Джентльмены-мошенники (без иллюстраций) - Эрнест Хорнунг

Внутри царил красноречивый беспорядок. Ящики были выдвинуты и перевернуты, их содержимое разбросано по ковру. Двери гардероба были распахнуты; на полу валялись пустые футляры; часы, завернутые в полотенце, видимо, в последний момент бросили в кресло. Из открытого ящика в углу торчала жестяная крышка. Достаточно было взглянуть на исказившееся лицо лорда Торнаби, склонившегося над ящиком, чтобы понять, что он пуст.

– Какой странный объект для кражи! – произнес он с усмешкой в краях хищного рта. – Моя мантия пэра и корона![63]

Мы стояли вокруг него, сохраняя подобающее случаю молчание. Я думал, что наш писатель не замедлит вставить словечко. Но либо он прикидывался, либо действительно испытывал положенный трепет.

– Вы можете сказать, что тут неподходящее место для мантии пэра, – продолжал лорд Торнаби. – Но где еще хранить это старое барахло? Ей-богу, в следующий раз возьму напрокат.

За минуту до этого мы и представить не могли, что он так легко отнесется к своим потерям, но истинная причина стала ясна несколько позже, когда мы дружно направились вниз, оставив место преступления полиции. Лорд Торнаби, возглавлявший процессию, взял Раффлса под руку. Поступь милорда стала легче, веселость потеряла оттенок язвительности; даже его внешний вид улучшился. И я догадывался, какой груз свалился с души нашего гостеприимного хозяина.

– Я хотел бы только, – сказал он, – чтобы это подвело нас ближе к разгадке личности того джентльмена, о котором мы беседовали за столом, поскольку шестое чувство уверенно подсказывает, что это был он.

– В самом деле? – отозвался Раффлс, дерзко бросив взгляд в мою сторону.

– Да я ничуть в этом не сомневаюсь! – воскликнул милорд. – Подобная наглость абсолютно в его духе! Хотя бы потому, что он ограбил меня ровно в тот вечер, когда я принимаю своих собратьев-криминологов. Это не совпадение, сэр, это сознательная издевка, которая не могла прийти в голову ни одному другому преступнику в Англии.

– Возможно, вы правы. – Раффлсу хватило здравого смысла согласиться, хотя я льстил себе мыслью, что на это его сподвигло выражение моего лица.

– И что еще важнее, – заключил наш хозяин, – никакой другой преступник в мире не увенчал бы такой изящный замысел таким безупречным исполнением. Думаю, инспектор с нами согласится?

Пока лорд Торнаби говорил, в библиотеку вошел, предварительно постучав, полицейский инспектор.

– Я не расслышал, что вы сказали, милорд?

– Лишь то, что виновник этого происшествия – тот самый грабитель, который украл ожерелье у леди Мелроуз, а год или два назад лишил Дэнби половины состояния.

– Думаю, ваша светлость попали в самую точку.

– Это он украл алмазы лорда Тимблби, а потом вернул их обратно, помните?

– Может быть, он так же поступит и с вашей светлостью?

– Только не он! Я не собираюсь горевать – потерянного не воротишь. Пусть радуется тому, что успел унести. Кстати, есть какие-нибудь новости?

– Да, милорд: ограбление произошло между четвертью и половиной девятого.

– Как вам удалось это установить?

– Часы, завернутые в полотенце, остановились в восемь двадцать.

– Вы допросили моего камердинера?

– Да, милорд. Он был в комнате вашей светлости почти до четверти девятого, и когда уходил, все было в порядке.

– В таком случае, вы полагаете, грабитель прятался в доме?

– Трудно сказать, милорд. Сейчас его точно здесь нет, потому что он мог находиться только в спальне или в гардеробной вашей светлости, а их мы обыскали до последнего дюйма.

Когда инспектор откланялся, лорд Торнаби повернулся к нам.

– Я просил его первым делом выяснить эти вопросы, – объяснил он, мотнув головой в сторону двери. – У меня были причины считать, что мой камердинер пренебрегает своими обязанностями. Рад, что я ошибся.

Я должен был не меньше его радоваться своей собственной ошибке. Мои подозрения в отношении назойливого писателя оказались такими же дикими, как и он сам. Я ничего не имел против него и тем не менее в глубине души чувствовал себя глубоко разочарованным. Моя теория буквально расцвела, когда он резко изменил манеру поведения, впустив нас в гардеробную: его фамильярность уступила место замкнутости. Но лишь теперь я осознал, что лорд Торнаби, который терпеливо сносил его панибратство в обмен на некоторые полезные услуги, перешел к открытому пренебрежению, как только в услугах отпала необходимость.

