Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

Вечером я простудился и меня лихорадило. Простуда вызвала кашель, при кашле я плевал кровью. Я очень испугался, но, слава Аллаху, через два-три дня все прошло.

Выступив из Бикрама при сильном дожде, мы остановились на берегу реки Кабул.

Из Хиндустана пришли вести, что Даулат-хан и Гази-хан, собрав двадцать или тридцать тысяч войска, взяли Каланур и намереваются идти на Лахор. Я поспешно отправил к ним Мумина Али-таваджи с извещением, что мы идем быстрым ходом и что, пока мы не явимся, не следует начинать сражения.

В субботу, в первый день месяца раби первого, мы переправились через реку Синд[45], перешли реку Каче-Кут и остановились на берегу. Беки и казначеи, посланные к лодкам, доложили о численности людей, пришедших в войско. Больших и малых, хороших и плохих, нукеров и не нукеров было переписано двенадцать тысяч человек.

В этом году в долинах выпало мало дождей; в местностях, расположенных на склонах гор, дожди были хорошие. Для пополнения съестных припасов мы направились по склонам гор через Сиалкот. Достигнув владений Хати Каккара, у реки, мы повсюду видели много стоячей воды; эта вода вся покрылась льдом, и лед был очень толстый. В хиндустанских землях такой лед редкость; мы видели его только в этом месте. За все время, что я пробыл в Хиндустане, я не видел больше ни следов, ни признаков снега.

Совершив пять переходов от Синда, мы после шестого перехода пришли к подножию горы Бали-нат-Джуги, примыкающей к горе Джуд, и остановились на стоянке Бакиали, у реки. Следующий день мы провели на этой стоянке, чтобы воины могли набрать припасов. В этот день мы пили арак; мулла

Мухаммед Паргари рассказывал множество разных историй и даже чересчур разболтался. Мулла Шаме тоже был докучливый рассказчик; начав какую-нибудь историю, он до самого вечера не мог ее кончить. Рабы, слуги и всякие люди, плохие и хорошие, которые уехали за съестными припасами, миновав поля, бестолково и бессмысленно бродили по зарослям и горам, кручам и труднопроходимым местам и потеряли несколько воинов.

Выступив оттуда, мы перешли вброд реку ниже Джилама и стали лагерем. Вали Кизил, владетель уделов Бимруки и Акриада, оставленный для подкрепления в Сиалкоте, прибыл и повидался со мной на этой стоянке. Я упрекал и укорял его за то, что он не остался охранять Сиалкот, и Вали Кизил доложил: «Я отправился в свой удел: Хосров Кукулдаш, уходя из Сиалкота, даже не уведомил меня». Оправдания Вали Кизила были приняты, и я сказал: «Если вы не остались, чтобы охранять Сиалкот, то почему вы не пошли в Лахор и не присоединились к бекам?» Вали Кизил смутился, но так как война была близко, я не обратил внимания на его проступок. С этой стоянки я послал Саид Туфана и Саид Лачина с запасными конями к лахорским бекам, приказывая: «Не начинайте боя и соединитесь с нами в Сиалкоте или в Парсруре».

Все говорили: «Гази-хан собрал тридцать – сорок тысяч человек, и Даулат-хан, хоть он и старик, подвязал к поясу две сабли. Они, наверное, начнут воевать». Я подумал: «Есть поговорка: десять друзей лучше, чем девять. Чтобы дело не ушло из рук, пусть лахорцы присоединятся к нам и будем воевать».

Я послал к лахорским бекам человека и, сделав один переход с ночевкой, разбил лагерь на берегу реки Чин-Аб. Свернув с дороги, мы проехали в Бахлулпур. Крепость Бахлулпур стоит на берегу Чин-Аба, на высоком яру. Это место мне очень понравилось, и я задумал перевести туда жителей Сиалкота [по причине плохой питьевой воды в этом городе]. Если пожелает Аллах, когда будет время, я их переселю. Из Бахлулпура мы вернулись в лагерь на лодке. Состоялась пирушка. Некоторые пили арак, иные – бузу, а другие ели маджун. Из лодки мы вышли позже молитвы перед сном и в шатре тоже немного выпили. Из-за лошадей мы провели один день на берегу реки и дали коням отдохнуть.

