Спартанский лев - Виктор Поротников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деревенька была невелика, всего около десятка хижин, которые в беспорядке расползлись по склону холма. В низине у реки темнели загоны, обнесённые плетнём, полные коз и овец.
Свирепые лохматые собаки с громким лаем окружили троих путников, едва они приблизились к крайней хижине, над кровлей которой тянулся к небу белый шлейф дыма. Лошадь Дафны, испуганно захрапев, заметалась из стороны в сторону. Испугалась собак и кобылка Ксанфа, норовя встать на дыбы. Он обеими руками вцепился в поводья, опасаясь, что лошадь вырвется и умчится в лес. Евбул древком дротика отгонял свирепых псов.
Из хижины выбежали два человека. На одном была лишь набедренная повязка. Вьющиеся чёрные волосы почти закрывали ему глаза. Другой был в хитоне из грубого холста, подпоясанный толстой верёвкой. За поясом торчал длинный тесак. У черноволосого в руке был топор.
Дафна заговорила с человеком в хитоне, поскольку по внешнему виду он был значительно старше второго. У него была густая борода, а лицо покрывала сеть морщин.
— Мы спартанцы, — начала Дафна. — Держим путь в Кинурию. К сожалению, одна из наших лошадей захромала. У вас есть лошади?
Бородач в хитоне прикрикнул на собак. Они отбежали в сторону и, сгрудившись у соседней хижины, продолжали рычать и скалить зубы.
— Лошади-то у нас есть, — ответил бородач с кривой усмешкой. — Только они не всякому даются в руки.
При этих словах бородача на лице черноволосого тоже появилась хитрая ухмылка. Поигрывая топором, он разглядывал Дафну с головы до ног.
— Мы готовы заплатить вам, — сказал Евбул. — Назовите вашу цену.
— Даже так? — Бородач сделал удивлённое лицо. — Странно. Обычно спартанцы всё забирают даром.
От соседних хижин подошли ещё несколько илотов с дротиками, дубинками и топорами в руках. Трое держали над головой горящие факелы.
— Кто это такие?
— Что им надо?
— Ты знаешь их, Петеос? — посыпались вопросы.
Говор горцев заметно отличался от наречия равнинных илотов.
Опасливо озиравшийся Ксанф сразу обратил на это внимание. Ещё живописец заметил, что горцы держатся гораздо смелее. В их поведении не было и намёка на робость и почтение.
Бородач поднял руку, призывая к тишине.
— Эти люди из Спарты, — сказал он. — Они хотят оставить нам хромого коня, а взамен взять здорового.
— Ого! Выгодная сделка! — воскликнул кто-то.
Этот возглас потонул в громком смехе. Громче всех хохотал черноволосый.
Илоты плотнее придвинулась к троим гонцам. Внимание всех было приковано лишь к Дафне, округлые прелести которой соблазнительно подчёркивались её короткой эксомидой.
— Где ваши старейшины? — спросила Дафна. — Я хочу говорить с ними.
— Один наш старейшина умер с горя после того, как спартанцы убили всех его сыновей, — сердито ответил бородатый Петеос. — Другой сейчас слишком пьян, чтобы разговаривать с вами. Договаривайтесь со мной. Меня тут все уважают и слушаются.
— Вот деньги. — Дафна протянула бородачу мешочек с серебром. — Возьми, пересчитай. Надеюсь, этого хватит за одного коня.
— Не бери у неё деньги, отец, — промолвил черноволосый. — Наверняка они фальшивые. Вспомни, сколько раз спартанцы нас обманывали.
Дафна, видя, что Петеос стоит, не двигаясь, опустила руку.
— Чего же вы хотите за коня? — сердито проговорила она.
— Тебя, красотка, — быстро ответил черноволосый, оскалив в улыбке белые ровные зубы.
Дафна, изумлённая такой дерзостью, переглянулась с Евбулом, который движением бровей дал ей понять, что дело принимает дурной оборот.
— Четыре года тому назад лакедемоняне отняли у моего сына жену, — произнёс бородач, положив руку черноволосому на плечо. — С тех пор мой сын мыкается один без женщины. Разве это справедливо?
Дафна и Евбул опять переглянулись.
— Прими наше сочувствие, друг, — с сожалением в голосе промолвил Евбул, глядя в глаза бородачу. — Но...
— С тобой никто не разговаривает! — вдруг выкрикнул черноволосый, подскочив вплотную к конюху. — Я обращался к ней, а не к тебе.
Черноволосый ткнул пальцем в Дафну.
— Спокойно, Фоас. — Бородач оттащил сына назад. — Гнев не красит человека. Эти путники хоть и спартанцы, но они наши гости.
