Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки - Гвен Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в таком приподнятом настроении я тем вечером приехала на вечеринку, где мне суждено было встретить Лоуренса.
Поводом для вечеринки был день рождения общего знакомого, а местом проведения — заасфальтированная крыша небоскреба под теплым летним вечерним манхэттенским небом. Я отчетливо помню, как увидела Лоуренса в первый раз: они со Стивом стояли в сторонке и, по всей видимости, вели оживленную беседу. На Лоуренсе были белая рубашка с закатанными рукавами, синие джинсы с черным поясом и легкие черные мокасины. Пытаясь что-то втолковать Стиву, он заметно наклонился в его сторону и усиленно помогал себе жестами, для чего использовал всю длину рук. Со стороны могло показаться, что между ними идет нешуточный спор, если бы не одно «но»: Стив откровенно смеялся, а на лице у Лоуренса отражалось нескрываемое лукавство, в глазах плясали бесенята. «Ты еще помнишь, кто такой Лоуренс?» — спросила меня Андреа. Наморщив лоб и порывшись в закоулках памяти, я смутно припомнила рассказы Андреа о комментариях, которые она считала «из ряда вон смешными», а когда пыталась их пересказать, то ежесекундно заливалась смехом, еле переводя дыхание, пока наконец не сдалась и не признала, что в ее исполнении, видимо, что-то теряется и лучше послушать самого Лоуренса.
На вечеринке присутствовали несколько ближайших друзей Лоуренса, двое из которых были профессиональными комиками, а один спустя пару лет даже стал знаменитостью. Естественно, в тот вечер не было недостатка в юморе, забавных историях и искрометных экспромтах. Некоторые из шуток, рассказанных тогда другими людьми, я могу пересказать и сейчас, но совершенно не помню, что говорил Лоуренс, как не помню и такой простой вещи, как его рукопожатие при первой встрече или приветственный взмах рукой.
Зато я отчетливо запомнила, что не отходила от него весь вечер. Люди тут и там образовывали свои круги общения, но я оставалась лишь в одном — там, где был Лоуренс. Мне он казался самым веселым человеком на той вечеринке, а возможно, и самым забавным из тех, кого я встречала за свою жизнь.
И дело было не только в том, что он оказался весельчаком: есть люди, у которых это в крови — смешить других, они устраивают что-то вроде маленького представления, и ты попадаешь под их обаяние уже потому, что ты часть их аудитории, и то, что они рассказывают тебе, обращено ко множеству других людей, и в этом смысле присутствие или отсутствие любого из аудитории не имеет ровно никакого влияния на ход его мыслей. Но Лоуренс любил не только говорить, но и слушать. Он задавал вопросы, тем самым вынуждая участвовать в беседе. Пока ты размышлял, как ответить, у тебя тоже появлялась внезапная тяга к остроумию, поэтому в разговоре с ним ты ощущал себя интересным собеседником. Сам он говорил быстро, скорость, с которой работали его мышление и язык, не могли не приводить в восторг. При этом он никогда не задавался целью ни переговорить тебя, ни оборвать ради красного словца. Беседуя с ним, ты понимал, что именно ты в фокусе его внимания, а оглянувшись, обнаруживал, что вокруг уже собралась немалая толпа и прислушивается к вашему разговору. Я не скажу, что Лоуренс был центром внимания всех людей в любой компании, куда он попадал, но то, что он делал ее интереснее, — это факт.
Помимо всего прочего, у Лоуренса был обворожительный голос. Густой, глубокий и раскатистый, будто его грудная клетка представляла собой некий органный зал с собственной акустикой. Сиплая хрипотца добавляла обертоны, и когда он смеялся, то казалось, что звучит весь орган. Таким голосом, как у него, можно было рычать, как лев, а можно было внезапно опустить его до уровня доверительной шутки, предназначенной для двоих. Гораздо позже Лоуренс признался мне, что в двадцать с небольшим лет жил в Швеции и около года проработал диджеем на первой рок-н-рольной радиостанции Стокгольма. Куда бы он ни пошел — хоть в Макдоналдс за картошкой фри, — его тут же узнавали по голосу: «Эй, да это же Лоуренс из радио!» Так что голос Лоуренса и впрямь был говорящей деталью. Достаточно было услышать его один раз, чтобы никогда не забыть.
В какой-то момент вечеринки Андреа обмолвилась, что у Лоуренса есть подруга, и даже показала ее: девушка сидела на скамейке у походного столика-раскладушки со всякими вкусностями для пикника. Теплый вечер превратился в душную ночь, и на мне был довольно легкомысленный топик, подчеркивающий волнительные округлости груди. Уже тогда я подумала, что на месте подруги Лоуренса не была бы так спокойна: если бы мой бойфренд битый час трепался с какой-то малознакомой девицей в декольте, я бы быстро положила этому конец.
* * *Признаюсь честно, в тот вечер — по крайней мере, настолько, насколько далеко заходили мои намерения, — реальной угрозы для девушки Лоуренса я не представляла. Краем уха уловив, что у него есть подружка, с которой они вместе около четырех лет, я готова была пресечь любые мысли на его счет. Меня никогда не интересовали чужие мужчины. Но — и тут я ничего не могла с собой поделать! — меня всегда привлекали те, кому была интересна я. Более того, интерес ко мне я считала одним из самых важных качеств, которыми должен обладать мужчина, чтобы я начала к нему приглядываться. Можно назвать это эгоизмом, но именно такой подход к мужским достоинствам избавил меня от ряда потенциально тупиковых отношений.
Для Нью-Йорка я все еще была приезжей, и заводить роман с лучшим другом жениха моей лучшей подруги, едва сойдя с трапа самолета, представлялось мне верхом безнравственности, едва ли не кровосмешением. Бог знает, куда могут завести подобные отношения, а уж грядущая свадьба Андреа и Стива никак не должна была стать ареной для выяснений на этот счет. Конечно, в восьмимиллионном городе я всегда могла найти другие варианты. К тому же Лоуренс был
