Горбовский - Марьяна Куприянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 22. Новые подробности
Спицына всегда была девушкой крепкой – как морально, так и физически. Ее нервы спокойно переносили эмоциональные напряжения, частые ссоры с отцом и вид крови (достаточно вспомнить происшествие с Гектором), девушка могла бы запросто быть хирургом. Ее тело аналогично было натренировано и готово к нагрузкам – в школе она увлекалась бадминтоном и любила вечерние пробежки, но институт стал забирать у нее слишком много времени, и хобби пришлось оставить, что не сильно, впрочем, повлияло на физическую форму девушки. Никогда прежде Спицына не падала в обморок, более того – она не могла себе даже представить, каково это, и склонна была полагать, что люди, с которыми это случается, больше симулируют, чем действительно лишаются сознания.
В этот раз, когда в глазах у Марины сначала все расплылось, потом потемнело, когда ноги отказались вдруг слушаться, она не поняла, что это может привести к обмороку, ведь с ней подобного ранее не случалось. Но когда она начала приходить в себя, то с удивлением обнаружила, что черная пустота, поглотившая ее сознание на неопределенный срок, вполне реальна, имеет протяжение во времени и отнимает у человека все ощущения вместе с памятью. Это было нечто новое в ее личном опыте, а потому вызывало любопытство и испуг одновременно.
Как только к Марине стало малыми дозами возвращаться сознание, первым делом она ощутила, что ее тело плавно покачивается – вверх-вниз, как на волнах, но более резко. В висках ломило, а также ощущалась легкая тошнота. «Что за чертовщина происходит?» – подумала она и распахнула глаза. Взгляд уперся в белую ткань, и девушка поняла, что ее несут на руках. Она принюхалась – это был запах Горбовского. Только сейчас до ее слуха стал доходить негромкий разговор, который велся несколькими голосами, видимо, на ходу.
– … то есть, я имею в виду, вообще никаких показателей… – донеслось до Марины. – В пределах нормы.
– Оно и к лучшему, что же.
– Вы разгерметизировали все помещения? – девушка начала узнавать голоса, и этот вопрос был задан человеком, не работающим в НИИ. Кравец.
– Как и договаривались, – ответил Горбовский. – Но я считаю, распаковывать всё не было необходимости. Главное помещение, которое нужно нам для хранения боксов – это лабораторная камера, зал наблюдений и герметичный кессон между ними, я верно понял?
– Верно, однако…
– Не хотите же Вы сказать, что исследования вируса и разработка вакцины будут вестись в старой советской лаборатории, оборудованной по меркам середины двадцатого века? – Марина всем телом ощутила, как нарастает недоумение в голосе Льва, к груди которого она была прижата – вибрации тембра передавались ей, и она чувствовала, как гудит в груди Горбовского, когда он говорит.
– Комитет госбезопасности не настолько глуп, Лев Семенович, – с толикой презрения ответил Кравец.
– Конечно, конечно, и понимают там куда больше нашего, – наигранно согласился Лев. – Везут ли инфицированных? Сколько ожидать?
– Около двух часов, – неохотно ответил Кравец. По его голосу было слышно, что он любит сам задавать вопросы, а не отвечать на них. А тут приходится отчитываться перед каким-то Горбовским, будто он его подчиненный.
– На каком транспорте их перевозят? Я так понял, они находятся где-то в пределах двухсот километров?
– Вам всё нужно знать, Горбовский? – теперь в тоне Кравеца недовольство прорезалось довольно остро.
– Абсолютно. И как можно более детально, Кравец, – делая вид, что не заметил едкости вопроса, Горбовский даже не замедлил шага. Тон его оставался крайне спокойным. – Мы же с Вами условились о партнерстве, Анатолий Петрович. Так что будьте так добры делиться информацией. Я отказываюсь работать вслепую. Мои коллеги – тоже.
– Совершенно верно, – подал голос Юрек Андреевич.
Пауза длилась недолго – агент госбезопасности умел переступать через себя, чтобы выбрать правильную стратегию.
– Их перевозят на военных грузовиках. Каждого по отдельности. Их держали в изоляционном бункере в ста пятидесяти километрах отсюда. Они были направлены туда вместо госпиталя.
– Сколько их?
– Трое.
– Что будет с ними после того, как мы… возьмем образцы? Их увезут? Вы же понимаете, что вирус убьет их прежде, чем мы исследуем хотя бы десятую его часть?
– Приказов об этом не поступало, – сжав скулы, ответил Кравец.
– Вот как, – сказал Горбовский и гневно засопел.
Внутри него клокотала зарождающаяся ярость к бездушному исполнителю воли комитета безопасности.
– А Вы сами что, Кравец, машина? Робот? Вы думали, как мы будем им в глаза смотреть? Что скажем? Я не посмею их обнадеживать.
– Это не мои проблемы. Переживать о жизнях единиц, когда под угрозой жизни миллионов – непозволительная роскошь для нас, – как можно более сухо ответил Кравец и пошел вперед, дав понять, что разговор окончен.
Спицына окончательно пришла в себя и слегка застонала. Лев отреагировал мгновенно.
– Марина, – он остановился, пытаясь увидеть ее лицо.
– Опусти меня, Лёва, – попросил слабый голос.
Горбовский послушался, но все же продолжал поддерживать девушку за талию. Марина осмотрелась – с обеих сторон их по дуге обходили группы ученых, все направлялись в сторону НИИ. Пшежня рядом уже не было. Спицына протерла глаза кулаками, помассировала виски. Голова раскалывалась.
– Как себя чувствуешь? Что произошло? – строго спросил Лев.
– Не знаю. Такого со мной прежде не бывало. Немного болит голова.
Горбовский неожиданно дернул девушку на себя и слишком крепко прижал к груди. Марина закашлялась, кровь прилила к лицу от того, как сильно ее сжимали.
– Я хоть и знал, что никакой заразы из бункера мы выпустить физически не могли, но все же страшно перепугался, увидев, как ты падаешь, словно подкошенная, – металлическим голосом произнес Лев, и только после этого дал Марине свободу.
– Долго я была без сознания?
– Не больше двух минут.
– Мутит все еще, – скривилась Спицына, ощущая будто бы привкус крови во рту. – Как все прошло?
– Ничего особого, – отмахнулся Лев, и они потихоньку пошли вслед за всеми. – Не о чем и рассказывать. Просто старая пустая лаборатория. Мариночка, может, поедешь домой? Я за тебя… очень беспокоюсь, – добавил он почти робко, остановился и взглянул умоляюще. – Я так хочу, чтобы ты была подальше отсюда. Твое самочувствие…
Они стояли на ступенях НИИ, где совсем недавно перевернулась их жизнь. Марина заметила, как последние ученые скрылись на первом этаже.
– С моим самочувствием все в порядке. Разве человеку нельзя поволноваться? Я страшно переживала за тебя, места себе не находила! Ну скажи мне, ради всего святого, неужели нельзя было выходить на связь почаще? Чтобы я хотя бы знала, что тебе ничто не угрожает! – с каждым словом Марина все повышала тон,
