Магиум советикум. Магия социализма (сборник) - Валерия Калужская

Справа на лавочках вдоль ограды сидели старушки, с живым любопытством следящие за молодежью. А слева на третьей лавочке от входа сидела Сапфира. На взгляд Трофима, цыганка ничуть не изменилась, показалось, даже платье то же самое, трубка в руках и знакомый запах табака.

Рядом стоял щуплый мужичонка в кепочке и с ним трое приятелей помладше. Мужичонка зыркал глазами по сторонам, о чем-то беседуя с Сапфирой, но цыганка не очень жаловала его ответами, говорила сквозь зубы, сжимая мундштук трубки. Трофиму компания парней совсем не нравилась – строят из себя блатных, но вряд ли к ним имеют отношение. Слишком рискованно ставить воровскую или бандитскую печать. Милиция вычислит – по головке не погладит.

Трофим неспешно подошел к цыганке, сел рядом.

– Здравствуй, Сапфира.

Мужичонка смолк на полуслове, удивленно уставился на незнакомца. Цыганка чуть отстранилась, разглядывая Трофима в свете фонаря, висящего на столбе, – не узнала.

– Ты, фраерок, не в свою тарелку влез, – оскалился мужичок. – У нас с цыганкой дело не твоего ума.

Пальцы его украшали колотые перстни, в которых Трофим не сильно разбирался, но законную воровскую печать, скрытую среди остальной бутафории, он различил четко.

– Пахана ломаешь, карманник? – спросил Трофим, глядя себе под ноги. – А что тебя участковый пока не вычислил? В район поехал или в отпуске? Ты, чудило, вообще на учет стал или ждешь, когда тебя госпечатью парализует?

Мужичок дернулся, отступил на шаг.

– Ты, ссученный, на кого хвост подымаешь? – сипло произнес он, надвинув кепку на лоб.

Вмешалась Сапфира.

– Иди, Саша, иди, – цыганка вскочила с места, заслонив собой Трофима. – Завтра утром договорим, драгоценный.

Саша хмыкнул – он давно хотел дать стрекача подальше от мутного фраера со шрамами, – неспешно развернулся и, махнув своим парням, ушел к калитке танцплощадки.

– Ну, здравствуй, чаворэ, – Сапфира с грустью взглянула на Трофима, как когда-то в детстве поцеловала в лоб.

– Ой, горе мое, – она заговорила по-цыгански, поминая Бога, вытирая шершавыми ладонями лицо Старостина, крестя большим пальцем его лоб.

Еще одна капля меда упала на сердце, горючие слезы жгли глаза, но от этого становилось немного легче.

– Ой, сколько на тебе, – вздохнула цыганка и стукнула кулаком о кулак у груди Трофима.

Сперло дыхание. С камня словно слетел слой окалины, и острые ее осколки брызнули в стороны, раня плоть. Старостин всего лишь покачнулся – за день тело привыкло к пыткам, хотя он думал, что камень добьет окончательно и готов был умереть на своей малой родине.

– Ой, золотой мой, сильный ты, да силы одной мало. Носишь ты за собой тоску людскую смертную. Всех не уберечь тебе, – Сапфира огладила его плечи, перекрестила последний раз.

Трофим знал: на человека с пентаклем это не действует – церковь отделена от государства и ее печать влияет на жизнь небольшой группы людей – в основном, стариков, – которые веруют и молятся в храмах.

– Сжигать тебе ее надо, – продолжила цыганка.

– Как это? – удивился Трофим.

Ничего такого они не практиковали. Специалисты твердили о внутренних силах и силе единства государства, но о сожжении людской беды никто не говорил.

– Жалеешь ты виноватых, берешь их вину на себя, – цыганка пыхнула трубкой. – Чаворэ, ты не Спаситель, на всех тебя не хватит. Видишь, чего это тебе стоило?

Трофим ссутулился, поник.

– Не знаю. Отпустили домой. То ли списали подчистую, то ли верят – оклемаюсь и вернусь в строй.

Немного помолчали, и Сапфира сказала:

– Никто не может помочь тебе, чаворэ, – в сумерках кольца на ее пальцах тускло сверкнули – цыганские печати говорили с Сапфирой, советовали. – Сам ты должен найти ответ. Джя Дэвлэса, чаворэ!

Домой Трофим не пошел. Свернул к ставку к любимому деревянному настилу среди длинной осоки. От воды тянуло прохладой, первые звезды, размытые зодиакальным светом, отразились в водной глади.

Майор-специалист посетил его на третий день, когда сняли повязки. Майор вошел бодрым шагом, приставил к койке стул.

– Здравствуйте, Трофим Евгеньевич.

Старостин молчал – губы еще не совсем зажили и трескались при малейшем движении.

– Как самочувствие? – Майор добродушно улыбнулся – дар приветливости от рождения. Таких и берут в спецы: любому улыбнуться и самый угрюмый разговорится. С Трофимом не получится. Он смотрел то на майорские погоны, то на папку в руках специалиста, только не в глаза.

– Вижу, идете на поправку, – гость прекрасно понимал его. – Уж простите, но у меня к вам дело. Стратегический комиссариат расследовал причины аварии. Виновных нашли, и они понесут наказание.

Спец замолчал. Если бы Трофим мог, он бы усмехнулся. Виновных не трудно было вычислить. Они – механики или инженеры – допустили ошибку, которая едва не стоила дублеру Старостину жизни. Считай, неумышленное злое действие по отношению к Трофиму. Его дар защитил космонавта и самого дублера, обратил зло на виновных в аварии. Кто-то сразу заболел, у кого-то с родственниками случилась беда или по мелочи – кошка сдохла. Стратком – Стратегический комиссариат – по таким следам быстро находил причастных к аварии. Да только Трофим часть зла на себя взял, невольно усложняя работу стратег-инспекторам, и теперь не судьба виновных накажет, а государство. И спец и дублер понимали это без объяснений.

Майор постучал пальцами по папке, смахнул с нее невидимую пылинку.

– Нас беспокоит ваш «синдром Спасителя», – сказал он. – Трофим Евгеньевич, ну зачем вам перечить судьбе, государству? Зачем брать чужую вину на себя?

– Судьба не всегда справедлива, – тихо ответил Старостин, едва приоткрыв рот. – Людям свойственно… ошибаться.

– Да, но вы снимаете вину уже рефлекторно.

– Сами сказали: синдром… – верхняя губа всё же лопнула. Трофим поморщился от боли.

– …Спасителя, – докончил за него специалист. – Трофим Евгеньевич, вы очень хороший дублер, не раз спасали испытателей и аппараты. Госкомиссия и Стратком очень ценят вас…

– Меня списали?

– Нет. Вас просто отправляют в отпуск на родину. Постарайтесь справиться со своим рефлексом. А я дам вам некоторые рекомендации…

«Ты не Спаситель, чаворэ». Трофим вдохнул прохладу, хотел присесть на край настила, когда почувствовал чужое вторжение – крадущиеся следом люди собирались с ним конкретно разобраться.

– Не советую, – сказал вслух Трофим, обернулся.

– Почуял, ссученный, – прошипел Саша. – Это ты, что ль, нехристь? Падла казенная.

Мужичонка стоял за спинами двух сотоварищей, которых Старостин смутно помнил сопливыми пацанами. В руках Саши клацнул кнопочный нож, блесной сверкнуло лезвие.