Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

Настя, хлюпая носом, рубила масляно-мучную смесь в большой миске. Мука так и летела во все стороны, но Настя не обращала на это внимания. Она изо всех сил крошила оставшиеся кусочки мягкого масла, замешивая их в муку. Из глаз женщины то и дело вытекали крупные капли, катились по щекам и срывались вниз, иногда прямо в миску с будущим тестом. В носу булькало, в горле тоже, и иногда против воли у неё вырывались не просто всхлипы, а настоящие рыдания.

Наконец масляно-мучная крошка в миске стала практически идеальной. Настя швырнула нож в раковину, открыла холодильник и подвывая вытащила с верхней полки стакан с водой. Бухнула на стол, чуть плеснув на клеёнку. Рваными движениями вздёрнула рукава свитера повыше и принялась с откровенными рыданиями собирать мучную крошку в ком, плеская ледяную воду из стакана. Через пару минут лоснящийся «колобок» уже отлипал от рук и миски, и Настя, сунув его в пакет и завернув, положила свёрток в холодильник. Захлопнула холодильник (на нём закачалась ваза с сухоцветами), медленно отошла к столу и осела на табуретку.

Полчаса. Замешанное песочное тесто должно полежать в холодильнике полчаса, прежде чем его можно будет раскатать и сформовать печенье.

Настя посидела, прикрыв глаза. Шмыгнула носом, едва не утёрла лицо масляно-мучными руками, но вовремя одумалась. Вдруг ей послышался странный тихий звук — точно в окно билась муха или гудел где-то шмель. Настя замерла — но звук уже пропал. Она заставила себя встать и принялась методично наводить порядок: убрать муку, выкинуть в мусорку фольгу от масла, вымыть руки, протереть все поверхности, сполоснуть и убрать на сушилку стакан. Рутинные действия успокаивали, отвлекали от жутких мыслей.

Настя вытерла руки, взяла с холодильника мобильный телефон и ткнула в кнопку быстрого набора. Гудки, гудки, тишина, затем — «абонент не отвечает или вне зоны доступа, попробуйте позвонить позднее». Прослушав эту фразу на русском и английском несколько раз, Настя нажала отбой (и снова, вроде, где-то жужжал шмель, но перестал), положила телефон обратно на холодильник и посмотрела на часы. Любимые её изумительные старинные «ходики» с круглым циферблатом, вокруг которого заворачивались металлические еловые лапы с шишками. Круглый маятник ходил туда-сюда с тихим щёлканьем, на концах свисающих цепочек завода висели тоже еловые шишки. Ходики, казалось, усмехались: прошло пять минут. Настя, почувствовав новый приступ рыданий, зажмурилась, потрясла головой, тихонько повыла в нос. Открыла глаза и снова уставилась на часы. Половина восьмого в субботу означала, что звони-не звони — на кафедре ещё никого нет. Она и звонила уже, конечно, не добившись толку от мобильного. Если Сашка зачем-то вскочил в выходной с ранней рани и ушёл в институт — он должен был бы взять свой телефон. Но тот не отвечал, абонент не абонент, что хочешь, то и думай. Телефон лабы она не помнила, конечно, но лаба в половине коридора от преподавательской, если бы там в тишине субботнего утра надрывался телефон, Сашка бы услышал.

(Если бы он был там)

Настя снова взяла в руки телефон, подержала, поняла, что не сможет ещё раз услышать механический голос, твердящий про абонента, и бессильно сунула аппаратик куда-то на стол, за солонку с перечницей. Положила руки на столешницу, а голову на руки, и спросила сама себя — неужели правда. Неужели то, что когда-то случилось (если случилось), повторилось снова. Неужели она была так глупа, что забыла, что потеряла бдительность, что позволила этому случиться.

(Но ведь это невозможно, так не бывает, не в реальной жизни)

Она, сама не замечая того, снова начала тихо подвывать и всхлипывать.

(Должно быть рациональное объяснение)

И в этот момент загремел стационарный телефон. Настю подбросило на табуретке — звонок у телефона был мерзкий, допотопный аппарат трещал, как разъяренный трамвай на перекрёстке. Настя вскочила и бросилась в коридор.

— Алло! — заорала она в трубку. На том конце выдержали оскорблённую паузу, а затем недовольный голос свекрови осведомился:

— Это, Настенька, ты, что ли?

