Все мои ничтожные печали - Мириам Тэйвз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я написала редактору, что десятая книга о Ронде будет готова уже через месяц и взялась за работу. Строчила как сумасшедшая. У меня еще оставались какие-то деньги от гранта на книгу о портовом лоцмане и от продажи нашего дома в Виннипеге. Я ежедневно звонила Нику и маме. Ник каждый день навещал Эльфи в больнице, обычно два раза в день. Там все было по-прежнему: психиатр Эльфи вечно занят и недоступен для разговора, мама теперь ходит в больницу гораздо реже, потому что ей невыносимо на все это смотреть, никаких изменений нет, медсестры постоянно ворчат, что Эльфи не хочет лечиться, читают маме нотации о необходимости жестокости из милосердия и грозят залечить Эльфи шоковой терапией. Я звонила на сестринский пост и умоляла не отпускать Эльфи домой. Хотя уже было понятно, что пребывание в больнице ее убивает. Медсестры отвечали, что ее никуда не отпустят. Они говорили мне: Успокойтесь. Выпейте чаю. Я спрашивала у них, можно ли мне поговорить с Эльфи. Можно, но только в том случае, если она выйдет из своей палаты и сама ответит на звонок в комнате отдыха. Иногда я звонила на сестринский пост совсем поздно ночью и спрашивала, там ли Эльфрида. Однажды мне было сказано, что мне самой надо спать. Я чуть было не рявкнула в ответ, что сама разберусь, что мне делать, и не нуждаюсь в их указаниях, но вовремя прикусила язык и извинилась за поздний звонок.
Я договорилась с Ником, что он будет звонить мне с мобильного телефона, когда навещает Эльфи. Он подносил телефон к ее уху, и я говорила ей о нашем плане: он еще в разработке, но я уже кое-что выяснила, и в любом случае мы с ней скоро увидимся и все обсудим. Сейчас у меня много работы, но как только я все закончу, то сразу приеду за ней в Виннипег. Я говорила, а Эльфи молчала и только дышала в трубку – или мне просто казалось, что я слышу ее дыхание. А потом, в какой-то из дней, она внезапно заговорила. Ее голос был чистым и сильным.
Когда ты приедешь за мной, Йоли? – спросила она.
Я честно пыталась работать над книгой о Ронде, но в голову лезли совершенно другие мысли. Может быть, Мексика все-таки лучший из вариантов, лучшее место для смерти. Дорога выйдет гораздо дешевле. Мне представлялся гамак, который мягко качается, как колыбель. Возвращение в младенчество, в пустоту и еще дальше – в небытие. Мне казалось, что Мексика лучше подходит для смерти, чем Швейцария. Это более приземленное место, более хаотичное и таинственное. В этой стране празднуют День мертвых, устраивают вечеринки на кладбищах. Швейцария в моем понимании – это острые перочинные ножи, самые точные в мире часы и сохранение нейтралитета. Нора приготовила нам смузи. Мы пообедали, как пещерные люди. Моя дочь увлеклась новомодной палеодиетой. Много орехов и мяса. Ее выступление на отчетном концерте было воздушным, изящным и трогательным. По дороге домой они с Андерсом проливали лимонад, роняли вещи и неуклюже, по-детски ласкали друг друга на заднем сиденье машины. Если Уилл уже «достиг берегов зрелости», как выразился бы мой папа, то Нора все еще катилась на разнузданной дивной волне ранней юности в открытом море, и ее берег едва маячил на горизонте, почти невидимый невооруженным глазом. В квартире было невыносимо жарко. У обрезанных деревьев начали отрастать новые ветки, обещая окутать нас зеленью. Мы продвигались назад во времени, в темноту.
Я постоянно звонила в больницу. И днем и ночью. Она там? Она здесь. Она там? Она здесь. Вы ее не отпустите? Мы ее не отпустим.
16
Я позвонила Эльфи и сказала, что скоро у меня будут деньги на поездку в Цюрих. Я воспользуюсь кредитными картами. Но на следующий день мне позвонила мама и сообщила, что Эльфи на один день отпускают домой, чтобы она отпраздновала свой день рождения в кругу семьи. С учетом всех обстоятельств сама мысль о празднике показалась мне совершенно нелепой. Хотя, может быть, Эльфи и не жалела, что родилась на свет.
Я была так одержима идеей удержать Эльфи в больнице, пока я не добуду достаточно денег, чтобы отвезти ее в Цюрих, что напрочь забыла о ее дне рождения. Мама сказала, что Ник уже едет в больницу ее забирать, и что она пока купит шампанское и цветы и закажет праздничный торт, и все будет хорошо. Последнюю фразу мама произнесла с интонацией оракула, подчеркнуто категорично. Так решила судьба. После этого разговора я присела на ладонь литого пластикового кресла в форме человеческой кисти, которое Нора нашла в чьем-то мусоре и притащила домой, и подумала: Вот и все. Это конец.
Нора пришла ближе к полудню. Я сообщила ей, что сегодня Эльфи отпускают домой – праздновать день рождения. Нора сказала, что это здорово. Но ей будет непросто вернуться в больницу. Я согласилась. Очень непросто. Я позвонила Нику на мобильный, но он не взял трубку. Позвонила маме на домашний. Она не ответила. Видимо, уже ушла. Нора предложила сыграть в теннис. Мы разыскали мячи и ракетки, переоделись в старые футболки и шорты и отправились на уличные корты с провисшими сетками в паре кварталов от дома. Мы сыграли пять или шесть партий, носились как угорелые, пропуская почти все мячи, извинялись друг перед другом, хихикали и задыхались. Под конец выдохлись совершенно, уселись на лавочку рядом с кортами и разделили на двоих мороженое, купленное в фургончике, из динамика на крыше которого звучала песня «Такой маленький мир» – прямиком из Диснейленда. Я пыталась вспомнить слова. Мир смеха, мир слез – и чего еще? У меня зазвонил телефон. Это был Дэн. О нет, подумала я. Только этого мне сейчас не хватало. Я все же ответила на звонок. Дэн спросил, все ли у меня в порядке, где я сейчас, чем занимаюсь. Я обстоятельно ответила на все вопросы и задала встречный: А ты разве не на Борнео? Я на Борнео, сказал он. Но Ник не смог до тебя дозвониться и в панике позвонил мне. Йоли, сказал он, у меня очень плохие новости.
Я спросила, знает ли мама, и он сказал: Нет. Ник звонил ей на мобильный и на домашний, но она не берет трубку.
Она пошла заказывать праздничный торт.
Дэн сказал: Ясно. Ник звонил и
