Эта покорная тварь – женщина - Валерий Гитин

12 февраля 1923 года муж в присутствии детей повалил А. на кровать и грубо овладел ею, после чего начал жестоко избивать. Старший сын схватил топор и ударил отца обухом в висок.

Когда тот упал на пол, он нанес ему еще несколько ударов.

Ночью А. вместе с сыном утопила труп в реке.

Соседям она сказала, что муж уехал в Москву.

При аресте мать и сын сознались в убийстве. А. держится спокойно, даже несколько отрешенно. Психических отклонений не наблюдается.

* Е., 45 лет. Из крестьян.

В Москве живет 22-й год, неграмотная. До последнего времени работала уборщицей.

Обвиняется в убийстве мужа Отец — алкоголик, умер в 35 лет. Мать — мягкая, добрая, уравновешенная женщина.

Е. в детстве росла послушной, аккуратной девочкой. Охотно помогала матери по хозяйству.

В 16 лет Е. была насильно выдана за 45-летнего вдовца. Прожила с ним 7 лет, без устали работая и воспитывая его малолетнюю дочь от первой жены. Муж обращался с Е. грубо, часто бил ее, и когда он умер, она вздохнула с облегчением.

Забрав с собой падчерицу, Е. переехала в Москву.

Здесь она вскоре вновь вышла замуж, но брак официально не оформляла.

Была она крайне бережливой, почти скупой. Только один раз позволила себе роскошь пойти в зверинец, да и то потом долго корила себя за расточительность. Очень религиозна.

Мужу не изменяла, была женщиной «уважительного» характера. Чрезвычайно склонна к приобретательству, всячески заботилась о создании домашнего уюта. Вино употребляет с 25 лет, но очень редко, как правило, не более двух раз в месяц, в дни получения зарплаты.

Выглядит значительно старше своих лет, сильно истощена.

В последнее время жила в двух небольших комнатах с мужем и падчерицей.

Муж сильно пил. В пьяном виде бывал агрессивен. Часто пропивал семейные деньги. Е., конечно, страдала из-за этого, но скандалов не устраивала. Эта семья вообще жила довольно замкнуто, по крайней мере, до тех пор, пока до Е. не дошли слухи о том, что ее муж «балуется» с падчерицей. Поначалу она не верила, считая эти слухи беспочвенными, но потом, присмотревшись, убедилась в их справедливости.

И тогда разразился ужасный скандал, который открыл нескончаемый ряд последующих конфликтов.

8 августа 1926 года муж утром ушел на работу (Он служил сторожем на Брянском вокзале).

Е. ввиду того, что было воскресенье, была дома. Она выпила у соседок немного вина, прилегла в своей комнате и уснула.

Пришел пьяный муж, полез рукой под подушку, где Е. прятала деньги, взял восемь рублей и ушел. Через некоторое время он вернулся и попытался положить на место два рубля, которые он не успел пропить.

Е. проснулась, вскочила с постели и начала шарить по карманам мужа в поисках денег, но их там не оказалось, и ее рука наткнулась на складной нож. Она вынула нож из его кармана и спросила: «Меня, что ли, зарезать хочешь?»

Муж резко ответил: «У одного мужа двух жен не бывает, два черта в одном болоте не плещутся!»

Е., обезумев от гнева, открыла нож и всадила его в грудь мужа. Тот стал медленно оседать на пол. Е., вынув клинок из раны, увидела на нем кровь и дико закричала. О том, что именно ощущала в тот момент, помнит плохо. Говорит, что убивать мужа не собиралась. Психически нормальна.»

Ненависть, толкнувшая этих женщин на преступление, может быть расценена как ненависть отчаяния, как в той или иной мере адекватная реакция на угрожающие внешние раздражители.

Но зачастую женская ненависть происходит из такой специфической реакции на отнюдь не угрожающие раздражители: «Ах так?!.. Ну-ну…» И вот это зловещее «ну-ну», порожденное препятствием, вставшим на пути нетерпеливого желания или просто вздорной прихоти, влечет за собой самые тяжкие последствия.

Многим в том или ином контексте известно имя древнегерманской королевы Брунгильды, независимой и гордой богатырши, которая обязательным условием своего замужества поставила то, что претендент на ее руку и сердце должен побороть ее, что было, учитывая ее силу, почти невозможным предприятием.

Но эта деталь образа Брунгильды (столь любимой феминистками) является всего лишь беглым штрихом старинной легенды, где роль Брунгильды гораздо более многопланова и гораздо менее привлекательна…

…Рассказывают, что когда-то, очень давно, на далеком севере жило довольно воинственное племя, вождь которого назывался Нибелунгом, что означает «Сын тумана» или «Сын преисподней». Он владел несметными сокровищами, которые охранялись страшным гномом Альберихом.

