Эта покорная тварь – женщина - Валерий Гитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом заканчивается лирическая часть истории Кристины, которая затем стала скорее политической. В любом случае, она объявила голодовку на три дня, замкнулась в молчании, плакала и молилась как обманутый лидер, оставляла языком святые знаки на тюремных стенах, пыталась взять на себя вину Ли, а когда это не удалось, она, по крайней мере, сумела избавиться от смирительной рубашки.
— Не было ли все это спектаклем? — спросило ее позже тюремное начальство. (Имелось в виду все, кроме освобождения от смирительной рубашки и других реальных вещей, которые никогда не происходили с обвиняемыми за всю историю Франции).
— Как мсье пожелает, — вежливо ответила Кристина.
Обе девушки были в тюрьме очень вежливы, и обращались к надзирателям официально, в третьем лице, будто те заходили в квартиру Ланселинов на чай.
Во время всего судебного процесса, сообщений о видениях и всего прочего, Кристина сидела с закрытыми глазами на скамье подсудимых с 1.30 после ленча одного дня до 3.30, до завтрака следующего дня. Она напоминала спящую или медиума в трансе, но когда к ней обращались, она вставала и почти ничего не произносила. Судья, добрый человек со свирепыми усами, задавая вопросы, был вынужден проверить свою собственную умственную полноценность, поскольку не мог заставить Кристину говорить о себе.
— Когда вам делали выговор на кухне, вы не отвечали, а лишь яростно стучали крышками на печке. Я спрашиваю себя, не было ли это грешной гордостью… Вы правильно считаете, что работать не позорно. Нет, у вас нет также и классовой ненависти, — эти слова он произнес с облегчением, убедившись, что ни он, ни она не были большевиками, — На вас не могла подействовать литература, так как в вашей комнате нашли только сборник стихов.
(Эти стихи не научили девушек христианскому милосердию, раз они решились на такое убийство. Полуослепление Ланселинов — единственный зафиксированный случай, когда глазные яблоки удаляются у живого человека, используя лишь пальцы. Дублирование пыток крайне жестоко. Кристина взялась за мадам, а глупая Ли — за мадемуазель. Что бы не делала с пожилой женщиной ее старшая сестра, младшая повторяла на более свежем образе, в экстазе повиновения).
В ходе процесса зрители могли подумать, что судят раздвоившийся в глазах труп Папин — настолько сестры выглядели похожими друг на друга и мертвыми. Специалист по психологии назвал их сиамскими душами. Сестры Папин — это боль двоих, когда предполагается какое-то таинственное единство между ними. У них произошел раскол, при котором доминирующая, злобная Кристина пыталась удовлетвориться самосозерцанием, хотя она никогда не слышала о Нарциссе. Она не думала, что бледная Ли могла уйти из ее поля зрения. Поскольку глаза Кристины были закрыты на суде, Ли пришла в замешательство, что ее не замечают и не могут заметить. За весь процесс она сказала лишь, что ножом «сделала небольшие надрезы» на бедрах несчастной девицы Женевьевы. Поскольку там, как сказала ее сестра Кристина, находится секрет жизни…
Когда присяжные вошли в зал, чтобы огласить вердикт, Кристина ожидала их по-прежнему в состояния сомнамбулы, сложив руки не в молитве, а указывая ими на землю. Утро было холодным, и воротники плащей у обеих сестер были подняты, будто они только что бежали под дождем, выполняя какое-то домашнее поручение. Попытавшись первый раз сосредоточить внимание на Ли, которую присяжные почти все время игнорировали, старшина присяжных объявил ей о предстоящем десятилетнем тюремном заключении и двадцатилетней муниципальной ссылке. Кристину присудили к публичному обезглавливанию на площади в Ле-Мансе. Но поскольку женщин уже не отправляли на гильотину, то этот приговор означал жизнь — милость, которую несколько мгновений она не могла осознать.
Когда до Кристины дошел смысл приговора, она рухнула на колени. Наконец она услышана голос Бога…»
ЖАННЕТ ФЛАНИЕР. Убийство в Ле-Мансе
----------------------------------------
КСТАТИ:
«Очень часто преступления, совершаемые женщинами из ненависти и мести, имеют очень сложную подкладку. Преступницы, подобно детям, болезненно чувствительны ко всякого рода замечаниям. Они необыкновенно легко поддаются чувству ненависти, и малейшее препятствие или неудача в жизни возбуждают в них ярость, толкающую их на путь преступления. Всякое разочарование озлобляет их против причины, вызвавшей его, и каждое неудовлетворенное желание вселяет им ненависть к окружающим даже в этом случае, когда придраться решительно не к чему. Неудача вызывает в их душе страшную злобу против того, кто счастливее их, особенно, если неудача эта зависит от их личной неспособности. То же самое, но в более резкой форме, наблюдается у детей, которые часто бьют кулаками предмет, натолкнувшись на который, они причинили себе боль. В этом видно ничтожное психическое развитие преступниц, остаток свойственной детям и животным способности слепо реагировать на боль, бросаясь на ближайшую причину ее, даже если она является в форме неодушевленного предмета».
