Спор о соли и железе (Янь те лунь) - Хуань Куань

тоже делал бы это, даже в качестве [возницы, чья] обязанность держать хлыст в руке; если бы оказалось невозможно стремиться к [богатству, я] последовал бы за тем, что я люблю»[1520]. Благородный муж стремился к долгу, а не к обогащению любой ценой. Поэтому он язвительно критиковал то, что Цзы-гун «не получил повеления [Неба быть богатым], а его добро преумножалось им [по его собственному почину]»[1521]. Если благородному мужу выпадает благоприятный случай [встретиться с государем и получить его признание], то он становится богат и занимает высокое положение; если не выпадает, то он уходит и радуется истинному пути[1522]; он не ввязывается [в погоню за] выгодой, поэтому не захватывает беззаконно, повернувшись спиной к своему долгу; он живет, скрывшись [от мира], соблюдает свои принципы, не хочет [ничем] помешать своему образцовому поведению, поэтому не примыкает к сильным[1523], вредя своей репутации. Даже когда «дашь ему [богатства] домов Хань и Вэй»[1524], — если это не [соответствует] его стремлениям, то он не станет ими владеть. Богатство и высокое положение не могут принести ему славы, клевета и поношение не могут нанести ему ущерба. Поэтому «длинный халат Юань Сяня, подбитый старой шелковой ватой», был достойней, чем «[одежда из шкурок] лис и барсуков» [главы семьи] Цзисунь[1525]; «рыбное блюдо» Чжао Сюань-мэна было вкусней, чем [яства] Чжи-бо[1526] [из мяса] домашних животных, кормящихся травой и зерном; серебряные подвески на поясе Цзы-сы были прекрасней, чем нефрит из Чуйцзи, [полученный] князем (гун) [владения] Юй[1527]. Князь (хоу) Вэнь [государства] Вэй в почтительном поклоне склонился над перекладиной на передке своей колесницы, [проезжая мимо] квартала Дуаньгань Му, не потому, что тот обладал положением[1528]; князь (гун) Вэнь [государства] Цзинь, когда увидел Хань Цина, устремился к нему, сойдя с колесницы, не потому, что у того было большое богатство; [оба государя поступили так] потому, что те были богаты человеколюбием, полны внутренней духовной силы[1529]. Поэтому «зачем непременно» тот, кто занимает высокое положение, [должен обладать] богатством? Он [должен обладать не им], «а только человеколюбием и справедливостью!»[1530]».

Глава 18

Поношение учения [Ли Сы]

Сановник сказал:

«Ведь держать в мыслях кривой [путь], а говорить о прямом, «выдавать себя за не имеющего желаний»[1531], а на деле не следовать [этому] — «это не [соответствует] чувствам ученого»[1532]. В старину Ли Сы вместе с Баоцю-цзы служил Сюнь Цину [как учителю][1533]; после этого Ли Сы прибыл в [государство] Цинь, в конце концов получил [пост одного из] трех высших министров и, опираясь на могущество [правителя, способного выставить] десять тысяч боевых колесниц, стал властвовать над [областью, лежащей] между морями [четырех стран света][1534]; его заслуги были равны [достижениям] И [Иня] и [Тай-гун-]вана, его слава была так же велика, как гора Тай; а Баоцю-цзы не избежал [жизни в] «травяном шалаше» с окном, сделанным из горла битого глиняного кувшина[1535]; он был, как лягушки в дождливый год: нельзя сказать, что они не квакают многоголосым хором, но в конце концов подыхают в канаве — только и всего. Теперь [вот что:] если кому нечем прокормить [близких] внутри [своего дома] и нечем заслужить хвалу вне его, если он пребывает в бедности и низком положении, но любит «обсуждать [дела правления]», то пусть даже он говорит о человеколюбии и справедливости — все равно он не заслуживает высокой оценки![1536]».

Знаток писаний сказал:

«Когда Ли Сы помогал в качестве канцлера [государю] Цинь, Ши хуан поручал ему [дела], и среди подданных не было второго, равного ему; однако Сюнь Цин не ел из-за[1537] него, так как видел, что тот попадет в неожиданную беду. Баоцю-цзы питался кашей[1538] [в шалаше, крытом] перекати-полем и лебедой, осуществлял истинный путь в жилище, крытом белым [пыреем], находил удовольствие в своих стремлениях и был удовлетворен этой [жизнью], словно[1539] [у него были] просторные хоромы и [яства из мяса] домашних животных, питающихся травой и зерном; у него не было высокого положения, но не было и озабоченности «[постоянными] опасениями» [потерять его][1540]. Ведь нельзя сказать, чтобы нефрит из Чуйцзи [князя (гун)] Сяня [государства] Цзинь не был прекрасен, но Гун Чжи-ци вздохнул, увидев его, так как знал, что [у привезшего нефрит в подарок] Сюнь Си был план его [возвращения]; нельзя сказать, чтобы богатство Чжи-бо, охватывавшее [все ценности] трех [государств, выделившихся из] Цзинь, не было большим, но он не знал, что [Чжао] Сян-цзы замыслил его [раздел]; нельзя сказать, чтобы «[одежда из шкурок] лис и барсуков» [главы семьи] Цзисунь не была нарядной, но он не знал, что государь [владения] Лу был озабочен его [могуществом]. Поэтому [князь (гун)] Сянь [государства] Цзинь с помощью превосходных лошадей поймал на крючок [владения] Юй и Го, [Чжао] Сян-цзы при помощи разрушения городских стен завлек [в ловушку] Чжи-бо; поэтому Чжи-бо сам был взят в плен [главой дома] Чжао, а [владения государей] Юй и Го оказались в конце концов присоединены [князем] Цзинь, так как они сосредоточили усилия только на приобретении — и не принимали во внимание последствий этого, [кто] жаждал земли, [кто] считал выгодным [получение] превосходных лошадей[1541]. Кун-цзы сказал: «Если у человека нет мыслей об отдаленном [будущем], у него непременно будет забота в недалеком [будущем][1542]. Те, что находятся ныне на [чиновничьих] постах, завидя выгоду, не предвидят [возможного] убытка, взалкав приобретений, не считаются с [возможным] стыдом, променивают свою жизнь на прибыль, променивают свою смерть на богатство. Не иметь внутренней духовной силы [обладателя] человеколюбия и справедливости, а иметь жалованье [обладателя] богатства и высокого положения — все равно что ступать по [настилу над] волчьей ямой или есть под тяжелыми опускными воротами внутренних городских стен; вот почему Ли Сы подвергся пяти наказаниям[1543]. „На юге есть птица, называется юань-чу», «ест только плоды бамбука, пьет только из источника с вкусной водой»; она «пролетала» мимо горы Тай, а «сова» с горы Тай, которая, склонив голову, клевала «разлагающуюся [тушку] крысы», «взглянув вверх, увидела» «юань-чу» и «устрашающе заухала»[1544]. Ныне министры, которые, опираясь на свое богатство и высокое положение, насмехаются над конфуцианскими учеными, превратили [эту манеру] в свое обычное поведение; могут ли они не иметь сходства с совой с горы Тай, которая устрашающе заухала на [птицу] юань-чу?».

Сановник сказал:

«Цель учения — не