Германия в ХХ веке - Александр Ватлин

На рубеже своего второго десятилетия Федеративная республика начинает накапливать энергию перемен. Первые признаки нарастания застойных явлений пришли из большой политики. Берлинская стена поставила точку на политике насильственного «притягивания» Восточной Германии, результаты сентябрьских выборов того же года заставили ХДС/ХСС, потерявший 4 % голосов, отказаться от однопартийного правления. Заколебались и устои исполнительной власти: если 50-е годы страна прожила с одним канцлером, то за последующие десять лет их сменилось уже четыре. «В ходе третьего легислатурного периода теневые стороны канцлерской демократии становились все более очевидными» (Р. Морси). Первой ласточкой грядущих перемен, которая так и не сделала весны, стали выборы нового федерального президента в 1959 г., на которых Аденауэр выставил свою кандидатуру. Однако красивый уход восьмидесятитрехлетнего патриарха из большой политики не получился. После того, как фракция христианских демократов высказалась за кандидатуру Эрхарда на пост канцлера, Аденауэр тут же разрушил всю политическую комбинацию. Он сам хотел выбрать себе наследника, причем такого, который оттенял бы его собственное величие. Вторым президентом ФРГ стал малоизвестный политик от ХДС Генрих Любке, отвечавший до этого в правительстве за аграрный сектор. Во многом личными амбициями была продиктована попытка Аденауэра создать наряду с телеканалом АРД своего рода правительственное телевидение. Только после решения федерального конституционного суда, отвергнувшего 28 февраля 1961 г. подобную конструкцию как посягательство на свободу слова, канцлер отказался от своих планов.

Следующий удар по казавшемуся непререкаемым авторитету Аденауэра нанесла предвыборная борьба 1961 г. Инициатива оказалась у Вилли Брандта, показавшего себя политиком национального масштаба, способным на равных разговаривать с президентом США Джоном Кеннеди. Лидеры христианских демократов признавали собственное «отрезвление и разочарование в американцах, в мощь и решительность которых мы так слепо верили» (Г. Кроне). Однако разговоры о «национальном правительстве» с участием всех партий не имели политических последствий – Аденауэр ограничился коалицией с СвДП, которая настояла на уходе канцлера со своего поста через два года.

Последний звонок для него прозвучал в октябре 1962 г., когда в ФРГ разразился очередной внутриполитический кризис. На сей раз он был связан с журналом «Шпигель», опубликовавшим критический репортаж о состоянии вооруженных сил страны. Арест редакторов журнала вызвал протесты интеллигенции, увидевшей в этом очередную попытку власти поставить под свой контроль прессу. Аденауэр довольно неуклюже защищал в бундестаге действия прокуратуры, обвинив журналистов в забвении национальных интересов. После выхода свободных демократов из правительства он был вынужден начать переговоры с лидерами СДПГ о формировании «большой коалиции». Обстановку разрядил только уход со своего поста министра обороны Франца Йозефа Штрауса, на котором лежала большая часть ответственности за фабрикацию дела о государственной измене.

Аденауэр выполнил свое обещание и подал в отставку 15 октября 1963 г. С его уходом христианские демократы ровно на два десятилетия потеряли не только признанного лидера, но и стратегическую инициативу. «Эра Аденауэра» означала нечто гораздо большее, чем режим его личного правления. Это был свод неписаных правил политической борьбы, признаваемый и властью, и оппозицией, своего рода вторая конституция ФРГ, которая без своего главного «гаранта» начала подвергаться необратимой эрозии. Но суть ее сохранилась и на сегодняшний день – она состоит в преобладании личного начала над институциональным, в замкнутости на бундесканцлера всего процесса принятия стратегических решений. Далеко не все из наследников Аденауэра на этом посту проявили себя сравнимыми с ним историческими личностями, но никто из них не сумел бы выбраться из правительственной рутины без авторитета «канцлерской демократии».