ЧЕЗАРЕ ЛОМБРОЗОНу, а если предмет ненависти преступницы окажется одушевленным, тогда эта ненависть возрастает во много раз.
1993 год. Харьков.
Раиса П., ее сын Станислав и его приятель девятиклассник Владислав зверски убили их соседку по подъезду Нину 3., после чего труп был расчленен и выброшен на цветочную клумбу перед многоэтажным домом.
И Раиса П., и ее жертва были приятельницами. Обе нигде не работали, обе изрядно выпивали, обе подторговывали чем придется.
ПОКАЗАНИЯ СОСЕДЕЙ:
«Нигде не работала. Через бюро брала квартирантов. Поживут неделю-другую, и она их выставляет, вещи выбрасывает, а деньги, взятые авансом, не отдает. Если начинают грозить милицией, отвечает: «А я на справке, я вольтанутая»… Сявки к ней ходили потоком… Сына она часто выставляла на лестничную площадку. Потом в интернат сдала…»
Жертва, Нина 3., была подобного рода и характера женщиной. Иногда, при случае, и подворовывала у соседей.
Станислав, сын Раисы П., и Владислав, его «кореш», естественно, были известны всем как «трудные подростки», причем еще задолго до того времени, когда достигли подросткового возраста. Мать Владислава тоже с полным правом можно отнести к городской накипи.
А история с убийством началась с того, что сосед пожаловался Раисе на Нину, утверждая, что та его обворовала во время посещения, в ходе которого они распили бутылку водки. (Сосед, видимо, тоже не принц Датский). По его словам, Нина, уходя, прихватила с собой хрустальные рюмки.
«Вот стерва, — возмутилась Раиса, — а еще подруга! Ну ничего, я с ней разберусь, будь спокоен!»
И вечером того же дня она послала сына позвать к ней Нину «по срочному делу»…
ИЗ ПОКАЗАНИЙ СТАНИСЛАВА И ВЛАДИСЛАВА:
«Мы затащили Нину в спальню. Мать сказала, что нужно ее связать… Затем мы били ее минут пятнадцать. Я с Владиком — по туловищу, а мать — ногами по лицу. У Нины изо рта пошла кровь. Мать продолжала бить ее ногой по затылку. Нина билась лицом об пол…»
«Мать пошла готовить суп. Мы остались в комнате, играли в карты. Владик время от времени бил ее ногой по ступням. Она билась головой о батареи… Кричала… Пришла из кухни мать. Она стала душить ее полотенцем, а мы — бить…»
«Мы пошли кушать на кухню. Потом зашли в комнату и увидели, что у Нины в руках ножницы, и она пытается освободиться. Я ножницы выбил ногой…»
«Мы со Стасиком, когда уставали бить, выходили слушать музыку».
«Мать сказала: «Ты посмотри, какая живучая! Я на нее три флакона «Корбазоля» израсходовала, а она все не подыхает!» Тогда я взял у матери флакон и попросил Владика бить Нину, чтобы она кричала, а я в это время вливал ей в рот отраву…»
«Мама Стасика сказала: «Ее нужно кончать», и мы снова стали избивать ее»».
«Потом я начал душить руками… Мама принесла мне веревку. Я сделал петлю и задушил ее. Правда, не сразу. Пришлось душить ее, наверное, целый час…»
На крики и шум соседи не обращали внимания, давно привыкнув к пьяным дебошам в квартире Раисы.
Выбросив труп на цветочную клумбу, убийцы спокойно легли спать.
Все трое признаны психически нормальными.
Суд приговорил Раису к 14 годам лишения свободы в колонии общего режима (строгий она, видимо, не заслужила), Станислава — к восьми, а Владислава — к пяти годам.
Это только начало кровавой эпопеи — продолжение последует сразу же после их освобождения.
Это неизбежно, по крайней мере до тех пор, пока наши законодатели не осознают простую истину: закон должен быть слеп, и карать за преступления нужно строго адекватно причиненному злу.
КСТАТИ:
(Из воспоминаний Эдмона де Гонкура)
