Я всемогущий - Дмитрий Карманов

Едва реклама появилась, как колл-центры захлебнулись от количества звонков, а к офисам выстроились многочасовые очереди. Осознав, что спрос на порядки превышает предложение, я дал распоряжение Ирине, и так вымотанной гонкой последних недель, побыстрее открыть новые представительства и в несколько раз увеличить пропускную способность существующих.

Это попахивало безумной авантюрой с непредсказуемыми последствиями, но я надеялся, что мне, как обычно, повезёт.

Однако вскоре возникли первые трудности. Через две недели после запуска меня разбудил звонок Ирины.

— Платон, извини, что так рано, — голос моей помощницы звучал спокойно, но мне послышались едва заметные нотки отчаяния. — Я сейчас в Пекине. И у нас неприятности.

— Что случилось? — Я взглянул на часы. Начало одиннадцатого. Пожалуй, Ирине следовало бы разбудить меня раньше, а не беречь мой утренний сон.

— Нас запретили в Китае, — выдохнула она. — Власти аннулировали регистрацию, офисы заблокировала полиция.

— Так, — я окончательно проснулся. Оставлять треть населения Земли без счастья не входило в мои планы. — Чем они аргументируют запрет?

— Ещё не выяснила. Ты же знаешь китайцев — они любят напустить туману. Но это ещё не всё, Платон.

— Список дурных новостей не исчерпан? — сделал я вялую попытку пошутить.

— Увы, нет, — Ирина пыталась сохранять спокойный голос, и я её мысленно за это похвалил. — Поступила информация, что сегодня нас запретят в некоторых странах Европы. Совершенно точно — в Италии, Испании и Польше. Ватикан готовит заявление от имени Папы Римского.

— Плохо, — ответил я. — Значит, папа почувствовал конкуренцию?

— Почувствовал, — подтвердила Ирина. — И не только он. Против «Лиги Счастья» начались выступления со стороны всех крупнейших религий, кроме, разве что, буддистов. А светские власти опасаются, что мы тоталитарная секта. Вопрос о запрещении решается в США и Великобритании, почти решён в Японии.

Я скрипнул зубами, едва уняв вспышку раздражения. И сам себе удивился — с каких это пор обычные, в общем-то, трудности вызывают у меня такую реакцию? Можно подумать, что корпорацию «Снег» развивать было проще. А ведь тогда у меня не было ни связей, ни авторитета. Не говоря уже о том, что только-только нащупывал границы своих способностей.

Только вот корпорацию я вёл к вершине несколько лет. А сейчас хочу осчастливить всё человечество за недели. Слишком, слишком уж я спешу. Ирину совсем загнал, да и сам потерял вкус к жизни. И уже то, что для достижения очередной цели нужно хотя бы шевельнуть пальцем, начинает выводить меня из себя.

— Платон, ты здесь? — подала голос Ирина, удивлённая моим молчанием.

— Да здесь я. Держи меня в курсе. А проблемы я решу.

Ну почему я иногда позволяю себе разговаривать с ней таким резким тоном?

Едва я дал отбой звонку из Пекина, как телефон вновь ожил. На сей раз услышать меня захотел президент Солодовников, лишь недавно освободившийся от приставки «и. о.».

— Привет, Олег, — сказал я как можно спокойнее.

— Слышу по голосу, что у тебя что-то не так, — с места в карьер начал Солодовников. — Привет, да. Что стряслось?

— Ничего непоправимого, — просто ответил я, решив не углубляться в вопрос. — А ты чего звонишь-то?

— Да вот, хотел узнать, что ты затеял с этой своей «Лигой Счастья». Шум стоит вокруг твоего нового проекта — будь здоров.

— Ну да, — вяло подтвердил я. — Какой же большой проект обойдётся без шума.

— Только вот всё это уже грозит перейти в международный скандал. Никто не понимает, какие у тебя цели. Тоталитарная секта? Зомбирование населения? Создание нового мирового правительства? Новой религии?

— Я же тебе уже говорил, Олег, — мой голос, отражённый слабым телефонным эхом, прозвучал устало. — Я хочу сделать всех счастливыми.

Мой собеседник немного помолчал, будто ожидая, не добавлю ли я что-нибудь к сказанному. Я же был уверен, что никаких дополнительных слов не требуется.

— Ты знаешь, Платон, — сказал, наконец, Солодовников, — это звучит или как шутка, или как бред помешавшегося человека. И из уст любого другого я именно так бы всё и воспринял. Но ты уже давно — исключение из всяких правил. И я привык относиться серьёзно даже к, казалось бы, бредовым идеям, если они исходят от тебя. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Конечно, знаю, Олег, — я усмехнулся.

