Тайны уставшего города - Эдуард Хруцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После «душевной беседы» на Дворцовой, стоившей Леньке сломанных ребер и выбитых зубов, он становится неуправляемым. Он грабит и убивает всех подряд, независимо от социального положения.
Теперь стреляет первым. А надо сказать, что это Пантелеев умел делать. Обучаясь на курсах ВЧК, он прошел спецподготовку по стрельбе и умел поражать противника с двух рук в движении, сквозь карман, научился вести огонь «флешем» — особым приемом, которым пользуются в спецвойсках по сей день.
Итак, он применяет оружие исходя из старой военной мудрости — хорошо стреляет тот, кто стреляет первым.
За январь 1923 года он убил десять человек и «слепил» больше двадцати «гоп-стопов», то есть уличных грабежей, и пятнадцать налетов.
Если до 4 сентября 1922 года он никогда не пускал в ход оружие, то теперь делал это постоянно.
Оперативники знали его блатхаты и все время устраивали там засады. Но Ленька всегда уходил, оставляя кровавый след.
На одной из малин, почувствовав опасность, он с порога начал стрелять, «завалив» хозяйку и двух оперов ГПУ.
Среди питерских налетчиков, с которыми Пантеелеев сблизился после своего побега, он получил кличку «Ленька Фартовый». Фарт — это воровская удача. А она не может длиться бесконечно.
Двенадцатого февраля 1923 года молодой опер ГПУ Иван Бусько получил задание организовать засаду на малине по Можайской улице. И вышел в адрес с пятью бойцами. Молодого и не очень опытного опера отправили туда для профилактики, не надеясь, что он встретит там Пантелеева.
А ночью в угрозыск сообщили, что на Можайской перестрелка, есть убитые и раненые.
Неужели Пантелеев все-таки пришел туда и перебил засаду?
Когда сыскари из 3-й бригады угрозыска примчались на Можайскую, то увидели живого и здорового Ваню Бусько и лежащего на полу человека в кожаной куртке и щегольских хромовых сапогах. Рядом с убитым валялись маузер и браунинг. Это был Пантелеев, и убил его паренек, всего лишь месяц назад зачисленный в ГПУ.
В соседней комнате под стволами карабинов сидел известный налетчик из его банды Мишка Корявый.
Наутро все питерские газеты сообщили о гибели бандита. Труп Пантелкина-Пантелеева был выставлен на всеобщее обозрение в морге Александровской больницы.
* * *У каждого времени свои герои. Ленька Пантелеев сначала был действующим лицом криминальных очерков питерских газетных репортеров, потом героем воспоминаний сыщиков, потом материализовался на телеэкране, а в двадцать пятом году в ленинградском художественном альманахе «Ковш» появилась поэма Вероники Полонской «В петле».
Приведу лишь одно четверостишие:
Ленька ПантелеевСыщиков гроза,На руке браслетка,Синие глаза…
Позже в очерке Льва Шейнина перед читателями предстал элегантный высокий красавец бандит.
Бывший прокурорский генерал, ставший в свое время известным литератором, сочинил трогательную историю питерского бандита с жестокой любовью и буффонадным описанием налетом. И не зря он в своей книге назвал его бывшим телеграфистом, видимо вспомнив незабвенного Ятя из чеховской «Свадьбы».
Но я могу его понять. Написать в те годы подлинную трагедию рабочего паренька, красноармейца, чекиста, который погнался за легкой копейкой и потерял все, было просто невозможно. Ведь в наших органах работали люди «с пламенным сердцем, чистыми руками и холодной головой».
Шейнин даже портрет Пантелеева написал заведомо неточно. На самом деле Ленька был небольшого роста, худенький. Он никогда не носил элегантных шуб, предпочитал кожаные куртки, фасонистые галифе и сапоги хорошего хрома, то есть одевался так, как все его бывшие коллеги по Псковской ЧК.
Когда-то похожие уголовные истории писал эмигрировавший в 1918 году известный в те годы беллетрист В.Брешко-Брешковский.
Видимо, прежде чем стать следователем, гимназист Лева Шейнин зачитывался этими душераздирающими романами.
Элегантный бандит — герой двадцатых годов.
Когда я писал этот очерк, на экранах телевизоров появился многосерийный фильм «По прозвищу Барон».
И снова, как при НЭПе, его герой — элегантный и справедливый вор. Ну чем не Ленька Пантелеев в интерпретации Льва Шейнина?
Вот уж воистину: история повторяется сначала как трагедия, потом как фарс.
Даже криминальная история.
Король Молдаванки
Бывает же так: выходишь на улицу, и тебе сразу же везет. Я собирался купить новый номер журнала «Юность» с нашумевшей повестью Толи Гладилина «Хроника времен Виктора Подгурского». Номер этот, несмотря на огромный тираж журнала, стал бестселлером, но у меня был добрый знакомый в книжно-журнальном киоске у кинотеатра «Центральный» на Пушкинской площади, он мне откладывал печатный дефицит.
«Юность» он достал из-под прилавка. Расплачиваясь, я пробежал глазами по витрине и сначала подумал, что мне это привиделось. Совершенно открыто под стеклом стоял недавно вышедший томик Исаака Бабеля.
После ХХ съезда КПСС к нам начали возвращаться некоторые реабилитированные авторы. Появление И. Бабеля вызвало в Москве подлинный бум.
В книжных магазинах выстраивались змееобразные очереди, чернокнижники на Кузнецком и в проезде Художественного театра заламывали за томик в сером переплете баснословные цены.
И вдруг искомая мною книга совершенно открыто стоит в обычном книжном ларьке. С богатой добычей я пошел вниз по Горького и решил зайти в «Националь» пообщаться с друзьями.
Обеденное время кончилось, и кафе было полупустым, только у окна сидел мой друг, ассистент кинорежиссера Лукова Леня Марягин, а с ним плотный крепенький мужичок в двубортном костюме стального цвета, Исаак Маркович Зайонц, знаменитый деятель с Мосфильма. Когда-то он был директором картины «Веселые ребята».
Я поздоровался. Присел к ним за стол.
— Раздобыли Бабеля? — Зайонц взял в руки книгу. Усмехнулся и начал ее листать. — Вот, послушайте откровения Реба Арье-Лейба.
И Зайонц звучно, по-актерски прочитал кусок из рассказа «Как это делалось в Одессе»:
«…Вам двадцать пять лет. Если бы к небу и к земле были приделаны кольца, вы схватили бы эти кольца и притянули бы небо к земле. А папаша у вас биндюжник Мендель Крик. О чем думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше. Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день. Что сделали бы вы на месте Бени Крика? Вы ничего бы не сделали. А он сделал. Поэтому он Король, а вы держите фигу в кармане».
Он прочитал, вернул мне книгу и сказал:
— Золотая проза, молодые люди. Сейчас никто так не напишет. А Беню Крика по кличке Король я знал. Вернее, его прототипа. Звали его Моисей Винницкий, а кличка у него была «Мишка Япончик». Я тогда работал в Одесской ЧК и принимал участие в его ликвидации.