Время пепла - Дэниел Абрахам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алис чересчур поспешно вскочила. Скамейка царапнула неошкуренный пол. Нимал и Кейн с веселым любопытством оглянулись со своего столика. Алис подступила, нависая над Сэммиш и тыча пальцем при каждом слове:
– Я пыталась тебе помочь. Я тебе желала добра.
И двинулась к выходу широким шагом с прямой, гордой шеей – убеждая себя, будто слезы не жалят глаза. Она ждала, что Сэммиш наверняка выкликнет ее имя, возьмет за локоть, потянет обратно к столу. И Алис готова была вернуться, но дверь кабака открылась на промерзшую улицу и никто ее не позвал. Обернувшись, она увидела, что Сэммиш сидит где была, опустив голову на ладонь. Без горечи и раскаяния. Скорее устало. Алис отпустила створку, и дверь закрылась.
Первые несколько улиц с ее сердца словно сорвали струп, открыв голую рану. Но с каждым пройденным углом, со скрипом каждой повозки или колесной бочки, с каждым услышанным на холоде окриком боль смягчалась. Ко времени, когда она добралась до Новорядья, ее сознание обагрила ярость. Сэммиш взревновала. Ну конечно же. От бездомных ее отделяет полшажочка, тогда как Алис на содержании сундуков Зеленой Горки. Но ведь Алис в этом не виновата. Она честно предлагала поделиться. Настаивала. Когда Сэммиш в лютый мороз забрела на Камнерядье, Алис пустила ее к себе.
К тому же Алис вовсе не нуждалась в подружкиной помощи. Основных успехов она добилась самостоятельно. Если бы Сэммиш не хотела в этом участвовать, то и сидела б на тощей заднице в Долгогорье, никто ее силком не тащил. Алис все равно нашла бы ту, первую, черную свечку. Все равно отнесла бы на Зеленую Горку кинжал. Не Сэммиш выделила и взяла к себе Андомака. Не Сэммиш договаривалась с Трегарро, и не она обставила работорговцев ради мальчишки с Медного Берега. И все, что Сэммиш наговорила про Дарро…
Что Сэммиш наговорила про Дарро, Алис не хотелось и вспоминать.
«Почему ты не глядишь мне в лицо?»
Вперед нее рванулась собака, едва не задев, и Алис, крутнув дубинкой, попала животному в бок. Собака заскулила и отбежала. Промельк раскаяния, если и был, прошел быстро.
– В следущий раз вали с дороги, – крикнула она вслед. Но довольно долго присматривалась, чтобы убедиться, что собака не захромала.
Выстроившиеся вдоль улицы дома понемногу делались выше. Дорога расширилась достаточно, чтобы разъехаться двум повозкам с добрым промежутком. На западе заслышался высвист синих плащей, зовущих на подмогу в потасовке, и Алис от греха подальше взяла курс восточнее. В какую-то минуту она, должно быть, всплакнула, потому что щеки стало прихватывать местами, где холод заговорщицки объединился с солью. Она растирала лицо ладонями, покуда боль не ушла. Успев до того, как Уллин ее увидел.
Он коротал время на крыльце, раскуривая глиняную трубку, – делал вид, будто заждался припозднившегося товарища. Заметив напарницу, капельку поднял брови. Алис нашла местечко рядом с ним и приткнула спину к забору.
– Не ожидал тебя сегодня тут встретить, – сказал он.
– Жизнь полна маленьких потрясений, – едко молвила она, и напарник расхохотался.
– Ну тогда не стану мешкать, поделюсь добрыми новостями. Я их засек.
Сэммиш и унизительная сцена в кабаке исчезли, как пламя задутой свечи. Уллин улыбнулся и выпустил дым.
– Дед с молодым паренем – симпатичным парнишкой – увезли в коляске инлисскую девку. Похоже, на собрание гильдии или в магистрат. Солнце не сдвинулось и на два пальца, как Гаррет был тут как тут. А вскоре за ним – молодая дама, путешествующая в одиночку.
У Алис участилось дыхание, но Уллин покачал головой.
– Сейчас их здесь нет. Экипаж подъехал быстрее, чем я успел бы чего-нибудь предпринять, да и не люблю я исполнять такие задания в одно рыло. Но если наши влюбленные песики встречаются здесь, когда уходят трое других, то появилась возможность предсказать их свидания. Еще я увидел, каким путем счастливая пара украдкой покидает дом. Значит, и мы сумеем туда потихоньку войти.
Сегодня выдался трудный день, вот и все. А тягучая резь в животе – лишь отдача от непредсказуемой жестокости Сэммиш и этого радостного сюрприза. В сознании всплыло: «Ты в жизни не пришибла никого крупней крысы». На миг Алис сделалась моложе своих лет и совсем одинокой, в том смысле, какой и постигать не хотелось. Она сообразила, что Уллин ждет от нее какого-то отклика, поэтому ответила:
– Прекрасно.
29
Грустная Линли шла – а скорее, брела – по мерзлым улицам; колени ломило в предвестии смены погоды. Холод пробирал, но не так остро, как еще на прошлой неделе. Любое дуновение помощней выдоха несло с собой зимнюю, гибельную угрозу, но отыщи безветренный, солнечный участок, и тебе будет почти что тепло. За городскою стеной перед ней предстали бы деревья без листьев и палки-кусты с прошлогодними, коричневыми ошметками. Но кора оказалась бы с частой прозеленью. А иссохшие ветки – не такими иссохшими. Весенняя пора пока не пришла, но появлялись первые приметы ее будущего воцарения. А еще ломило колени. Перемены не за горами.
Линли знала каждое крыльцо на этом пути. Прожив всю жизнь в Долгогорье, она редко выбиралась даже на восточный берег реки. Нечто глубинное, дремучее в ее душе до сих пор считало те края городом ханчей, а не такой же равноправной частью Китамара. Ей нравилось быть среди людей, которые выглядят как она, спят, как она, едят ту же пищу, что ест и она. Подростком она чувствовала себя в Долгогорье защищенной от бед. А нынче, в летах, потеряла двоих детей и двигалась полным ходом к потере третьего. Но все равно, оставив сегодня соседей и комнатушку, отправилась за подругой.
Седая Линнет была Седой не всегда, как и сама она не родилась Грустной Линли. Знакомы они были с девчоночьих лет. Линнет и Линли не хуже мальчишек на пару квасили в кабаках, разбивали парням сердца и причиндалы. Воспоминания той поры были далекими и неприличными, даже довольно постыдными. Ее они согревали.
В последнее время Седая Линнет теснилась в каморке недалеко от Притечья. К Линли вчера приходила Большая Салла, спрашивала, не знает ли она, где Линнет. Старушку никто не видел, а детям хотелось идти на Ильник искать сокровища. Она объяснила детям, что река сейчас твердая и до оттепели ничего не намоет, но Большая Салла настаивала на своем. И вообще, Линнет стоило проведать. Она могла заболеть или ушибиться, а Долгогорье своих
