Год полнолуний - Александр Прозоров

— Ну почему, почему? — простонала девушка. Трофимов увидел песчаный съезд в лес, повернул туда, сшиб хлипкий жердяной шлагбаум, затормозил и, обхватив Синичку за плечи, прижал к себе.

— Что с тобой, любимая, милая моя, родная? Что случилось?

— Вы убиваете, вы всех убиваете! — бессильно всхлипывала девушка.

— Кого? — не понял Саша.

— Всех…

Трофимов непонимающе огляделся: высокие сосны с толстыми мохнатыми стволами, мелькание машин в салонном зеркале, глубокая разбитая колея вдоль клочков колючей проволоки… Проволоки! Внезапно осенила догадка: да это же Зеленый пояс Славы! Финская война. Отечественная война. Линия Маннергейма, блокада, снятие блокады. Сколько раз умирали солдаты под этими хвойными кронами? Атаки, отступление, оборона, новое наступление. Пояс Славы, пояс гордости, мужества. Он же — пояс смерти.

Трофимов в три приема развернул машину, выскочил обратно на шоссе и погнал ее к городу, а в голове всплывали отрывки из школьных Уроков мужества.

Невский пятачок, за каждый метр которого заплачено не одной человеческой жизнью, Ораниенбаумский плацдарм, петергофские десанты, волховский десант, Тосненская, Любанская операции, Синявинские высоты. В лесах у Мясного Бора до сих пор вал человеческих костей чуть не в два метра высотой. Там не то что Синичке, обычному человеку жутко.

Поисковики из объединения «Долина», под которых девятого мая его на автобусе в «заказ» отправили, рассказывали, что только 311-я дивизия за сорок первый — сорок третий год понесла четыреста тысяч безвозвратных потерь. То есть без учета раненых. А сколько их, таких вот дивизий, сражалось под Ленинградом? Сорок? Пятьдесят? Да вокруг Питера столько крови пролито, что земля от нее соленой быть должна!.

— Не может быть… — прошептала Синичка.

— Может, — хмуро ответил Трофимов, свернул к автобусной остановке, заглушил двигатель и уткнулся горячим лбом в запотевшее стекло. Он внезапно понял, что здесь, под этим небом, полегло костьми в сырую землю в несколько раз больше народу, чем его Синичка пытается спасти из гибнущего мира. И ему тоже стало страшно. Страшно приводить новых людей в этот ужас.

— А другого мира нет рядом? А, женушка?

— Нет, — судорожно сглотнула колдунья. Сашины мысли били ее куда больнее, нежели его самого. Ведь он вырос с этой памятью, с этим знанием. Для нее подобная пропасть открылась впервые.

— А там, в вашем мире, войн нет? — повернулся к ней Трофимов.

— У нас воины могут доказать свое мужество, — осторожно ответила девушка. — Но хозяйка никогда не допустит такого… уничтожения.

— Наверное, — кивнул Саша. — Наверное, миром действительно должны править женщины. Не знаю.

— Но ведь это было давно? — с надеждой спросила Синичка. — Правда?

Но Трофимов вспомнил американские бомбардировщики, азартно истребляющие словацкие и иракские города, российских и чеченских ребят, убивающих друг друга ради обогащения тихих чиновников, кромсающих друг друга палестинцев и израильтян, отчаянно режущихся между собой афганцев, делящих власть таджиков. Кровь течет в Грузии и Абхазии, Армении и Азербайджане. А еще в Африке, в Камбодже, в Мексике, в Ирландии. Кто даст гарантию, что война не взорвется и здесь, в уютной культурной столице?

Никто.

— Мы не должны этого допустить, — сухо потребовала Синичка, словно старуха с косой уже и впрямь замаячила над горизонтом.

— Я знаю, — столь же сухо ответил Саша, завел машину и вырулил на шоссе. — Но сейчас меня беспокоит место, где ты должна встречать переселенцев. Боюсь, по кровавой земле ты долго ходить не сможешь.

— Не смогу, — признала девушка и устало откинулась на спинку сиденья. — Но ведь ты что-нибудь придумаешь, правда?

Трофимов промолчал, вспоминая уроки истории. Получалось так, что мест, где бы не сходились в смертной схватке воины разных времен, на карте нашей Родины нет вообще.

— Синичка, а через сколько лет ты можешь ощутить следы сражения?

— Не знаю, — задумалась колдунья, — я с ними впервые только здесь встретилась. Но энергия предков держится в роду на протяжении семи поколений. Наверное, и боль от убийства столько же.

— Семь поколений… — Трофимов притормозил, чинно и аккуратно проехал мимо поста ГАИ, вырулил на Выборгское шоссе, прибавил газу и задумчиво повторил: — Семь поколений. Это лет сто пятьдесят, двести. Стало быть, Ермака вам не почувствовать.

— А кто такой Ермак?

— Так, ватажник один… Удачливый… — не стал распространяться Саша. — Скажи, какой в твоем мире климат?

— Не знаю, — пожала плечами Синичка. — Обычный. А что?

— Есть у нас такой край — Сибирь. Огромный. Там крестьянские дворы размером со среднюю европейскую державу, леса нехоженые, реки бескрайние, земли богатые. Но и климат соответствующий. Зимой такие морозы, что птицы на лету замерзают и деревья лопаются. Если сплюнешь — на землю уже ледышка падает, пар изо рта мгновенно снегом становится. Суровое, в общем, место. Как в вашем мире с теплой одеждой?

— Первый раз я дотронулась до снега только здесь, — обтекаемо ответила Синичка.

— Понятно, — кивнул Саша. — Сибирский вариант, стало быть, отпадает. Но вот беда, места южнее от нас весьма обжиты. Там людей не расселишь. А потому опять остается Ленинградская область, Карелия да Архангельская область. Там Гольфстрим подогревает. Не Ташкент, конечно, но и не Сибирь. Кстати, о теплой одежде все равно нужно позаботиться. И заранее, потом поздно будет.

— Хорошо, — кивнула девушка.

— Не грусти, — вздохнул Трофимов. — Я чего-нибудь придумаю. Обязательно.

Дома, пока Синичка занималась ужином, Саша достал карту области, разложил на столе.

Итак, на север, юг и запад дорога для них закрыта. В этих местах за последние полвека войны как минимум раз пять прокатились. Остается восток области. Насколько помнил Трофимов, Дорога жизни выходила из Новой Ладоги. Значит, туда немцы не дошли. Правда, Тихвин из рук в руки переходил, там Смерть свою жатву собрала, и немалую. Со стороны Карелии немцы дошли до самой Свири. Тоже запретное для Синички место. Получается, в его распоряжении остается только Вепская возвышенность. Не самый богатый выбор.

Четыре года назад Трофимов почти месяц работал на междугородном маршруте «Санкт-Петербург — Винницы» и именно тогда сделал неприятное открытие: в то время как весь мир уже десятилетия делится на сионистов и антисемитов, активно муссирует еврейский вопрос, борется за права племени Авраамова, уступающего по численности разве что китайцам, здесь — в самом сердце Европы, в двухстах километрах от Северной Венеции — тихо вымер целый народ, и ведь ни одна сволочь даже не вякнула!