Призыв - Бентли Литтл

– До встречи.

Роберт выехал с парковки перед зданием редакции и поехал к шоссе.

Кори остановилась у церкви, выключила зажигание и посидела немного в машине, наблюдая, как прихожане собирались в церковь.

Рич отказался отпускать с ней Анну сегодня, и хотя она была зла и спорила с ним, где-то глубоко в душе, как мать, Кори испытывала облегчение, и поэтому не настаивала так активно, как могла бы. Она злилась на Рича, но с другой стороны, была благодарна ему за то, что он снял с нее ответственность.

Она смотрела, как в церковь вошли все вместе члены семьи Вита Стассона. Толпа поредела, и поток прихожан превратился в ручеек, поэтому Кори вышла из машины и поспешила в церковь, опасаясь, что может опоздать и пропустить начало проповеди.

На проповедях становилось тесно. Все больше людей приходили сюда, неделя за неделей. Возможно, пастор Клэн Уилллер сумел внушить им страх перед Господом.

Уиллер появился из вестибюля всего через несколько секунд после того, как Кори нашла место, и сразу, без предисловий начал говорить. Как всегда, он был красноречив, его мягкий и мелодичный голос наполнил всю церковь. Кори слышала все слова, понимала их значение, но в то же время голос пастора ее убаюкивал.

– Сейчас я жаркой крови испить бы мог, – цитировал пастырь. – Вот что сказал Иисус, выбросив торговцев из храма:

«Сейчас я жаркой крови

Испить бы мог и совершить такое,

Что день бы дрогнул».

Кори моргнула и села прямо. Это не Библия, поняла она. Это Шекспир. «Гамлет». Это было вовсе не то, что сказал Иисус, изгнав торговцев из храма; это сказал Гамлет после того, как поставленная им пьеса подтвердила, что его дядя был убийцей его отца. Холодок пробежал у нее по спине; в какой-то момент она хотела встать и выйти, но, посмотрев на проповедника, стоявшего за кафедрой, и увидев его блаженную улыбку, адресованную ей, неожиданно решила, что это не важно. Библия, «Гамлет», какая разница? Важны слова, а не их источник.

Что-то было не так и со словами, что-то в его рассуждениях казалось неверным, но Кори не могла собраться, не могла думать.

Она досидела до конца проповеди, выслушала отчет о ходе строительства, потом гимны и встала, чтобы уйти вместе со всеми. Медленно вышла из церкви – и тут услышала из пристройки звуки репетировавшего там нового детского хора. Невинные детские голоса пели песню, которую пастор Уиллер велел ей перепечатать в начале недели.

Иисус любит кровь, я знаю, потому что в Библии говорится об этом.

Кори содрогнулась и пошла к машине, радуясь тому, что Рич не разрешил Анне прийти в церковь. Больше она не станет спорить с ним по этому поводу, решила женщина.

С этого момента, если дочь не захочет ходить в церковь, она не будет настаивать.

Да, Иисус любит Кровь! Да, Иисус любит Кровь! Да, Иисус любит Кровь! Так говорит нам Библия!

Уиллер, стоя на ступенях церкви, махал ей рукой, когда она тронулась и уехала домой.

Сегодня повысится влажность. Терри Клиффорд чувствовал это по своей ноге. Чертова зараза болела так, будто в нее под коленом загнали целую кучу булавок, а так бывало, только если выдавался очень влажный день. Сегодня на небе не было дождевых облаков, закрывавших звезды. Когда же закончится эта ненормальная погода? Терри, хромая, спустился по кухонным ступенькам и поковылял к газону позади главного здания. Он слышал крики и всплески у плавательного бассейна. Эти калифорнийские наглецы, без сомнений, пытаются подъехать к девицам, которых взяли с собой в эту поездку. Он пересек освещенную дорожку, соединявшую здания, и пошел дальше мимо жилых домиков.

