Словарь Ламприера - Лоуренс Норфолк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но он ошибся, — сказала Алиса де Вир. — Потому что он никогда больше не видел Франсуа и не получил от него ни известия, ни пенни.
Взгляд Ламприера блуждал вверх и вниз по торопливо выведенным строкам: «… напоминало речи безумца… помешательство вернулось к нему… Я поверю ему…»
— Но что случилось? Если Франсуа замыслил какой-то план против остальных, какую-то месть…
— Если, если, — перебила его старая дама. — Мне так и не удалось узнать, что это могло быть. В любом случае, это ни к чему не привело. Я перерыла все бумаги четвертого графа и полагаю, что он знал не больше того, что сейчас известно мне. И даже меньше…
Но Ламприер думал о безумии Франсуа, рисуя себе его вытаращенные глаза, безудержный смех, его ярость. Что же довело его до такого состояния? Что же случилось там, в Рошели?
— А что это были за нападки? — спросил он. — И при чем здесь какие-то меченые бумаги? Когда Франсуа стал смеяться, над чем… — Ламприер заколебался. — Почему он смеялся?
— Под нападками граф разумел памфлеты, — сказала леди де Вир, опять принимаясь за поиски в стопке бумаг. Наконец она протянула ему какое-то потертое издание, на обложке которого, в центре, неровным шрифтом было отпечатано: «Азбука для мистера Ост-Индская компания, из которой он может подробно познакомиться с буквами и узнать в них свою подлинную природу».
— Они выходили серией, — пояснила она. — Этот памфлет — второй.
«Хищные паразиты, что преступают собственные клятвы, грабят и ослепляют простых людей разговорами о торговле, под каковым именем они понимают только собственную выгоду и собственное благополучие, и мы знаем их как Компанию…» На букву «И» там была «Инфекция», на «К» — «Кровавую войну я объявляю им, да истребит их, как заразу, очистительный Карающий меч Божий», и так далее, к буквам «Л», «М» и «Н». Все сочинение представляло собой набор неприкрытых оскорблений и инсинуаций в адрес Компании. Неоднократно упоминалось там и о необходимости сорвать с Компании маску, но никаких масок сорвано не было, как, впрочем, не было выдвинуто и конкретных обвинений. И лишь когда Ламприер увидел подпись-псевдоним на последнем листе памфлета, что-то слабо откликнулось в нем. «Asiaticus ». Он вскинул голову, словно потрескавшаяся штукатурка на потолке могла освежить его память. Сундук. Точно. В бумагах его отца был точно такой же памфлет. «Asiaticus ». Он заметил его в тот вечер перед походом в Поросячий клуб.
Он поведал об этом своей собеседнице.
— О да, — сказала леди де Вир, — тот самый таинственный Азиатик. — Она, казалось, собиралась добавить что-то еще, но сдержалась, — Дело в том, — начала она другим тоном, — что Франсуа бесследно исчез. Его семья погибла во время осады, и после той встречи, о которой вы читали, мы больше ничего не слышали о нем. Может быть, его убили, или он просто умер от своей болезни, или сбежал. Подобным образом, для Томаса осталось тайной, что он делал те несколько месяцев, что прошли от окончания осады до момента их встречи. По крайней мере, с точки зрения Томаса Франсуа появился как бы ниоткуда. Должно быть, большую часть этого времени он провел на Джерси. Четвертый граф никогда не думал о поездке туда, хотя, если бы он это сделал, он, вероятно, нашел бы вторую семью Франсуа, и все могло бы измениться.
— Вторую семью? Откуда вы знаете, что у Франсуа была вторая семья? Ведь он пробыл там всего… — Ламприер заглянул в записи Томаса, — … всего несколько месяцев.
— Вы пробыли здесь всего несколько часов, мистер Ламприер. Тем не менее я абсолютно уверена, что вы существуете. Сколько бы времени Франсуа Ламприер ни пробыл там, он успел завести вторую семью. Когда Скьюер пришел к нам со своими новостями, нас заинтересовало не соглашение, мистер Ламприер. Нас заинтересовали вы.
— Я? Но…
— Вы принадлежите к семье, которую Франсуа успел завести на Джерси за те месяцы. Вы — настоящий Ламприер, другая сторона в нашем партнерстве, понимаете? Соглашение не ограничено сроком давности. Мистер Ламприер, целая девятая часть Компании по праву принадлежит вам, а десятая часть от этой суммы — наша. Прочтите сами. — Ее пальцы подчеркивали ударами по низкому столику каждый нажим ее голоса. Кольцо ее постукивало по обложке памфлета, лежавшего на столе между ними.
— Соглашение заключено навсегда. Неужели вы не понимаете?