Политик с веймарским стажем, Аденауэр никогда не забывал печальных уроков первой германской республики. Стабильность для него была выше перемен, неуклонное следование избранной цели – важнее учета массовых настроений. Ему дважды пришлось иметь дело с оккупацией и диктатом военных властей, и каждый раз «хитрый лис» удерживался на кромке между конфликтом и подчинением. Не испытывая особой любви к своему бундесканцлеру, западные немцы прочно к нему привыкли, и это стало невысказанным комплиментом стилю его правления. Осенью 1963 г. западногерманская пресса в один голос утверждала, что отставка отца-основателя ФРГ приведет страну в состояние внутриполитического хаоса. «Федеративная Республика тождественна Аденауэру. В этом заключаются ее сила и ее слабость» (Р. Аллеман).

Мрачные прогнозы журналистов, до того не питавших особого пиетета к первому канцлеру, не оправдались. Не оправдались и надежды Аденауэра на то, что ему удастся самому определить своего преемника. Он всеми силами сопротивлялся назначению на пост канцлера Людвига Эрхарда, считая, что тот слишком технократичен и не имеет внешнеполитического чутья. Однако для лидеров ХДС/ХСС нового поколения автор «экономического чуда» оставался интегрирующей фигурой, символом успеха первого десятилетия ФРГ, и они не без оснований рассчитывали на благодарность избирателей.

Новый канцлер рассматривал достигнутое как максимум возможного, фактически вернувшись к старому лозунгу «никаких экспериментов». Не было заметно новых импульсов и во внешней политике. «Сформированное общество, – утверждал Эрхард на съезде ХДС/ХСС в 1965 г., – является противоположностью унифицированному обществу социалистического образца или коллективистского духа, для его существования нет необходимости ни в империалистической эксплуатации других народов, ни тем более в коммунистической системе эксплуатации собственного народа». Деятельность правительства в новых условиях должна была сохранять верность неолиберальным основам социального рыночного хозяйства, т.е. противостоять лоббированию крупного бизнеса и стимулировать общественную солидарность. На деле же она все больше сводилась к регулированию растущих бюджетных потоков под влиянием политических и партийных симпатий. «Многие из предвыборных подарков являлись следствием уступчивости нового федерального канцлера перед растущими запросами со всех сторон. Хотя она и не подрывала популярности «толстяка», но постепенно вела к упрекам в его нерешительности и неспособности к руководству» (Р. Морси).

Парламентские выборы 1965 г. подтвердили прочность позиций христианских демократов, прибавивших несколько процентов и сохранивших коалицию с либералами. Однако позитивный эффект, вызванный сменой политического лидера, лишь на короткое время мог компенсировать страх власти перед реформами (Reformstau). Страна явно нуждалась в смелых политических экспериментах как во внутренней, так и во внешней политике. Фактором, свидетельствовавшим о росте общественного недовольства, стала активизация праворадикальных сил. Образованная в 1964 г. Национал-демократическая партия Германии несла в своей символике и идеологии явные черты неонацизма, и с первого захода сумела войти в парламенты нескольких земель. Ее шумная пропаганда, твердившая о самоуничижении немцев (Nestbeschmutzung) и требовавшая возврата к национальным ценностям, вызывала справедливые опасения европейских соседей ФРГ, что немцы опять взялись за старое.

Важным событием общественной жизни страны середины 60-х годов стал суд над нацистским персоналом концлагеря Освенцим, продолжавшийся во Франкфурте-на-Майне почти два года. Процесс носил показательный характер – от его исхода зависело то, какими путями в дальнейшем пойдет преодоление нацистского наследия (Vergangenheitsbewältigung). Согласно данным социологических опросов, более трети граждан ФРГ предпочитали не ворошить прошлое, считая проведенную западными оккупационными властями денацификацию достаточным наказанием для «простых исполнителей преступных приказов. Государственные органы продолжали поощрять «организованное забвение» (Д. Гарбе), препятствуя деятельности антифашистских организаций и созданию мемориалов на месте нацистских концлагерей. Консервативным настроениям в политической элите подыграл Эрхард, заявивший в правительственном заявлении 10 ноября 1965 г. о том, что послевоенная эпоха закончилась. Приговор франкфуртского суда только накалил страсти – всего шесть обвиняемых получили пожизненное заключение, троих оправдали. Либеральная общественность не скупилась на упреки в адрес судей, многие из которых занимались своей профессией еще во времена «третьего рейха». Ее протесты привели к тому, что в отношении преступлений нацистского периода был отменен двадцатилетний срок давности, освобождавший от судебного преследования.