— Я, — Настя прислонилась к дверному косяку и неосознанно принялась накручивать на палец витой телефонный провод, — Здравствуйте, Виктория Михайловна!

— А Сашенька что трубку не берёт? — спросила свекровь всё тем же недовольным тоном, — Что за манера, я ему на сотовый уже десять минут звоню!

«В полвосьмого в субботу?!» — Настя выронила из пальцев провод, мысленно заметалась:

— А… он… Видимо, телефон разряжен! Саша, дело в том, что… он вышел… тут… Сосед зашёл…

— Утром в субботу? — язвительно спросила Виктория Михайловна.

— Там что-то с электричеством! — в отчаянии выпалила Настя, — Я ему скажу, чтобы перезвонил!

— Да уж, скажи, будь любезна, — свекровин голос буквально сочился ядом, и это было изумительно, потому что она ещё никогда не позволяла себе такого откровенного беспричинного наезда, — А лучше сразу передай этому засранцу, что он сам с отцом договаривался на раннее утро, я не знаю, за каким чёртом, потому что я из-за их этой поездки не выспалась…

— Подождите, — Настя неожиданно немного успокоилась, — А что за поездка? Он не говорил ничего…

— На радиорынок они собирались… Подожди… — свекровь, кажется, прикрыла трубку рукой, и Настя провела несколько минут в тревожном оцепенении, буквально не дыша.

— Ну, отбой тревоги, — всплыла свекровь, — Явился, голубчик! Телефон забыл дома, говорит. Могла бы и не выгораживать его, кстати, — и Виктория Михайловна, не прощаясь, положила трубку.

Настя почувствовала, что комната слегка плывёт перед глазами. Машинально она положила телефонную трубку, промахнулась, и трубка прыгнула со столика на пол, жутко треснув о половицы. Настя посмотрела вниз, на эту кремовую пластмассовую загогулину, на тянущийся из неё наверх растянутой спиралью шнур. Её словно приморозило, она стояла и смотрела, смотрела, как в дурацком фильме. Телефонная трубка гипнотизировала её ровным узором из чёрных круглых дырочек, как будто смотрела на неё целым выводком маленьких злобных глазок.

Наконец, она заставила себя отвести взгляд. Почти наощупь подняла трубку и положила, на этот раз аккуратно, на рычаги аппарата. Потом развернулась и пошла на кухню.

Ходики подмигнули ей: прошло пятнадцать минут, и её тесту осталось лежать в холодильнике ещё столько же.

Настя постояла в центре небольшой кухни, приходя в себя от своей недавней истерики и от неожиданного звонка. Потом её вдруг словно толкнуло: телефон. Он забыл его дома, значит… Она вернулась в комнату, прошла вокруг, заглядывая на полки, подоконники и другие очевидные места, потом, ничего не найдя, подошла к дивану и сунула руку под подушку.

Так и есть. Его «моторола» лежала с краю, между подушкой и валиком дивана. И, как тут же убедилась Настя, была переведена в виброрежим.

Её вдруг окатило таким приступом гнева, что жар полыхнул в лицо, разлился по телу. «Ах ты, поганец, — подумала она о ненаглядном муже, — Псина ты сутулая, козёл, устроил мне нервячку…» — она сжала Сашкин телефон так, что не будь это старая добрая прочная модель, ему бы тут и пришёл конец. Настя от греха сунула телефон обратно под подушку и пошла включать духовку.

Пока духовка грелась, она поставила на табурет противень, вынула формочки для нарезания печенья, пакетики и баночки со специями, приготовила кисточку и взбила яйцо в стакане — смазывать печенюшки перед выпечкой. Лицо у неё всё ещё пылало от гнева и стыда (хотя в последнем она бы ни за что не призналась), но руки действовали так же спокойно и умело. Как и всегда.

Настя поглядывала на часы, и в нужный момент вытащила тесто их холодильника. Вытерла начисто стол, припорошила столешницу мукой и принялась быстро раскатывать тесто. На противне уже ждала пергаментная бумага. Быстро и уверенно Настины руки водили скалкой, потом вдавливали формочки в тесто, потом перекладывали печенье на пергамент, смазывали яйцом и присыпали сверху где смесью куркумы и перца, где корицей и гвоздикой с мускатным орехом, где молотыми орехами с сахарной пудрой.