Дафна сунула мешочек с драхмами обратно за пояс и сняла с себя лук и колчан со стрелами.
— Если вам не нужны деньги, тогда возьмите это. — Она положила лук и стрелы к ногам бородача. — Оружие у нас самое настоящее.
— Это не может быть равноценной платой за коня. — Бородач отрицательно покачал головой. — Тебе, красавица, придётся провести ночь с моим сыном. Вот единственная и справедливая плата.
Гул одобрительных голосов раздался при последних словах Петеоса. Илоты, глазевшие на Дафну, принялись расхваливать тело молодой спартанки, словно перед ними была рабыня, выставленная на продажу.
Черноволосый шагнул к Дафне и, взяв её за руку, властно потянул за собой.
— Идём, большеглазая. Воистину, ты послана мне богами!
Дафна жестом остановила Евбула, сделавшего движение в её сторону, и громко сказала:
— Сначала приведите того коня, ради которого мне придётся стать наложницей на эту ночь. Сделка есть сделка.
Петеос отдал распоряжение. От группы илотов отделились двое и ушли куда-то в темноту.
— Коня осмотрят твои спутники, красавица, — нетерпеливо бросил черноволосый Фоас. — Если конь и не понравится, тогда утром ты сама выберешь, какого тебе надо. Идём!
И он вновь потянул Дафну за собой. Та не сопротивлялась.
У Ксанфа по спине забегали холодные мурашки, когда Евбул передал ему поводья своего коня и коня Дафны, быстро прошептав при этом, чтобы он садился верхом и был готов к бегству. Сначала Ксанф решил, что Евбул вознамерился бросить Дафну в беде. Однако он ошибся.
Дафна, оказавшись за пределами освещённого факелами круга, выхватила из-за пояса кинжал и ударила им черноволосого в горло. Едва Фоас с хрипеньем упал на колени, выронив топор, как Евбул метнул дротик, сразив наповал одного из илотов, державшего факел в руке.
Никто из горцев явно не ожидал такого поворота.
Дафна и Евбул были подобны двум рассерженным леопардам. Дафна, подхватив с земли топор, бросилась с ним на Петеоса и рассекла тому плечо. Евбул всадил свой кинжал в живот другому факельщику. Затем он, размахивая факелом, разогнал в стороны рычащих собак, которые бросились было на него и Дафну.
Ксанф, спасаясь от собак, вскочил на брыкающегося коня. Две другие лошади рвали поводья из его рук, порываясь умчаться прочь.
Поверженный наземь Петеос громко звал на помощь.
Илоты не решались вступить в схватку, издали бросая дротики и камни. Евбул уворачивался от камней, а дротики подбирал и кидал обратно.
Дафна вскинула лук. Её меткие стрелы поразили ещё двоих илотов, у которых в руках были факелы. После чего мелькавшие среди хижин и изгородей факелы стали гаснуть один за другим. По приглушённым возгласам и топоту ног стало ясно, что илоты хотят взять непрошеных гостей в кольцо.
— Уходим! — крикнул Евбул.
Но Дафна не послушалась и пустила очередную стрелу, убив одну из рычащих собак.
Евбулу пришлось напомнить, куда и зачем они едут.
— Если хочешь, то оставайся, а скиталу отдай мне.
Это подействовало. Дафна бросилась к своему коню.
Однако на нём уже сидел Ксанф, растерянный и трясущийся от страха. Тогда Дафна вскочила на лошадь Евбула, велев тому сесть у неё за спиной.
Бросив хромую лошадь, трое наездников на двух конях поскакали почти наугад сначала через заросли орешника и дрока, потом по извилистой тропе вниз по склону холма, огибая редкие сосны. Огромная скала, господствуя над холмами и узкой речной долиной, закрывала собой полнеба и бледный лик луны, отчего мрак казался ещё более непроницаемым.
Скакавший впереди Ксанф, не видя перед собой ни зги, полностью положился на чутьё своего скакуна. Он мысленно молил богов, чтобы конь не споткнулся, иначе эта дикая скачка в ночи станет последним эпизодом в жизни.
Выбравшись наконец на дорогу, беглецы перевели коней на шаг, чтобы прийти в себя. Особенно это касалось Ксанфа, для которого пережитое за последний час явилось сильнейшим потрясением. У бедняги тряслись руки, а из глаз катились слёзы. Живописец не мог вымолвить ни слова, лишь всхлипывал и бормотал что-то невнятное.
Дафна и Евбул какое-то время хранили молчание.
Потом Дафна негромко промолвила:
— Прости, Евбул. Я виновата перед тобой.
Евбул ничего не ответил. Он лишь крепко пожал ей руку повыше локтя, как бы воздавая хвалу за проявленную смелость.