Танцор Января - Майкл Флинн

Хью достал из куртки нож, купленный на Иегове. Конечно, от сики сейчас было мало проку. Она была бесполезна против огнестрельного оружия, но ничего другого у него под рукой не имелось. Хью обыскал труп Тодора и нашел мелкокалиберный револьвер. Он взвесил его в руке, подумал, а затем вложил оружие в ладонь мертвеца, опустив его палец на спусковой крючок. Затем Хью отыскал не доброшенный до бака мусорный мешок и положил на него руку Тодора так, чтобы оружие было видно из-за угла.

Он уставился во тьму, выискивая позицию снайпера. Тодор стоял здесь, поднял бутылку так, и убившая его пуля прилетела… он заметил дом на противоположной стороне улицы, слабую дрожь занавесок, открытое окно на втором этаже… Оттуда. Но киллер, скорее всего, уже сменил позицию. Убийца, который слишком долго остается на одном месте, — глупец… и, зачастую, мертвый глупец.

Хью попытался мыслить как убийца: ему следовало убедиться, что Тодор и его спутник мертвы, но он не станет выходить из парадной двери. Хью был безоружен, но убийца этого не знал. Значит, он выйдет в переулок позади дома. Переулки были зарешечены, поэтому ему придется идти либо к одному углу, либо к другому. Не на улицу Алкорри, которая была хорошо освещена, значит, налево — с того угла он сможет прицельно выстрелить в пространство за мусорным баком.

Теперь единственный вопрос состоял в том, станет ли снайпер ожидать подобной проницательности от своей жертвы и не перехитрит ли ее. Но подобные размышления чреваты промедлением, которое, как знал Хью, было единственной фатальной стратегией.

Парадокс тех, кто живет на лезвии ножа, состоит в том, что, только рискуя своей жизнью, они могут ее сохранить. Как утверждала старая максима, смельчаку следовало «любить жизнь, как жаждущий — воду, и пить смерть, как вино»;[62] или, словами еще более древней максимы: «Тот, кто потеряет душу свою, тот сбережет ее».[63]

Хью бесшумно перебегал пустую улицу, когда услышал, как от брусчатки срикошетила пуля. Она прилетела со стороны главной улицы. Он пригнулся, нырнул в ближайший переулок и затаился. «Глупо!» — бранил он себя. Убийц было двое. Первый контролировал выход из «Нежного зверя», а второй блокировал путь к транзитной станции. Хью был уверен, что третьего киллера не было: если бы кто-то находился возле другого конца здания, он бы уже выстрелил в пространство за мусорным баком. Хью прислушался, но шагов не услышал. Либо второй убийца был необыкновенно бесшумным, либо он проявлял чудеса выдержки.

Переулок был перекрыт, как и все остальные. Хью огляделся, заметил наиболее глубокую тень у ступеней и укрылся в ней. Оттуда он смог выскользнуть через проем под лестницей и спрятаться ниже уровня улицы. Таким образом, каменная лестница оградила его от второго снайпера. Затем Хью осторожно двинулся к следующему зданию, снова через проем и вверх, — и вот он уже возле угла.

Здесь он подождет свою жертву либо заметит перемещение второго киллера на более выгодную позицию.

Хью прислушался.

Дул легкий ветерок, направляемый рядами зданий по обеим сторонам улицы, но все же недостаточно сильный, чтобы поднять что-то тяжелее пыли. От неосторожного движения покатился камешек. Хью мрачно улыбнулся. Возможно, убийца думает, что имеет дело с парой пьяниц из «Зверя», одного из которых — если у него была связь со вторым стрелком — последний раз видел укрывшимся в заблокированном переулке через две двери дальше по фасаду.

Хью ощутил чье-то приближение — скрытное, но недостаточно. Он приготовился, сделал глубокий вдох, очистил разум и выждал момент. Фигура вышла из-за угла, прижимая к плечу пневматическую винтовку и целясь туда, где с револьвером в вытянутой руке лежал Тодор. Хью резко выдохнул и метнулся от тротуарной плитки, как Спартос от зуба дракона. Зажав рот стрелка левой рукой, он полоснул его по горлу сикой, зажатой в правой, затем толкнул человека вперед так, чтобы тот споткнулся и рухнул на улицу.

Хью потянулся было к пневматической винтовке, но по брусчатке запела еще одна пуля, и ему пришлось отступить в тень. Приближался второй убийца — Хью слышал его мягкую, стремительную поступь, — и он не собирался позволить своей жертве подобрать упавшее оружие. Теперь от сики едва ли будет прок. У Хью будет всего один бросок, но изогнутое лезвие не годилось для метания, и маловероятно, что ему удастся нанести смертельный удар.

