Неру - Александр Горев

Несколько дней Неру не находил себе места, тревожась за здоровье матери. Некоторое облегчение принесло ему свидание с женой и письмо, написанное материнской рукой. Понимая душевное состояние сына, Сварупрани сразу, как только начала подниматься с постели, навестила его в тюрьме.

Неру с нежностью всматривался в доброе, чуть виноватое лицо матери. Заметив бинты, видневшиеся из-под края сари, накинутого на голову, он вспомнил неровные строки ее письма к нему: «Я горжусь тем, что подверглась избиению за дело моей родины... Когда это происходило, я думала о тебе и о твоем отце и не издала ни единого звука... Мать отважного сына также должна быть хоть чем-то похожей на него...»

Едва не закончившийся трагически случай с матерью снова породил в душе Неру сомнения в истинности гандистских принципов ненасилия, приверженность которым он сохранял в течение вот уже более десяти лет. «Как бы я повел себя, находясь тогда рядом с матерью? Неужели не отвел бы руку полицейского, не поставил себя под его удары, а стоял бы в стороне, дожидаясь, когда страдания старой, немощной женщины смягчат сердца негодяев, избивавших ее?» — беспокойно спрашивал он себя и, отвечая отрицательно, ощущал, как в нем усиливалось раздражение против слепой веры в ненасилие. «Люди, страдающие во имя идеала, всегда внушали восхищение; идти на страдание во имя дела, не смиряясь, но и не нанося ответного удара, — в этом есть некое благородство и величие, которое нельзя не признать, — говорил себе Неру, но тут же добавлял: — И все же лишь тонкая линия отделяет такое страдание от страдания ради самого страдания, а этот последний вид добровольного страдания имеет тенденцию приобретать патологический и даже несколько принижающий характер. Если насилие часто бывает садистским, то ненасилие, по крайней мере в его негативных формах, грешит, вероятно, в противоположном направлении. Кроме того, всегда имеется возможность, что ненасилием станут прикрывать трусость, бездействие, а также стремление сохранить статус кво».

Неру далек от того, чтобы отвергать концепции Ганди, он считает, что на отдельных этапах освободительного движения ненасилие — достаточно мощное и эффективное средство, но он уже серьезно сомневается в том, что именно ненасилие приведет индийцев к конечной цели: «Во всяком случае, какая-то форма принуждения кажется неизбежной, ибо люди, удерживающие власть и привилегии, не откажутся от них, пока их не заставят это сделать или пока не будут созданы такие условия, когда для них будет безопаснее отдать эти привилегии, нежели сохранять их». «Нынешние противоречия в обществе, — приходит к заключению Неру, — как национальные, так и классовые, могут быть устранены лишь с помощью принуждения. Разумеется, необходимо широко применять и метод убеждения, ибо, пока не будет убеждено значительное число людей, движение за социальные преобразования не может иметь реальной основы. Но по отношению к некоторым будет применено принуждение».

В июне 1932 года Неру и его товарища Говинда Баллабха Панта65 перевели из окружной тюрьмы Барейли в тюрьму Дехрадуна, небольшого города, лежавшего у подножия Гималаев. Новое место показалось Джавахарлалу едва ли не раем по сравнению с душным и пыльным Барейли, где в последние дни отметка термометра достигала 45° по Цельсию.

За невысокой стеной, окружавшей тюрьму, виднелся лес, простиравшийся на несколько километров и упиравшийся в подножие гор. У тюремных ворот горделиво высились четыре живописные смоковницы. Когда наступали сумерки, Джавахарлал подходил к стене и подолгу стоял там, всматриваясь в темноту, пытаясь разглядеть спрятанные в деревьях огоньки Муссури, где он с родными обычно проводил летние месяцы, казавшиеся ему теперь такими безмятежными и счастливыми.

К январю 1933 года Пант и другие товарищи Неру по заключению вышли на свободу, и уже до своего освобождения Джавахарлал оставался в камере один. Газеты, доставляемые с опозданием на три-четыре дня, письма от родных и друзей, приходившие не чаще раза в две недели, как это было заведено администрацией тюрьмы, свидания с близкими, хотя и редкие, скрашивали одиночество Джавахарлала и приносили столь необходимую для него информацию из внешнего мира. Но новости, как правило, были весьма неутешительными и часто ввергали Неру в состояние уныния.

Движение гражданского неповиновения на этот раз так и не приняло массового характера из-за нерешительности руководства ИНК и из-за жестоких репрессий властей. Оно явно шло на убыль и наконец в мае 1933 года было приостановлено Ганди. Стихийные антифеодальные выступления крестьян в княжествах Джамму, Кашмире, Алваре были решительно и быстро подавлены с помощью английских войск. На закончившейся 24 декабря 1932 года третьей «конференции круглого стола» британское правительство вкупе с самыми реакционными представителями индийского общества обсудило проект закона об управлении Индией и, без особого труда протащив его через парламент, в феврале 1933 года опубликовало в своей «Белой книге».

Ознакомившись с проектом нового закона, который официальная печать пышно именовала «конституцией» и преподносила как очередной великодушный жест британского правительства, стремившегося подготовить неопытных индийцев к самоуправлению, Неру поймал себя на мысли, что не испытывает привычного возмущения или гнева. Он и не мог ожидать иного от правительства, позицию которого в отношении Индии так образно сформулировал в декабре 1930 года будущий премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль: «Мы не намерены отказываться от этой самой блестящей и драгоценной жемчужины королевской короны, которая в большей мере, чем все наши прочие доминионы и владения, составляет силу и славу Британской империи». Неру хорошо запомнил эти слова...

23 августа 1933 года Неру перевели в тюрьму Наини, откуда через семь дней он вышел на свободу, чувствуя себя «оторванным и утратившим связь со своим окружением».

Глава IX

Ты слышишь? Век взывает новый:«Открой мне дверь, сорви оковы!Пусть, озарив твой лик суровый,Взметнется пламя вольности святой!»О, пробудись, Восток седой!

Местные власти Аллахабада доносили центральному правительству Индии, что в Соединенных провинциях восстановлен порядок, что кампания гражданского неповиновения идет на спад и что Неру, судя по его переписке, не имеет ясных планов на будущее.

Выйдя из тюрьмы, Джавахарлал хотел уладить самые неотложные домашние дела. После смерти отца расходы семьи, хотя и были урезаны до возможного минимума, не покрывались ее скромными доходами. Положение осложнялось еще и тем, что мать вот уже в течение года была прикована к постели, здоровье Камалы тоже вызывало не меньшую тревогу, пора было определять на учебу в университет Индиру.