И если Паррингтон был оправдан в моих глазах, то Раффлс получил оправдание в глазах тех, кто рассматривал гораздо более серьезные и опасные гипотезы. Благодаря какому-то необычайному – действительно потрясающему – совпадению его репутация в их глазах была добела отмыта в тот самый момент, когда эти эксперты собрались разобрать его по косточкам. Но свершилось невероятное, и последствия были видны на каждом лице и слышны в каждом голосе. Я исключаю Эрнеста, который не мог участвовать в заговоре; более того, этот весельчак-криминолог явно был потрясен своим первым, пусть крошечным, столкновением с настоящим преступлением. Но трое остальных соревновались между собой, наперебой стремясь воздать хвалу тому, с кем они обошлись несправедливо. Я слышал, как королевский адвокат Кингсмилл объяснял Раффлсу, в какое время его проще всего застать в суде, и обещал место на любом судебном процессе, на котором Раффлс когда-либо захочет присутствовать. Паррингтон пообещал подарить ему собрание своих сочинений, заодно, посредством комплиментов Раффлсу, помирившись с нашим хозяином. Что касается самого лорда Торнаби, то я ненароком услышал, как он назвал клуб “Атенеум”, вспомнил о своих друзьях в правлении и даже, как мне показалось, упомянул о Правиле II[64].

Полиция все еще была в доме, когда мы вышли и отправились каждый в свою сторону. Я приложил все усилия, чтобы затащить Раффлса к себе в квартиру, которая, как я уже говорил, находилась совсем близко, за углом. Он в конце концов согласился, решив, что это меньшее зло, чем обсуждать ограбление посреди улицы. Дома я рассказал ему о миновавшей опасности, о своих терзаниях, о подслушанных словах и о том, как тонок был тот лед, на котором он выписывал сложные пируэты, не оставив ни одной трещинки. Для него все сложилось очень удачно. Он так и не осознал, какой опасности подвергался. Но пусть подумает обо мне – как я слушал, наблюдал и при этом не мог пошевелить пальцем, не мог произнести ни слова, чтобы как-то его предостеречь!

Раффлс терпеливо дослушал все до конца, но, последний раз пыхнув сигаретой и выбросив окурок в камин, устало вздохнул, прежде чем ответить:

– Нет, спасибо, я больше не буду курить. Я хочу поговорить с вами, Банни. Неужели вы вправду полагаете, что я с самого начала не видел этих умников насквозь?

Я решительно не желал верить, что такое возможно. Тогда почему он ни словом не упомянул об этом? Ведь все было наоборот, с возмущением напомнил я Раффлсу. Он хочет, чтобы я поверил, будто он для забавы сунул голову в пасть льву? И зачем надо было тащить на это развлечение меня?

– Вы могли мне понадобиться, Банни. До этого чуть не дошло.

– Из-за моей физиономии?

– До сих пор вы приносили мне удачу, Банни. И хотя вы вряд ли в это поверите, вы придаете мне уверенности и вдохновляете меня гораздо сильнее, чем можете себе представить.

– Как ваш зритель на галерке и суфлер в одном лице?

– Главный зритель, Банни! Но мне тоже было не до шуток, мой дорогой друг: мы шли по лезвию бритвы. В любой момент я мог призвать вас на помощь, и мне важно было сознавать, что вы бы не подвели.

– Но призвать для чего, Раффлс?

– Чтобы пробиться к выходу и быстро исчезнуть! – В серых глазах искрилось веселье, однако он явно не шутил.

Я выпрыгнул из кресла.

– Уж не хотите ли вы сказать, Раффлс, что приложили руку к этому делу?

– Только я один и приложил, мой дорогой Банни.

– Чепуха! Вы в это время сидели за столом. Правда, вы могли взять себе второго помощника! Так и знал, что вы рано или поздно это сделаете!

– Одного мне вполне достаточно, Банни, – сухо ответил Раффлс. Он откинулся на спинку кресла и взял еще одну сигарету.

Ну и я тоже угостился из его портсигара, ибо устраивать Раффлсу истерики бесполезно, а его поразительное заявление как-никак заслуживало внимания.

– Конечно, – продолжал я, – если вы действительно все провернули самостоятельно, я последний, кто станет критиковать ваши методы – учитывая результат. Вы мало того что обвели вокруг пальца противников, которые были не только сильнее вас, но и любым способом пытались вас одолеть, – вы сделали так, что теперь они же еще перед вами и виноваты и будут есть у вас из рук до конца своих дней. Но не просите, чтобы я поверил, будто вы устроили все это в одиночку! Клянусь святым Георгием, – воскликнул я в неожиданном приливе энтузиазма, – мне все равно, как и с чьей помощью вы это сделали. Это превосходит все, что вы когда-либо совершили!