Александр Дюма Великий. Книга 1 - Даниель Циммерман

Это вечно актуальный Александр! А между тем существуют еще безграмотные зануды, утверждающие, что он не владел высоким штилем. Этот кусок из «Моих мемуаров» был написан в 1852 году во время брюссельской ссылки, за год до «Возмездий», которые уже вынашивал Гюго. Не сравнивая, разумеется, прозу и поэзию, невозможно отказать себе все же в сопоставлении двух произведений, дабы констатировать сходство в уровне взглядов и в точности политических суждений, хотя они относятся не к одним и тем же событиям, и, кроме того, мы слышим похожую интонацию — эпическую, карающую.

С окончанием боев начинается дележка добычи. Повстанцы хотят получить Республику, чего, конечно же, не желают для себя депутаты-орлеанисты, в количестве тридцати человек собравшиеся у Лаффита[82]. В это время в Париже собирают мертвых. На улице Роан из окон выбрасывают тела убитых швейцарских гвардейцев, и Александр едва не погребен под трупом. С ружьем под мышкой, грязный, всклокоченный, он все еще не сменил рубашку, пуговицы на его куртке вырваны с мясом, гетры и обувь перепачканы кровью: внештатный революционер с окладом в тысячу двести франков предоставляет своим бывшим коллегам и начальникам в Пале-Рояле возможность собой восхититься и себя приветствовать. Там он встречает Удара, все еще не занявшего никакой определенной позиции и ожидающего ответа своего хозяина на записочку Лаффита: «Вам надо выбрать между короной и паспортом!»

Направляясь в дом к банкиру, Александр еще не знает об этом ультиматуме. Толпа на улицах такая, что Александр с трудом прокладывает себе дорогу. Тридцать депутатов-орлеанистов как раз назначают Лафайета командиром Национальной гвардии, возвращая ему его молодость, когда в 1789 году, на следующий день после взятия Бастилии, он уже командовал Национальной гвардией. Так как он всегда готов действовать, при условии, что ему «дадут действовать», он никак не может отказаться от этого ключевого для восшествия на престол герцога Орлеанского поста. Александр — среди тех, кто сопровождает его в Ратушу. Триумфальный кортеж водворяет Лафайета в Ратуше, и тот начинает принимать делегации, поздравляя каждого и обцеловывая десятки людей.

В то время как Лафайет таким образом развлекает публику, у Лаффита создается муниципальная комиссия якобы для осуществления продовольственного снабжения Парижа, но в действительности это не что иное, как временное правительство из пяти человек[83]. Они принимают посланца короля, объявившего об отмене указов и об отставке Полиньяка. Слишком поздно, Лаффит непреклонен, старшая королевская ветвь себя скомпрометировала, настал час правления младшей. Возвращение в Ратушу, где Александр проводит ночь, сидя в кресле. В пятницу 30-го утром Ипполит Боннелье, секретарь Лафайета, тайком показывает ему написанную рукой Удара записочку: если Орлеанскому предложат корону, он от нее не откажется. На улицах все засыпано тысячами плакатов[84]: «Карл X не может вернуться в Париж, он пролил кровь народа. Республика поставит нас в ужасное положение: она поссорит нас с Европой. Герцог Орлеанский — принц, преданный делу Революции. Герцог Орлеанский никогда против нас не сражался. Герцог Орлеанский был при Жемапе [но не при Вальми!]. Герцог Орлеанский — единственный, кто имеет право на трехцветный флаг. Герцог Орлеанский проявил свою позицию; он принимает Хартию в том виде, в каком это устраивает нас. Свою корону он получит из рук французского народа!»

Вовсе не требуется быть главным клерком, чтобы угадать, что за этим последует, и республиканец в сыне Генерала разочарован. Известие о том, что его молодой друг, сын герцога Орлеанского, арестован в Монруже, его не слишком беспокоит. Дорогой герцог Шартрский ничем не рискует, так как Лафайет уже послал приказ о его освобождении, и посланец его — не кто иной, как позитивист Огюст Конт, в то время блестящий студент Политехнической школы. Александр вновь принимается за свои расчеты. Если Орлеанский воцарится на троне, будет ли упразднена цензура и можно ли будет сыграть «Антони»? Да, кстати, о бастардах, их у него вскоре прибавится на парочку: от Мелании и от Белль, то есть всего трое вместе с сыном Лауры, бедные малыши, и нет никакого толку их узаконивать, тем более, что непонятно, с какой из трех мамаш. В любом случае быть побочным сыном — не сахар, ждут ли их обиды, которые довелось испытать ему самому, хотя он был незаконнорожденным лишь по цвету кожи, а не по крови. Никудышный негр, отовсюду гонимый, былые унижения будоражат его, полностью поглощают его воображение, и он видит себя врывающимся в Виллер-Котре, производящим там переворот с криками «Да здравствует Республика!», которые, конечно же, подхватит Меннесон, что не спасет беднягу нотариуса от кровавой смерти, и этот прискорбный факт будет оплакан всеми, что такое рассказывает там Лафайет Этьену Араго? «Что если Карл X вернется, у нас не найдется в запасе и четырех тысяч ружейных выстрелов».

Вот и повод заварить кашу в Виллер-Котре, в тот же миг у Александра готов сценарий. Он предлагает Лафайету в одиночку взять пороховой погреб в Суассоне. Лафайет, сочтя это безумством, отказывает. Александр притворяется, что подчинился, ладно, он, мол, устал, пойдет домой отдыхать, только зайдет к генералу Жерару. Чтобы отделаться от него, Лафайет подписывает ему пропуск, который Александр подделывает, превращая в рекомендательное письмо. Но, несмотря на письмо, Жерар колеблется, опасаясь себя скомпрометировать. Александр настаивает, и кончается тем, что Жерар визирует приказ, написанный рукой Александра и предписывающий военным властям Суассона предоставить весь запас пороха предъявителю сего. И снова Александр фальсифицирует бумагу, назначая Жерара военным министром, что должно придать приказу дополнительный вес. Он возвращается к Лафайету, предъявляет доказательства энтузиазма Жерара по поводу своей экспедиции и пытается выманить у него прокламацию, с помощью которой он поднимет город. Старая лиса, Лафайет довольствуется лишь неопределенным призывом к патриотизму граждан Суассона. Зато он не скупится на театральные объятия, и пусть Александр даст себя убить там, где считает нужным!

Сходство с отцом все же не полное. В подобных обстоятельствах Генерал сначала обратился бы с краткой речью к повстанцам, замершим в строю. Затем, не заботясь о том, идет за ним кто-нибудь или нет, он тотчас бы поскакал во весь опор, сабли наголо, в тот самый город, укрепленный сильным гарнизоном. Что касается Александра, то его воображение простирается не дальше пробега до Виллер-Котре. А там, после небольшой, но героической кампании, он воспользуется старыми советами браконьера Аннике. Всегда лучше иметь в запасе две хитрости, чем одну, вместе с друзьями детства он войдет в Суассон. Прокламация Лафайета даст ему поддержку либеральной оппозиции и ее вожака доктора Мисса. А приказ «военного министра» Жерара вынудит виконта де Линье, коменданта крепости, политического ультра, но дисциплинированного воина, передать ему порох. Остаются кое-какие неизбежные моменты импровизации, в осуществлении которых Александр так же уверен в себе.