Доверено флоту - Николай Кулаков

Оперативная сводка за 1 апреля констатировала: «На сухопутном фронте ничего существенного». Далее говорилось о будничных событиях: на отдельных участках шла перестрелка, неприятельская артиллерия обстреливала район Инкермана и дорогу между городом и хутором Дергачи под Сапун-горою, наши снайперы уничтожили 30 солдат и офицеров противника… Сводки за предшествующие дни отмечали локальные огневые налеты на позиции частей СОР, бомбежки Херсонесского аэродрома и бухт. Почти каждый день в пределах города падало несколько десятков вражеских снарядов. Наши «ястребки» старались, и часто это удавалось, не подпускать к городу фашистские бомбардировщики. Артиллерия СОР изо дня в день вела контрбатарейную борьбу.

Словом, затишье продолжалось. Севастополь, привыкший к методическому артобстрелу и воздушным тревогам, встречал весну чистыми, прибранными улицами, на которых стало заметно больше людей. Вернулись из убежищ на поверхность земли некоторые учреждения (но не школы - с ними спешить было нельзя). На Приморском бульваре посыпали свежим песком дорожки и высадили рассаду цветов. Вновь появились, пристроившись в укромных уголках, чистильщики обуви и по-южному задорно зазывали клиентов: «Лучший в мире гуталин! Бойцам и командирам - бесплатно!»

Жители Севастополя, уверившиеся в прочности сухопутной обороны города, еще мало знали о том, насколько осложнилось положение на морских путях, связывающих его с Большой землей. Хотя последствия этого уже ощутили все: из-за затруднений с подвозом продовольствия пришлось сократить нормы выдачи хлеба и других продуктов по карточкам. Уменьшился и паек в войсках.

Конвои шли с Кавказа извилистыми маршрутами, держась ближе к турецкому берегу, чем к крымскому, и выходили [254] к Севастополю с совсем необычных направлений. Но это не всегда обеспечивало им скрытность: удлинение пути увеличивало продолжительность перехода, и противник, активно ведя разведку над морем, где-нибудь да засекал конвой. И тогда на него нацеливались бомбардировщики и торпедоносцы.

Два танкера, следовавшие в Севастополь из Поти в охранении крейсера «Красный Крым» и эсминца, были обнаружены самолетом-разведчиком еще у кавказского побережья. Опытнейший и инициативный командир крейсера и всего конвоя капитан 2 ранга А. И. Зубков сбил врага со своего следа двукратным резким изменением курса. Однако полсуток спустя неприятельская воздушная разведка снова обнаружила конвой, после чего его последовательно атаковали несколько сменявших одна другую групп бомбардировщиков, а затем и торпедоносцы. И если в тот раз танкеры все-таки дошли невредимыми, то так бывало далеко не всегда.

Число транспортов, обеспечивающих перевозки и в Керчь и в Севастополь, сократилось к началу апреля до 16 единиц. Между тем светлое время суток быстро увеличивалось - весна брала свое, и это означало, что прорывать блокаду, создаваемую врагом на море, в дальнейшем будет все труднее.

Практически мы уже исчерпали зависевшие от нас меры усиления охраны коммуникаций. Конвоированием судов были заняты все лидеры, эсминцы, тральщики и сторожевые катера. Для прикрытия конвоев на подходе к Севастополю, в радиусе, недоступном истребителям, теперь стали использоваться скоростные бомбардировщики Пе-2. Неприятельские аэродромы, где базировались самолеты, действующие над морем, сделались основными наземными целями для ударов флотской авиации. Однако всего этого оказывалось недостаточно, чтобы обеспечить безопасность перевозок.

Тревожное положение на морских коммуникациях обсуждалось 2 апреля Военным советом при участии прибывшего с Кавказа контр-адмирала И. Д. Елисеева. Докладывая оценку обстановки наркому ВМФ и командующему Крымским фронтом, мы просили ускорить поступление на флот новых истребителей, а также бомбардировщиков Пе-2, усилить зенитную артиллерию военно-морских баз, пополнить наш флот сторожевыми катерами, которые могли быть перевезены на Черное море по железной дороге. Ставился также вопрос о прокладке железнодорожной ветки к Тамани [255] - это позволило бы заменить морские рейсы из Новороссийска в Керчь короткой переправой через пролив.

Вскоре поступило указание наркома: перевозку людей и грузов в Севастополь производить на боевых кораблях и быстроходных транспортах, планируя каждый переход как самостоятельную операцию. Для перевозок в Керчь предлагалось использовать малые суда, в том числе сейнеры, для крупных грузов - боевые корабли.

