Дочь вне миров - Карисса Бродбент

Я представила, как она просто стоит там, пока колесо проезжает по ней. И мне стало интересно, как ты сюда попала, птичка? Почему ты не улетела?

Иногда я ловила себя на том, что смотрю на Макса, на последствия всех этих скрытых шрамов, оставшихся на каждом дюйме его тела и разума, и думаю о том же: что случилось? Почему ты не улетел?

— Ты хочешь, чтобы я ненавидела Ордены так же сильно, как и ты, — пробормотала я. — Но ты не говоришь мне, почему. Что они с тобой сделали?

Он тихо выдохнул.

— Я не могу дать тебе эти ответы.

— Ты не хочешь.

Он посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом, нахмурив брови.

— Ты права. Я облажался. Я знаю это. Я не могу с этим поспорить. — Он пожал плечами. Его напускная небрежность только подчеркивала грубый вес его голоса. Что угодно, только не неосторожность. — Я ничего не делаю, потому что я уже все сделал и потерпел неудачу. И я не мог этого вынести. Просто больше не мог.

Просто больше не мог. Я чувствовала, что мои собственные кости начинают дрожать. Сокрушительный вес этой безнадежности. Я посмотрела на грязь, на листья, покрывающие мои пальцы ног. Мох на камнях напомнил мне об ожогах, ползающих по лицу Воса, пространство между листьями повторяло щели его отсутствующего носа.

Я почувствовала пальцы на своем подбородке, поднимая взгляд. Макс посмотрел на меня с серьезной решимостью.

— Но я думаю, что ты лучше и сильнее меня во всех отношениях. Это правда.

Комок подступил к моему горлу. Я ждала, когда его пальцы оторвутся от моего подбородка, но этого не произошло.

— Не позволяй им игнорировать тебя, Тисана. Ты лучше, чем они. Они должны бояться тебя. Заставь их испугаться. Разозлись.

Я моргнула и увидела все — все — в эту долю темноты: каждую широкополую шляпу работорговца, каждый удар хлыста Эсмариса, каждую снисходительную улыбку Зерита, каждую рану, разорвавшую тело Воса. Они впились в меня ногтями, схватившись за сердце, словно отчаявшиеся призраки.

Мой ответ содрогнулся от прерывистого дыхания.

— Я не могу. Я не могу.

— Почему?

Потому что это слишком.

Потому что моя ярость сковывает меня.

Потому что в последний раз, когда я разозлилась, я почувствовала, как человеческая жизнь увядает в моих руках.

Я открыла глаза и посмотрела в глаза Макса, мутные и синие, отражение моего собственного.

— Потому что, если я позволю себе злиться, я никогда не остановлюсь.

Он наклонился ближе. Так близко его нос коснулся моего, так близко, что я могла сосчитать его ресницы. И так близко, что я почувствовал его теплое дыхание на своем лице, когда он улыбнулся и сказал со злостью дыма и стали:

— Хорошо.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Я стояла у входа в Башни, готовая к битве, наблюдая, как горизонт Столицы мерцает в слабом угасающем свете сумерек. Я сказала себе, что не нервничаю, хотя и знала, что это ложь.

Я пока была одна. Макс оставил мне стратаграмму, чтобы добраться до Башен, но сказал, что у него есть кое-какие поручения, и он встретит меня здесь позже. Точно также. Мне было легче готовиться одной. Может быть, он понял это, хотя я не думаю, что он точно знал, что я планировала.

Я повернулась и окинула взглядом ослепительное великолепие Башен. Они были освещены так ярко, что врезались в небо, как два бесконечных столба света, стекло, сверкающее на закате. Каждый ярус теперь был украшен гроздьями переливающихся цветов и полосками мерцающего шифона.

Немного много, подумала я. Но все же поразительно, как много они успели украсить со вчерашнего дня.

Я услышала знакомый голос, позвавший меня по имени, и повернулась, чтобы увидеть Мота, прыгающего ко мне, Саммерин не отставал. Оба были безукоризненно одеты — даже Мот, к моему удивлению, в двубортном жакете из яркой оранжевой парчи, его белокурые кудри уложены (хоть и временно) в нечто, что можно было бы назвать «опрятным». Когда он приблизился, я увидела, что он порвал край одного рукава. Я уверена, что к концу ночи костюм будет разрушен.

— Ты очень хорошо выглядишь, Мот.

Его глаза опустились.

— Спасибо. Как и ты.

Я посмотрела на Саммерина, который только что догнал меня. Он действительно производил впечатление, когда хотел. Он всегда был аккуратно собран, да. Но сегодня вечером, в облегающем пальто из янтарного шелка, в черном бархатном плаще, ниспадающем на одно плечо, он был просто поразителен. Я надеялась, что получу возможность стать свидетелем его знаменитых флиртов. Он определенно был одет для этого.

— И ты, Саммерин.

— Спасибо. — Он сделал паузу, посмотрел на меня. Я подумала, не оскорбиться ли меня слабым удивлением, мелькнувшим на его лице. Я решила, что не стану, когда он прямо заявил своим низким, ровным тоном: — Ты прекрасно выглядишь.

Я посмотрела на себя — на кроваво-красный шелк, который обтягивал мое тело до самой земли, юбка была настолько легкой и развевающейся, что плавала вокруг моих ног при каждом шаге. Воздушная ткань соскользнула с моих плеч и упала в низкий вырез струящегося малинового цвета, поддерживаемый золотой цепочкой на шее. Ожерелье, которое мне подарил Макс, было прижато к моей ключице.

Я слегка улыбнулась Саммерину в знак благодарности, а затем медленно повернулась кругом. Когда я снова добралась до них, на лицах Мота и Саммерина отразился шок, который меня очень удовлетворил.

Это, в конце концов, и было моей целью.

Моя спина была полностью обнажена, демонстрируя полную топографию шрамов на пятнистой коже. Ткань опускалась так низко, что когда дул ветерок, у меня покрывались мурашки на ямочках внизу позвоночника — но мне было наплевать на приличия. Я хотела произвести впечатление. Я хотела показать всем, кто не хотел слушать.

Вот почему я взяла самое простое платье, которое смогла найти, и медленно вырезала из него кусочки, пока не стало видно все до единой раны: вырезала низ рукавов, чтобы обнажить шрамы на предплечьях, опустила плечи, чтобы выделить