В пятницу, четырнадцатого числа того же месяца [29 декабря], мы стали лагерем в Сиалкоте. Всякий раз, как мы ходили в Хиндустан, джаты и гуджары в несметном, бесчисленном множестве приходили с гор и равнин угонять быков и буйволов. Эти несчастные творили всевозможные бесчинства и злодейства. Раньше это были чужие земли и мы не особенно прижимали и притесняли их, но теперь, когда все эти области стали нашими, их обитатели снова принялись за прежние дела. У Сиалкота они вдруг с криками напали на голых, раздетых, бедных, несчастных людей, которые направлялись в лагерь, и ограбили их. Бесчинствующих усмирили, и я велел разрубить двоих или троих из них на куски.

Из Сиалкота я послал Шахим-и-Нур-бека к лахорским бекам с приказанием точно выяснить, где находится враг, узнать от сведущих людей, в каком месте они могли бы с нами столкнуться, и сообщить нам.

На этой стоянке в лагерь явился один купец и доложил, что султан Ибрахим разбил Алам-хана».

«И все они повидались»

Тигр быстро продвигался вперед, одну за другой форсируя реки Пенджаба, спеша вызволить из окружения своих испытанных тюрков, которые должны были удержать для него Лахор и справились со своей задачей почти успешно, – если принять во внимание настоящий бедлам, в который превратили Хиндустан заговоры и контрзаговоры, распри и альянсы его мусульманских правителей.

Этот калейдоскоп предательств был приведен в действие благодаря личности султана Ибрахима Лоди, правителя Дели. Ибрахим был ограниченным и прижимистым сыном вполне достойного отца, от которого в 1518 году получил в наследство практически весь Хиндустан, простиравшийся от берегов Ганга до Инда и включавший в себя несколько сильных уделов Раджпута, находившихся на самом краю южных пустынь. Ибрахим ухитрился настроить против себя многих своих вассалов, которые имели афганское происхождение и от природы не были склонны к покорности. В Кабул явился престарелый Алам-хан, дядя Ибрахима, чтобы заручиться поддержкой Бабура и с его помощью оспорить у Ибрахима Лоди делийский престол. Примеру Алам-хана последовал и другой его племянник – Даулат-хан, бывший наместником Ибрахима в Пенджабе. Год назад Бабур включился в эту двойную интригу и согласился выступить на Лахор.

Его кабульская армия, единая и целеустремленная, отогнала противников до самого Лахора, стоявшего на берегу приветливой речки Рави, после чего выяснилось, что Даулат-хан рассчитывает получить в свое распоряжение всю территорию Пенджаба: ту самую, которую Бабур, еще не имевший никаких намерений относительно Дели и его государя, собирался присоединить к своим кабульским владениям.

Когда год назад Бабур отвел свои войска, чтобы с помощью Хумаюна набрать пополнение из афганских племен и подавить беспорядки, причиняемые узбеками в районе Балха, Даулат-хан и его племянник, Гази-хан – Победоносный Царь, – сговорились объединить свои войска и выбить кабульский гарнизон из Пенджаба. (Им едва не удалось разделить армию Бабура и нанести ему серьезное поражение, однако сын Даулат-хана, Дилавар, успел предупредить Тигра об их замысле.) Затем в конце лета неразбериха усугубилась, – семидесятилетний Алам-хан снова объявился при кабульском дворе с другим предложением: Бабур должен был расправиться с Даулатом и Гази и выбить ненавистного, но могущественного Ибрахима из Дели, после чего сделать самого Алам-хана государем на делийском престоле. Отсюда вытекало, что Бабур может оставить себе вожделенный Пенджаб. Достигнув желанного соглашения, Алам-хан повлек свое бренное тело обратно к берегам Инда.