Создатели - Эдуард Катлас

***

Он не любил гостить у Михаила. Для него мирок Михаила, его крохотный оборонительный бастион, был слишком скучен, хотя он никогда не решился бы признаться в этом вслух.

Но иногда ему все-таки следовало посещать друга. Хотя бы потому, что Михаил бывал у него часто, проводил очень много времени, и нужно было хоть как-то отвечать взаимностью.

Будь его воля, Лекс бы переселил бы Михаила в один из созданных им миров. Но он знал, что это невозможно. Что Михаил не сможет защищаться в чужом мире. Да и его гордость просто не позволит ему сделать это.

Поэтому Лекс хитрил. Силы у Михаила хватало, в конце концов, они вместе одолели Душителя, пусть Михаил и был ведомым. Лекс добавлял в его крохотный мир фантазию.

Каждый свой визит он приходил с подарком, с сувениром, маленьким гостинцем, который оставлял в мире друга. Он никогда не говорил, сколько времени тратил на то, чтобы эти безделушки создать.

Михаил всегда им был рад. Он и сам прекрасно осознавал, что с фантазией у него очень слабо, так что любая вещь, придающая его миру уникальность, привносящая в него дополнительную стабильность, его всегда безумно радовала. Как тот дуб, подаренный ему в самом начале их знакомства.

В одной из комнат мира его друга теперь висела картина. Бурное море, волны, накатывающие на пустынный берег и бессильно уходящие обратно. Лекс никогда вживую такого моря не видел. Только в фильмах, на картинах старых маринистов. Не сам.

Впрочем, и звездного неба из самого центра галактики в свои четырнадцать он тоже понаблюдать не успел. Кого это здесь останавливает? Точно это не останавливало его.

Он не стал рисовать на этой картинке положенный ей кораблик, борющийся со стихией – берег был слишком близко, и ему просто жаль было моряков, могущих попасть в подобный шторм так близко к суше. Слишком это опасно.

Было только серое море, с примесью зеленого, иногда, лишь в некоторых местах, голубого. Бурное море, с пеной, с высокими гребнями волн, – все, как полагается на таких картинках.

В другой комнате Михаила расположился бонсай. Маленькое хвойное дерево, согнутое стихиями, но не сломленное ими. Если честно, то дерево Лекс подсмотрел у Каллиграфа, у того такие стояли прямо рядом с домом.

Это не копировало декоративные растения мастера, но походило на них по духу. Лексу лишь надо ухватить суть. Понять, что именно является душой этого дерева, как оно воспитывалось, на каком склоне цеплялось корнями за скалы, чтобы выжить. Каким ветрам противостояло, яростно сопротивляясь враждебным стихиям. Как все они.

И как только Лекс все это представил, дерево получилось у него само собой. Он знал, что схитрил, что на самом деле – мастер растил эти деревья сам, подкручивал их ветви проволочками, тщательно вырезал лишние листья, или хвою. Заставлял дерево наклоняться в нужную ему сторону, привешивая к стволу грузы.

Лекс поступил проще. Он просто представил настоящее дерево на реальных скалах на берегу ветреного моря. Представил, каким оно выросло. А потом уменьшил. Уменьшил, посадил в красивый плоский горшок, чтобы гордые сильные корни виднелись над землей, и полил.

Михаил уверял его, что в этом дереве тут же поселился огонек. Лекс не стал проверять, поверил на слово.

Сейчас Лекс прибыл в гости тоже не с пустыми руками. Это было его совместное творение, совместное с мастером. Иероглиф «путь», начертанный на белой рисовой бумаге, почти в метр высотой. Лекс гордился этим иероглифом, даже Каллиграф сказал, что и он не смог бы начертать путь лучше. Настоящий путь – долгую дорогу, полную тайн, надежд, неизвестностей за каждым поворотом и со счастливой развязкой в самом конце. Каллиграф попросил поставить свою печать рядом с ученической печатью Лекса, и мальчик с благоговением согласился. Это был единственный иероглиф, на котором стояло две печати, не одна. Несущий силу двух создателей. Лекс уже разворачивал его, когда Михаил дернулся, как от удара.

– Атака? – спросил Лекс, надеясь, что ответ будет отрицательным. Сам он еще ничего не чувствовал, но это был не его мир. Михаил кивнул:

– Странно. Их… много. Не один. Впервые такое.

Они стояли под дубом, и по тому, как Михаил оглядывался, пытаясь взглядом проконтролировать проходы во все комнаты одновременно, Лекс понял, что враги уже везде.

– Отступим ко мне, – тут же решил он. У меня хоть есть, где развернуться. Михаил пожал плечами.

– А разница? Потом тут же передумал, но добавил условие:

– Только давай сначала прорвемся туда, в спальню. Не хочу оставлять им бонсай. Ладно – картину, но не сосну.

Они столкнулись с атакующим сразу, нос к носу. Похоже никто из тех, кто нападал, и представить не мог, что кто-то может ограничить себя в столь крохотном мире. Все пытались бежать по коридорам, как будто им надо кого-то догнать, успеть на пиршество.

Хотя от любой из четырех комнат до центра этого мира было всего лишь несколько шагов. Михаил поступил странно.

Никаких ловушек, выскакивающих из стен, или паутины, задерживающей неприятеля. Все-таки он же был в своем мире.

Вместо этого Михаил ударил бегущего на него незнакомца кулаком в шею, похоже, сразу сломав ему кадык. Потом взял ладонью за его голову, и несколько раз сильно ударил уже обмякшего противника виском о стену. Лишь потом отпустил, побежав дальше. Лекс посмотрел назад. К дубу выбегали еще люди, из всех комнат сразу. Времени у беглецов, похоже, оставалось в обрез. Мальчик отступил вглубь коридора, вслед за Михаилом.

Здесь он мало что мог сделать, Михаил настолько законсервировал свой маленький мирок, что даже Лексу здесь сложно было творить.

Он видел, как ворвавшаяся со всех сторон стая побежала следом за ними, и усилием воли, почти с болью, обрушил на них дуб. Дерево, которое, хоть отчасти, принадлежало и ему. Слушалось. Могло меняться по его воли. Сейчас оно гибло. Теряло ветки, они отрывались от ствола и падали вниз, накрывая пришельцев. Потом отломилась и верхушка ствола, тяжело ухнула вниз, лишь по случайности не задавив одного из нападавших.

Лекс видел, как замешкались враги, и скорее почувствовал, чем услышал, как кто-то позади них что-то скомандовал.

– Я готов, – шепнул позади него Михаил. Лекс лишь скосил взгляд, увидел горшок, который Михаил бережно держал в руках, и кивнул.

– Последний штрих, – сказал он, вспоминая о картине, висящей в одной из комнат. Они перенеслись.

– Ты видел? Почувствовал? – спросил Михаил сразу, как поставил горшок прямо в воду.

– Что? – уточнил Лекс.

– Там, позади остальных, был один… их главный. Они все похоже из мигающих, сидящих на наркоте и появляющихся здесь только время от времени. Но этот – особый. Не знаю почему, но я знаю, что он от нас не отстанет. Теперь мы – его личные враги.