Однажды на землях этого племени появился молодой германский рыцарь Зигфрид, который блуждал по свету в поисках подвигов и славы.

Вызвав на честный бой Нибелунга, он победил и его, и помогавшего ему коварного гнома Альбериха, у которого он отнял его шапку-невидимку.

Восхищенные мужеством Зигфрида, нибелунги присягнули на верность ему и с той поры стали верными слугами доблестного воина.

Зигфрид был неуязвим благодаря тому, что однажды, убив дракона, выкупался в его крови, и она покрыла его тело невидимым панцирем, который мог противостоять и мечу, и копью, и стреле.

Однако в то время, когда Зигфрид купался в крови дракона, на него упал липовый листок и прилип к спине между лопатками. Рыцарь не заметил этого или не придал должного значения, но так или иначе этот небольшой участок его тела остался уязвимым, как пята Ахилла.

Наслышавшись о необычайной красоте и добродетели сестры короля Бургундии, Гунтера, наш герой с небольшим отрядом своих воинов отправляется в Бургундию, чтобы просить руки прекрасной Кримгильды.

Рыцарская слава Зигфрида далеко обогнала его, и он был принят при дворе короля Бургундии со всеми подобающими герою почестями. В то время там было много отважных рыцарей, и прежде всего — Гаген из Тронеге, советник короля и его первый министр. Он и предложил устроить турнир, чтобы испытать доблесть Зигфрида. Как принято в любой легенде, Зигфрид с легкостью побеждает всех своих соперников, и зловещего Гагена в том числе.

Но самой блистательной и желанной из его побед была восхищенная улыбка красавицы Кримгильды, которая во время турнира успела оценить по достоинству и красоту, и храбрость, и благородство молодого рыцаря.

Тут бы и свадьбу сыграть, да, как водится, возникает одно препятствие…

Король Гунтер, не отличавшийся ни силой, ни храбростью, ни твердостью духа, вбил себе в голову почти неосуществимую идею: жениться на королеве Изерланда, Брунгильде, девушке редкой красоты и физической силы, которая поклялась, что выйдет замуж только за того, кто сумеет победить ее в рукопашном бою, в метании камней и прыжках через препятствия.

И король Гунтер, понимая, что его шансы завоевать красавицу- богатырку почти ничтожны, ставит Зигфриду условие: если тот посодействует его сватовству, то он отдаст за него свою сестру.

Зигфрид, влюбленный в Кримгильду, принимает это условие, не задумавшись о том, что соглашается на неблагородное дело: во-первых, участвовать в нечестной игре, а во-вторых, помогать слабому духом человеку, что ничего, кроме беды, не повлечет за собой…

И вот сели они на корабли, отправились в Изерланд и прибыли ко двору королевы Брунгильды.

На следующий день состоялся турнир.

Едва ли Гунтер смог бы одержать победу над Брунгильдой, если бы Зигфрид, надев свою шапку-невидимку, не помог ему. И была побеждена непобедимая красавица, и вскоре в городе Вормсе состоялось венчание двух пар: Брунгильды с Гунтером и Кримгильды с Зигфридом.

Кримгильда сияла от счастья, а Брунгильда была чернее тучи. Ах, если бы на месте ее супруга был не этот надутый индюк, а благородный красавец Зигфрид…

И во время свадебного пира она заявляет Гунтеру, что испытательный турнир и победа в нем были условием венчания, но не супружеских ласк, и если он намерен получить их, то пусть приготовится одержать над ней еще одну победу.

И снова Гунтер просит помощи Зигфрида, и снова беспечный и упоенный своим счастьем рыцарь соглашается помочь ему пойти против законов Природы.

Когда Гунтер и Брунгильда вошли в спальню, Зигфрид, надев свою шапку-невидимку, проскользнул туда следом за ними.

Гунтер шагнул было к новобрачной, но она с презрительной улыбкой проговорила, отстраняя его:

— Я же предупредила тебя. Побори меня, если сможешь!

Тогда Гунтер задул светильник, и в кромешной тьме началась борьба, которой, наверное, ни до, ни после ее не видела ни одна в мире спальня.

Но боролась Брунгильда не с Гунтером, а с невидимым Зигфридом, который обхватил молодую женщину сильными руками, поднял над головой и швырнул на брачное ложе.

Но Брунгильда продолжала отчаянно сопротивляться. И тут Зигфрид крепко, как тисками, зажал ее руки, а Гунтер, изловчившись, лишил ее столь непреклонно охраняемой девственности, и гордая Брунгильда обмякла и покорилась мужу, как усмиренная норовистая кобылица.