Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антоний всегда умел отдавать должное своим любовницам. Клеопатра получает не только всю его добычу, царскую казну и официальных лиц, но еще и гордого армянского царя с семьей в золотых веригах. Диссонирующая нотка звучит, когда перед царицей предстает моложавый Артавазд. Армянский царь не глуп и не прост: он автор исторических трудов и затейливых речей. Он годами ловко сталкивал лбами Парфию и Рим. Как и положено, пленный подходит к трону, но не встает перед Клеопатрой на колени и не признает ее главенства, а обращается к царице по имени как к равной. Физическая сила не помогает: несмотря на жесткое обращение, ни один представитель армянского царского семейства не падает ниц перед царицей Египта. (Интересно, что, несмотря на подобное поведение, Артавазду оставляют жизнь. В Риме пленному царю редко так везет, вне зависимости от его поведения.) Клеопатра впервые видит унижение венценосной особы и гордое сопротивление монарха. Немудрено, что это производит на нее впечатление. Дальше следует богатый пир для александрийцев с празднованием во дворце и множеством публичных увеселений. Царица раздает деньги и еду.
Военный парад для жителей города в новинку, хотя он имеет древние, как минимум раннептолемеевские корни. Такой роскошной церемонии еще не случалось. Через несколько дней александрийский гимнасий, находящийся в западной части города всего в паре минут ходу от дворца, до отказа заполняется людьми. Его величественные здания – городской центр интеллектуальной жизни и отдыха. Именно наличие гимнасия превращает городок в город. Этой осенью во дворе комплекса александрийцы видят еще одну серебряную платформу, на ней стоят два массивных золотых трона. На одном из них восседает Марк Антоний. Он обращается к Клеопатре «Новая Исида» и приглашает занять второй трон. Она является в полном обмундировании богини: ниспадающий складками до щиколоток бахромчатый хитон, на голове – традиционная египетская тройная корона или корона с кобрами и грифом [58]. В одном из источников Антоний предстает в образе Диониса, в золотой короне и с тирсом в руках [59]. Все это похоже на второй акт грандиозного спектакля, начатого в Тарсе, когда Клеопатру, двигавшуюся вверх по реке, всюду опережала весть: Афродита явилась, чтобы веселиться вместе с Дионисом на благо Азии.
Отпрыски Клеопатры занимают четыре маленьких трона у ног пары. Своим хрипловатым голосом Антоний обращается к огромной толпе. Его повелением Клеопатра отныне именуется «Царицей Царей» (на монетах она зовется «Царица Царей, чьи сыны Цари». С годами формулировки будут меняться, и на стеле в Верхнем Египте через четыре года появятся слова «Мать Царей, Царица Царей, Самая Младшая из Богинь»). Ее соправителя, тринадцатилетнего Цезариона, римский триумвир провозглашает Царем Царей, откровенный намек на титул армян и парфян. Все это Антоний делает от имени Юлия Цезаря, мужа Клеопатры и отца Цезариона – необычный случай хвастовства сексуальным багажом любовницы, имевшим место до тебя. Также от имени Цезаря он называет собственных с Клеопатрой сыновей Царями Царей, причем каждому дарует обширные территории: здесь весьма кстати приходятся их восточные имена. Когда подходит его очередь, вперед выступает маленький Александр Гелиос в свободных штанах и кафтане персидского монарха. На голове у него остроконечный тюрбан с павлиньим пером. Его владения простираются до Индии, он будет править Арменией, Мидией и – когда папочка наконец ее завоюет – Парфией. (Теперь он помолвлен с дочерью мидийского царя, давнего врага Артавазда.) Двухлетний Птолемей Филадельф, плод воссоединения Антония и Клеопатры в Антиохии, являет собой Александра Македонского в миниатюре. На нем высокие сапоги, короткий пурпурный плащ и македонская широкополая войлочная шляпа. К нему отходят Финикия, Сирия и Сицилия, земли к западу от Евфрата. Клеопатра Селена приобретает Киренаику, греческие территории в сегодняшней Восточной Ливии, тянущиеся на сотни километров вдоль пустыни. После раздачи каждый из младших мальчиков подходит поцеловать родителей. Далее Александра окружает фаланга армянских, а Птолемея – македонских телохранителей.
Так Антоний распоряжается восточными землями – в том числе теми, которые ему еще даже не принадлежат. Для молодой египтянки, четырнадцать лет назад контрабандой прорвавшейся в Александрию, чтобы вступиться за свою уменьшающуюся на глазах страну, это сенсационный поворот событий. Клеопатра стоит, божественная и непобедимая, не царица – императрица! А рядом – верховный римский главнокомандующий. Ее владычество простирается над обширными не воюющими тогда территориями Азии с установленными границами. Она под защитой римских легионов. Благодаря детям у нее теперь – по крайней мере, номинально – столько земли, сколько веками не принадлежало Птолемеям. На монетах, отчеканенных по случаю (кстати, Клеопатра – первое иностранное лицо, появившееся на римских монетах), она выглядит величественно и внушительно [60]. А еще она выглядит старше. Губы более объемные, лицо, а особенно шея – более полные.
Мы не знаем, кому из них, Антонию или Клеопатре, принадлежит идея амбициозной церемонии, которая войдет в историю как «александрийские дарения». Особенно сложно обнаружить отпечатки пальцев Клеопатры, их стерли неосторожные римляне. По крайней мере, основная идея действа понятна. На золотых тронах сидят те, кого даже самый уравновешенный современный историк называет «двумя самыми могущественными людьми в мире» [61]. Кажется, что вместе они возрождают, если не развивают дальше, мечту Александра Македонского о всемирной империи, разрушающей границы государств и объединяющей все народы Европы и Азии. Они провозглашают новый порядок. Клеопатра появляется на церемонии и на торжествах по всему городу не только как правительница, но и как богиня, с сыном божественного Цезаря по одну руку и Антонием-Дионисом – по другую. Тут же всплывают старые пророчества. Евреи соотносят правление Клеопатры с золотым веком и скорым приходом Мессии [62]. Царица Египта вполне соответствует указанным в пророчествах параметрам. Она возвысится над Римом ради лучшего мира. Да, в умении крепко спаять политику с религией ей точно нет равных.
Марк Антоний привык делать поспешные выводы, и дарения во многом – попытка выдать желаемое за действительное. Этот красивый жест, конечно, никак не отразится на «подаренных» землях, многие из которых управляются римскими проконсулами. Армянский царь все еще жив. Распоряжаться незавоеванной Парфией Антоний вообще не может. Двухлетний ребенок не