Лидеры и эсминцы, которые и раньше доставляли в Севастополь маршевое пополнение, вывозили раненых, стали принимать на борт любые грузы, прежде всего - боеприпасы. Командование Крымского фронта согласилось временно освободить крейсера от огневой поддержки войск из Феодосийского залива, с тем чтобы и их переключить на обеспечение коммуникаций. Из мобилизованных гражданских судов продолжали ходить в Севастополь главным образом бывшие пассажирские теплоходы - они обладали наибольшей скоростью хода и хорошей маневренностью.

* * *

На подходах к Севастополю и непосредственно у входа в его бухты серьезную опасность для судов представляли вражеские неконтактные мины, секреты которых были раскрыты еще далеко не полностью. Весной, одновременно с повышением общей активности авиации противника на море, минные постановки с воздуха в этом районе весьма участились. Причем сбрасывались мины новейших, незнакомых нам образцов.

В начале апреля было сброшено много мин на внешнем севастопольском рейде. Наблюдательные посты запеленговали приводнение пяти мин в полосе фарватера Инкерманского створа. И все попытки уничтожить их освоенными к тому времени способами оставались безрезультатными. А этот фарватер не имел обходов. Упади поблизости еще две-три мины, и самое искусное маневрирование не помогло бы обогнуть все опасные точки. Враг был ближе, чем когда-нибудь, к своей давней цели - осуществить минную блокаду Севастополя.

Стало насущной необходимостью раскрыть секрет новейших немецких мин. Одну из них, представлявшую собой большой черный цилиндр, водолазы обвязали на дне пеньковым тросом, и мину начали буксировать к берегу. Несмотря на все меры предосторожности, она взорвалась, как только ее дотащили до места с резким перепадом глубины. У наших минеров возникло предположение, что сработал гидростатический [256] предохранитель: мина взрывалась, когда уменьшалось до определенного значения давление воды. Оставалось попытаться хотя бы частично разоружить мину под водой. Сделать это вызвался помощник флагманского минера флота капитан-лейтенант Г. Н. Охрименко.

Задача усложнялась тем, что внешний рейд находился под обстрелом артиллерии противника, просматривался его наблюдателями с дальних высот, и остановившийся посреди рейда водолазный бот не мог не привлечь внимания. Для первого спуска водолаза-минера (точное место мины было уже установлено и обозначено) воспользовались туманным утром. Но туман так быстро стал рассеиваться, что Охрименко, еще ничего не успевшего сделать, поднимали с двадцатиметровой глубины уже под обстрелом, когда осколки могли в любую секунду перебить шланг.

Однако работа продолжалась. Сопряженная с большим риском, она потребовала и немалого времени. Несколько спусков под воду понадобилось лишь для общего осмотра мины и чтобы сделать оттиски, по которым изготовили специальные ключи из антимагнитного материала. Мы очень беспокоились за Охрименко - при разоружении немецких мин погиб уже не один черноморский минер, а теперь опасность была особенно велика. Но на сей раз все кончилось благополучно и с полным успехом. Смелый и осмотрительный капитан-лейтенант при помощи опытного водолазного старшины Л. П. Викулова сумел под водой освободить мину от подключенных к ней охранительных «ловушек». А окончательное ее разоружение Охрименко произвел на берегу.

Этот тип магнитноакустической мины с многоимпульсным прибором кратности, как впоследствии выяснилось, являлся предметом особой гордости немецких конструкторов. Изучение устройства мины очень много дало для совершенствования новых противоминных средств.

Когда наши специалисты поняли, что противник применяет мины комбинированного действия, для обезвреживания которых нужно одновременно создавать и магнитное и акустическое поля, на первых порах делалось так: рядом с баржой, оснащенной электромагнитным тралом, маневрировали дизельные катера, создавая необходимый шум. А затем появились магнитоакустические тралы, становившиеся все более эффективными. Флот получил в конечном счете надежные средства уничтожения самых сложных и коварных вражеских мин. Ставка гитлеровцев на неотразимость этого оружия была бита.[257]

Кстати сказать, и в то время, когда новая противоминная техника еще только создавалась и неконтактные мины с их нераскрытыми секретами доставляли столько тревог, нам удавалось так или иначе выходить из трудных положений. И как ни реальна была опасность минной блокады наших портов, до этого нигде не дошло. Под Севастополем в самом начале войны подорвались на минах, тогда еще совсем неизвестных, эсминец и несколько вспомогательных судов. А потом не было ни одного такого случая за всю осаду города, хотя противник вводил тут в действие все свои минные новинки.