Теперь Ламприер увидел последнюю встречу Томаса де Вира и Франсуа в новом свете. Томасу так нужно было узнать, что случилось! И эти проклятые проволочки! Решалась вся его судьба — а Франсуа, заливался смехом, как безумный. Ту же нужду юноша читал сейчас в глазах Алисы де Вир, чувствовал в ее руке, которая легла на его руку. Но он знал, что это абсурд. Все эти люди давно мертвы, и все их безумные надежды умерли вместе с ними. «Миллионы миллионов», — говорила она, и рука ее, словно когтистая лапа, удерживала их обоих над соглашением: «Невообразимое, немыслимое богатство». Он услышал свой собственный голос, произносивший: «Нет, нет, это невозможно», — те же самые слова, которые сказал ему Пеппард, которые она наверняка слышала и раньше. Она и сама должна понимать. Это невозможно. Слишком поздно. Но, быть может, ей слышалось, как рушится ее дом, пока она кричит и не может докричаться? Нет, они все давно мертвы. Ламприер покачал головой и повторил то, что уже сказал:
— Кто бы ни владел сейчас Компанией, он никогда так просто от нее не откажется. Не откажется из-за этого. — И он протянул ей соглашение, которое леди де Вир внезапно выхватила у него из рук.
— Тогда пусть оно отправляется в ад! — Она быстро поднялась и подбежала к камину. — И вы вместе с ним! — крикнула она и бросила документ в огонь, где он в одну секунду был охвачен пламенем и превратился в пепел.
Пожилая женщина стояла перед камином. Ламприер внимательно посмотрел на нее, затем опустил глаза. Лоскуток пепла поднялся в воздух и опустился на бледную парчу ее платья.
— Я должна принести вам свои извинения, мистер Ламприер, — произнесла она после долгого молчания. Ламприер пробормотал что-то, поднявшись на ноги, мол, очень жаль. Леди де Вир тоже опустила глаза, затем повернулась к нему. Ее осанка не утратила ни грана величия. Она заговорила, и голос ее звучал ровно, словно ничего не произошло.
— Позвольте мне немного рассказать вам, если, это вас интересует, об осушении нашего западного выгона, — сказала она. Ламприер взглянул на нее, вздрогнув, когда она подняла руку, стремясь удержать его. — А потом вы вернетесь к гостям, мистер Ламприер.
— Конечно, — ответил Ламприер, хотя упоминание о гостях лишь усилило его нетерпение. Он хотел уйти.
— Наш дом стоит на слегка неровной местности, — начала леди де Вир. — Должно быть, вы заметили наклон, когда подъезжали. — Он не заметил, но кивнул в ответ. Все его внимание в тот момент было поглощено трубкой Боксера и разными другими мыслями. — Дом окружен садом, а за ним, с запада и с востока, находятся два выгона, каждый в несколько акров. Оба они во многих отношениях совершенно одинаковы, оба были расчищены во времена четвертого графа, состав почвы на них схожий, оба подвергаются действию одних и тех же погодных изменений, и оба расположены в низинах. Когда они были расчищены, на восточном выгоне образовался прекрасный упругий дерн, обеспечивавший корм скоту в течение круглого года. Но западный выгон оказался болотом, которое летом давало приют несметным полчищам насекомых, а зимой замерзало. Словом, толку от него не было никакого. Поэтому четвертый граф решил осушить его и, приложив некоторые усилия, справился с этим. Западный выгон покрылся сочной травой, предприятие увенчалось успехом. Но спустя несколько недель слуги Томаса заметили, что почва на восточном выгоне становится все более сырой, и не прошло и года, как он исчез, став такой же топью, какой до этого был западный.
— Они соединялись подземным каналом? — предположил Ламприер.
— Вполне возможно, — кивнула леди де Вир. — Уже в наше время Эдмунд, будучи гораздо более практичным, чем его мать, решил осуществить тот же самый проект и год назад действительно сумел осушить восточный выгон.
— И тогда залило западный?
— Разумеется. Теперь он обзавелся небольшой армией инженеров и машинами, которые стоят на западном выгоне. Когда погода установится, он откачает воду с западного выгона, затем, я предполагаю, с восточного, и опять с западного. Когда я спрашиваю его, почему он решил провести свою жизнь за передвижением какого-то болота на полмили взад и вперед, он отвечает мне, что это прогресс. Он возрождает заброшенные земли. Местные фермеры разделяют это безумие, мистер Ламприер; хвалят его и называют рачительным хозяином. Ни я, ни мой сын вовсе не собирались разыгрывать из себя дураков, и все же я ничего не понимаю. Я понимаю только, что обе наши семьи, Ламприеры и де Виры, были когда-то могущественны, а теперь мы находимся в упадке. Вот все, что я сейчас понимаю, мистер Ламприер.