Разговор вновь застопорился. Мой давний партнёр хотел услышать от меня что-то большее, чем дежурные ответы. Но длинные беседы не входили в мои планы. Следовало обдумать информацию от Ирины, поэтому звонок действующего президента был некстати. И Олег это почувствовал.

— Ну ладно, не буду тебя отвлекать, — сказал он. — Только имей в виду — к нам по официальным каналам начали поступать запросы о выдаче тебя правосудию некоторых стран. Они начинают расследования об организации всемирной тоталитарной секты. Так что будь осторожен.

— А от кого уже пришли запросы? — поинтересовался я.

— Я попросил подготовить список, в течение получаса тебе вышлют. Ну и буду держать тебя в курсе, если ещё кто-нибудь пожелает твоей выдачи. Будь осторожнее, Платон. Я бы посоветовал, по крайней мере, ограничить поездки в эти страны.

— О чём ты, Олег? — Мне стало смешно. — Ты хоть понимаешь, с кем они имеют дело? Они же мне не смогут причинить никакого вреда. Вообще никакого!

Трубка вновь замолчала. Тикали часы.

— Наверное, ты прав, — тихо сказал Солодовников. — Просто я по привычке всё ещё воспринимаю тебя… человеком.

Последняя фраза меня царапнула. Наверное, он хотел сказать «нормальным человеком». Или «обычным человеком».

Но порефлексировать на эту тему мне не удалось. Едва я закончил разговор с Олегом, как вновь пришёл входящий звонок от Ирины.

— Платон, — сказала она спокойным голосом, — поступила новая информация. В двенадцати странах приостановили нашу рекламу. Просто снимают с эфира, несмотря на договоры, на то, что она проплачена вперёд.

Слушая голос помощницы, я мысленно похвалил её за спокойствие.

— Всё понял, — ответил я, дождавшись окончания отчёта. И сказал уже более мягко: — Не волнуйся, Ириш, всё будет в порядке. Я разберусь.

Когда Ирина клала трубку, она наверняка улыбалась. Я живо представил себе её лицо — и ощутил небольшой укол в душе. Пожалуй, я соскучился.

Однако время было явно неподходящим для того, чтобы предаваться размышлениям о соратнице. Я мысленно вернулся к проблемам «Лиги Счастья». Кажется, материал начал сопротивляться моей последней идее. Мир не спешил бросаться в объятия своему счастью.

«Ну ничего, мало кто ещё убегал от счастья», — подумал я, бросив взгляд на листок, приколотый над рабочим столом. Буквально вчера я распечатал стихотворение «Её счастье» любимого мною поэта Геннадия Алексеева:

Сидит,сложив руки на коленках.Чего-то ждёт.

Пальцы тонкие,               хрупкие,               нежные.Ногти длинные,               острые,               красные.Коленки круглые,               гладкие,               белые.

Чего она ждёт-то?Ясное дело — счастья.

Оно уже идёт к ней,оно уже подходит,оно уже на пороге,оно уже пришло.

Тут она вскрикивает,               вскакивает               и бросается наутёк —испугалась, бедняжка,своего счастья.

Счастье пускается за нейвдогонку.               Смех, да и только!Счастье несётся за нейбольшими прыжками.               Страх, да и только!Счастье настигнет её,беглянку.               Нет ей спасенья!

Кто же этоможетспастись от счастья?               Глупость какая!

Несмотря на поздний вечер, несколько окон на углу третьего этажа Апостольского дворца в Ватикане ещё светились. Епископ Рима, викарий Христа, преемник князя апостолов, верховный первосвященник Вселенской Церкви, Примас Италии, архиепископ и митрополит Римской провинции, суверен государства-города Ватикан, раб рабов божьих папа Иоанн Двадцать Четвёртый страдал от несварения желудка. Заснуть папе не удалось, поэтому он, скорчившись в роскошной, но неудобной постели, пытался читать книгу.

Пища духовная, однако, никак не усмиряла пищу физическую. Пострадав с полчаса, папа выполз из-под одеяла и, ступая босыми ногами по холодному мраморному полу, проследовал в медицинскую комнату. Там, в полумраке, стараясь не смотреть на хищно поблёскивающие зубоврачебный аппарат и комплекс экстренной хирургии, он открыл шкафчик, где хранились таблетки. Годы, к сожалению, брали своё, поэтому расположение самых часто используемых лекарств Иоанн Двадцать Четвёртый знал на ощупь.