Но затем Хью услышал характерные хлопки револьвера, за которыми последовал грохот оружия, упавшего на брусчатку. Он рискнул поднять глаза и увидел распластавшегося посреди дороги второго стрелка и стоящую на ступенях «Нежного зверя» алабастрианку, проверяющую боезаряд.

— Поо-шли, — громким шепотом позвала она, — мо-ое о-оружие не тако-ое бесшумно-ое, как у них. По-ошли.

И они поспешили убраться с улицы.

Они шли молча, пока не добрались до транзитной станции. Платформа улицы Алкорри почти пустовала, и здесь, высоко над землей, ветру больше ничего не мешало. На восточной стороне маячили трое молодых парней с вплетенными в волосы перьями, пытавшиеся одновременно выглядеть грозно и не дать перьям разлететься. У киоска в центре платформы стояли две продажные женщины, хрипло обсуждавшие ночных клиентов и рекламную акцию в целях повышения продаж. Обе группы оглядели новоприбывших — возможных жертв либо потенциальных клиентов, — и одного только взгляда на них оказалось достаточно, чтобы держаться в стороне.

Хью опасливо посмотрел на алабастрианку. Он не слишком верил в случайности. То, что обычно появлялось из machina, редко когда оказывалось deus, а в его работе сюрпризы бывали приятными еще реже.

Но эта женщина спасла ему жизнь.

— Я так и не поблагодарил тебя, — сказал он.

— Ничего-о, — ответила она, и ее улыбка походила на оскал черепа. — У меня сво-ой до-олх. У меня по-ослание, ко-ото-оро-ое ты до-олжен до-оставить тем, кто-о зо-овет себя То-ол Бен-левер и Фо-одир: «У тех, кто-о ждет испо-олнения тво-оего до-олха, ко-ончается терпение».

Хью покачал головой:

— Я не понимаю.

— Тебе и не нужно-о. Про-осто-о передай это-о.

— Кто ты?

— Мо-ожешь сказать так звано-ому То-олу Бенлеверу, что-о меня зовут Равн Олафсдо-оттр, и это имя послужит зало-огом сказано-ому то-обо-ой. Теперь иди.

Она кивком указала ему на запад. Полоска огней предвещала скорое прибытие капсульного поезда. Когда Хью оглянулся, алабастрианки уже и след простыл. Он вздрогнул. Вот и объявился другой Олафссон.

Когда подъехал поезд, Хью вошел в пустую капсулу и ввел адрес отеля, в котором остановились «Бенлевер» с «Мелисонд». Система проведет капсулу по нужным веткам и доставит до ближайшей к отелю станции. Двери с шипением закрылись, и поезд заскользил вперед, набирая скорость. Хью увидел в окно, как продажные женщины здороваются с двумя мужчинами, вышедшими из прибывшей капсулы. Затем поезд поднялся высоко над крышами домов, откуда не было видно уже ничего, кроме бескрайней ночи.

ОН КРАК

На площадь в Закутке опускается вечер, камень фонтана быстро остывает, поскольку безоконные дома начали отбрасывать тени, направляя потоки солнечного света в узкие переходы. В галереях и проулках шпаклеванные и оштукатуренные стены пылают золотисто-красным, словно ведут к мифическим дворцам куда-то вдаль, за границы зрения. Человек со шрамами ворчит и, приподнявшись, рывком встает на ноги, протягивая арфистке руку.

— Пошли, — говорит он. — Ночью Закуток не самое лучшее место.

Арфистка слышит, как, словно в подтверждение его слов, начинают закрываться ставни, поворачиваются замки и запираются засовы.

— Я накормлю тебя, — предлагает она. — В хостеле.

Но старик только качает головой.

— Такие удовольствия подобным мне не по карману. Однажды я отужинаю в самом сердце морозной Хели,[64] поэтому стараюсь не переедать.

Она закидывает арфу за плечо и берет его под руку.

— Нет, — настаивает арфистка. — Я всегда хотела кое-что отведать и не потерплю отказа.

Человек со шрамами молчит, и они вдвоем медленно направляются по проулку Мэрри Уэзер, в сторону Смазочной. Через некоторое время он мягко хлопает ее по руке.

— Спасибо, — говорит он. — Нам всегда было интересно, что получится в конце. Стоило ли оно того?

Арфистка боится ответить ему. Вопрос слишком деликатный — малейшее прикосновение способно все разрушить. Вместо этого, она возвращается к истории.

— Эта другая Олафссон появилась очень уж случайно. Я сочла ее явление примером плохой игры.

— О, сам факт ее появления уже достаточно плох, даже не примешивая туда игры. В нем не было ничего случайного. Она была там все время, таилась в моих деепричастных оборотах и придаточных предложениях. А тебя ведь предупреждали. Она встречалась с Советом Семи, последовала за Грейстроком в Закуток, указала Микмак Энн на столик Фудира — тут и там мелькала на заднем плане моей истории.