятного, конечно, мало, но... Это все похмельные дела... Депрессия. Выдуманные ужасы. В первый раз, что ли?.. И потом, куда я сейчас, в таком виде?.. Это несерьезно... Нужно ехать домой, ложиться спать. Или нет. Переодеться, сходить в магазин, взять чего-нибудь, вдумчиво опохмелиться, а потом уже спокойно подумать, что можно сделать, да и вообще - нужно ли что-то предпринимать или разумнее пустить все дело на самотек. Кто они мне? Друзья? Родственники? Они мне никто. Они, они первые виноваты в том, что происходит... И со мной в том числе..."

Так ничего и не решив, Крюков махнул рукой и побрел по направлению к сторожке. И в самом деле, для начала нужно было переодеться, привести себя в более или менее человеческий вид, а потом уже принимать решения.

"Рисковать мне собственной шкурой ради этих игроков в политику или оставить все как есть? - продолжал размышлять Крюков. - Нет, пусть сами разбираются в своих интригах. А то даже как-то странно - сидел себе тихо-мирно, декларировал полную аполитичность и тут вдруг брошусь на амбразуру... Бред какой-то. Похмелье это все. И трава. Черт меня дернул курить эту дрянь. Бандиты - понятно, они от таких стимуляторов и становятся отмороженными на всю голову. А мне-то это к чему? Мучайся теперь, мудак... Любитель экстремальных удовольствий! Надо же, на старости лет потянуло на эксперименты... Козел, одно слово".

Крюков приблизился к зданию администрации. Официально рабочий день еще не начался, и первым человеком, которого увидел Гоша, был его напарник.

- О! Мать твою! - хмуро сказал Миха. - Ты откуда? Е-мое... Ты что, в могиле ночевал, Крюк?

- Ага, - ответил Гоша.

- Ну ты, блин, дал... Тебя же домой отправили вчера... Ты что, значит, всю ночь вот тут? - снова спросил Миха, и голос его зазвучал как-то растерянно.

- Ну да. Пошел, понимаешь, напрямик, через свалку. Да, видно, на ходу вырубился... Так и уснул. Только что проснулся...

- Ага.. Вот, значит, как... И что - так и спал?

- Ну да. Так и спал.

- Ох, - покачал головой Миха. - Слушай... - Он шагнул к Крюкову и взял его за рукав. - Ты вчера опять дал... Ты бы завязывал, Крюк. Такое буйство тебя до добра не доведет... Неуправляемый ты, в натуре, делаешься...

- Да? А что такое? Я что, буянил вчера, что ли? Расскажи-ка. Я не помню ничего.

Крюков все помнил. Или, во всяком случае, почти все. Но внимание и какой-то немой вопрос в глазах Михи заинтриговали его, и теперь ему хотелось выяснить, чего же добивается от него напарник. А он явно хотел что-то выяснить, только боялся обозначить свой вопрос, не решался спросить прямо.

- Ну так... Не особо. Нес всякую херню.

- Какую?

- Да бред разный... Ты в самом деле, что ли, ни хрена не помнишь?