Из открытого окна одной из комнат для гостей он услышал звуки спора на фоне стрельбы, доносившейся из телевизора.

Кабельный канал, подумал Клиффорд. Это, черт подери, прекрасное изобретение. Если бы у них было кабельное или спутниковое телевидение, когда он пас стада, он, возможно, и сейчас бы этим занимался. Если бы у него, возвратившегося в спальный барак, намаявшегося за день со скотом, который нужно было ловить, связывать и ставить клейма, – у него была бы возможность посмотреть что-то с сексом и стрельбой, он мог бы и сегодня оставаться в Вайоминге.

Мог бы, но, вероятно, все же нет.

Правда заключалась в том, что Терри не был создан ковбоем. Настоящим ковбоем. У него были знания, навыки, талант, но ему не хватало темперамента. Он не мог долго выносить это самодостаточное одиночество, этот бред, мол, «мне не нужно ничего, кроме моего коня». Это выглядит героически только в кино. Когда Джон Уэйн и Алан Лэдд, гордо сидя в седлах, скачут по прериям, ничего и никого не боясь, трудно представить человека, который бы не хотел быть таким, как они. Но реальная ковбойская жизнь – работа по десять часов в день без перерывов, невозможность помыться несколько дней подряд, дрянная еда, сон в старом спальном мешке на корнях и камнях, то, что ты постоянно просыпаешься по ночам и слушаешь, как пускают газы животные или как сопят за мастурбацией другие мужчины, – это нечто совсем иное.

Ему нужны были люди, шум, свет, цивилизация. Терри нравилась ковбойская работа, но он должен был признать, что в глубине души был горожанином.

Вот почему он был так рад попасть в «Рокинг Ди».

Клиффорд уже готовился к родео в Пейсоне, когда до него дошел слух, что в Рио-Верди открывают ранчо для туристов и владельцу нужен конюх для работы в конюшнях. Он никогда не слышал о Рио-Верди, никогда не работал в конюшнях и не ухаживал ни за какими животными, кроме собственного скота, но перспектива спать на чистых простынях, иметь постоянный заработок и возможность пользоваться плавательным бассейном была весьма привлекательна. Другие ковбои посмеялись над этой идеей, презрительно отзываясь об этой «работе для неженок», но он немедленно отправился в Глоуб, а оттуда – в Рио-Верди, где наврал с три короба интервьюировавшему его управляющему ранчо. Менеджер был городским парнем, и хотя Терри думал, что тот немедленно поймает его на вранье, ковбой скоро понял, что у него в любом случае будет несколько недель приятной и непыльной работы, перед тем как обнаружится, что он не обладает нужной квалификацией для этой должности. Только никто этого так и не обнаружил. Клиффорд знал о лошадях больше, чем любой другой работник ранчо, больше, чем владелец Холлис или любой из его служащих, больше, чем любой из гостей, – и, очевидно, этого было достаточно. И конечно, со временем на своем опыте, методом проб и ошибок, он всему научился и приобрел нужную квалификацию.

Теперь Терри отлично со всем справлялся. Во всяком случае, так думал он сам.

Конюшня была отделена от остальных зданий ранчо полосой искусственного пустынного пейзажа – на этом участке размером с футбольное высадили в хорошо продуманном порядке все наиболее известные и фотогеничные пустынные кустарники и кактусы, встречающиеся в Аризоне. Конюшню специально построили в отдалении от зон, где гости жили, ели и отдыхали, чтобы создать у гостей впечатление, будто это настоящее работающее ранчо, а также позаботиться о том, чтобы звуки и запахи, которые издают животные, их не беспокоили. Они могли почувствовать себя настоящими ковбоями на ранчо, когда кормили лошадей, потом седлали их и ездили по заранее подготовленным маршрутам; но когда гости возвращались в свои комнаты и отправлялись в обеденный зал или к бассейну, то оставляли все это позади. Они платили за фантазию, а не за реальность.