Отверженная невеста - Анатолий Ковалев

— Как ее зовут?

— Элен де Гранси…

Савельев на ватных ногах вышел из кабинета начальника, сомнамбулой прошествовал через приемную, привычным путем добрался до своего кабинета. В коридоре его кто-то окликнул, но статский советник не расслышал. Усевшись за свой рабочий стол, он обхватил голову руками.

— Что с вами, Дмитрий Антонович? — склонился над ним испуганный Нахрапцев. — Вам плохо?

— Да, нехорошо что-то стало, — пробормотал Савельев. — Принеси-ка, голубчик, воды…

А когда помощник поспешно вышел, тихо застонал, морщась, как от зубной боли: «Элен де Гранси! Элен… Елена! Я не ошибся, это она! Елена Мещерская! Вне всяких сомнений…»

Глеб отчаянно скучал в Царском Селе, изнывая от безделья. Со дня приезда он еще ни разу не покидал стен дома, который они сняли с Каталиной. Выходить было некуда и незачем. Целыми днями молодой человек валялся на мягких диванных подушках, читая французские салонные романы, случайно обнаруженные в книжном шкафу. Чтение подобной ерунды не доставляло ему никакого удовольствия, но помогало убить время. Глеб перестал бриться, и его щеки покрылись рыжеватой щетиной. То была еще одна причина никуда не выходить — показаться в таком виде на улицу он не решился бы, потому что в России еще со времен Петра Первого бороды разрешалось носить только крестьянам да священникам. Вставал он поздно. Марселина приносила ему в комнату завтрак, а также газеты и журналы — самой различной степени свежести. Кроме «Санкт-Петербургских ведомостей», «Северной пчелы», «Телескопа» и «Сына Отечества», Глеб прочитывал еще парижскую «Этуаль», ультраправую монархическую газетенку. Не то чтобы его сильно интересовала политика, но с недавних пор он хотел находиться в курсе всех европейских событий. Как раз в «Этуаль» и была помещена статья об аристократах, бежавших на днях из Парижа в связи с июльскими событиями. Среди прочих имен указывались виконтесса Элен де Гранси и русский граф Семен Обольянинов, пожелавший вернуться на родину, в Россию.

Спустившись к обеду в столовую, довольно мрачную комнату, обставленную в елизаветинском духе, где за массивным столом из черного дерева его уже ждала Каталина, он первым делом положил перед девушкой «Этуаль»:

— Твой отец скоро пожалует к нам. Газета недельной давности. Судя по всему, со дня на день он прибудет сюда.

Каталина пробежала глазами статью и смяла дрожащими пальцами газетный лист:

— И зачем ты так поторопился расправиться с Венсенном? Он не успел предупредить отца.

— Ты могла бы сама написать ему в Париж, — возразил Глеб.

— Нет. Не могла. Он бы заподозрил самое худшее… Мы уже давно не состоим в переписке. — Девушка чуть не плакала.

Марселина внесла супницу и начала разливать душистый бульон с кореньями. Пока служанка не удалилась, молодые люди натянуто молчали.

— Отец погубит нас обоих, — прошептала Каталина, едва они снова остались одни.

— Я ведь предлагал тебе бежать, — напомнил Глеб. — Теперь, когда нет Венсенна, нас некому остановить…

— Меня останавливает опера, — покачала она головой. — Я не смогу спрятаться и гнить заживо в какой-нибудь щели, боясь высунуться, подать голос… Бросить петь, жить без сцены… Лучше уж умереть от яда!

— Все это только высокие слова… Посмотрю я, что ты скажешь, когда придет время принять этот самый яд! Не покажется ли тебе более заманчивым «гнить заживо в щели»?! Да только будет поздно что-то менять, сестрица…

— Ты лжешь, ты сам себе не веришь, а пытаешься обмануть меня! — с болезненной гримасой воскликнула девушка. — Ведь ты знаешь, что бесцельное существование хуже смерти, ты сам здесь медленно умираешь без врачебной практики, без своей лаборатории, без научных книг…

В столовую, хлопнув дверью, влетела испуганная Марселина.

— Человек разбился насмерть! — закричала служанка. — Прямо возле нашего крыльца!

Глеб тотчас бросился к двери, а Каталина метнулась к окну. В самом деле, в двух шагах от крыльца их особнячка, на булыжной мостовой в луже крови распластался пожилой мужчина, довольно рослый, крепкого телосложения. Вокруг толпился народ. Кое-кто уже снимал шапку и крестился. К месту происшествия во всю прыть бежал, а вернее, катился круглый, как шар, квартальный надзиратель, протяжно кричавший на ходу: «По-о-странись! По-о-странись!»

— Лошадь понесла и сбросила этого беднягу, — с жаром поясняла горничная. — Он ударился головой о камень. Видать, уже преставился.

Глеб выбежал, как был, в домашнем сюртуке, успев лишь прихватить свой докторский саквояж. Квартальный отгонял от пострадавшего толпу. Увидев человека с саквояжем, он воскликнул:

— Дохтур? Вот повезло так повезло!

Впрочем, он недоуменно поглядывал на щетину, покрывавшую щеки Глеба. Тут же предположив, что перед ним иностранец, нещадно потея от усердия, квартальный попытался применить свой более чем скудный арсенал французских слов:

— Мусью, э-э-э… Же ву… Тьфу, как бишь это… Маладэ ом, секу, вит-вит…

— Говорите по-русски, я вас лучше пойму, — предложил ему Глеб и тут же велел: — Впрочем, покамест помолчите.

Квартальный поднес палец к губам, и вокруг сразу же установилась тишина. Доктор приник ухом к груди окровавленного мужчины и тотчас констатировал:

— Жив!

Толпа издала единый удовлетворенно-разочарованный вздох. Многие зеваки, прибежавшие поглазеть на покойника, отправились восвояси. Самые упорные зрители остались, заворожено наблюдая за действиями доктора, как следили бы за фокусником в балагане. А тот сначала вылил на рану незнакомца пол-бутыля бурой жидкости, издававшей полынный запах. Больной глухо застонал, но глаз не открыл. Доктор принялся бинтовать ему голову.

— Помощь нужна, господин? — почтительно обратился к нему квартальный.

— Надо узнать, где он живет, и отнести его домой.

Тут зрители заговорили одновременно:

— Он из того серого дома, что в конце улицы.

— Богатый особняк!

— Иностранцы снимают.

— А он повар ихний, каждое утро на рынке мясо и рыбу покупает.

— После обеда на лошади моцион делает, туда и обратно, вот по этой самой улице.

— Доездился!

— Видать, оса или шершень лошадку цапнули, эти твари к осени злые, жгучие, спасу нет! Вот скотина с перепугу и понесла. Бывает, случается… На той неделе у молочника тоже лошадь тележку разбила…

Тут же вызвалось несколько добровольцев, желавших помочь пострадавшему. Повара осторожно подняли и понесли к серому особняку, видневшемуся в конце улицы. Доктор щелкнул замками саквояжа и собрался последовать за процессией, но квартальный его задержал.