Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторое время мы оба молчали, потом Питерсон пошевелился.
— Мне пора, Марлоу, — сказал он. — Так как поступим? Ты отнесёшь товар Хендриксу?
— Хорошо, — сказал я, — я заберу товар.
— Хорошо. Но не думай — я дам знать Хендриксу, что чемодан у тебя.
— Делай, что хочешь, — сказал я.
Он сунул руку в карман пиджака, достал бумажник и, держа его на коленях под столом, начал отсчитывать от пачки десяток. Их там было очень много. Я надеялся, что он не выкинул каких-нибудь дурацких трюков с наркотиками Менди Менендеса, например, не забрал часть себе, подменив пару пакетов парижским гипсом. Хендрикс не настолько глуп, чтобы попасться на этот старый трюк.
— Мне не нужны твои деньги, Питерсон, — сказал я.
Он искоса взглянул на меня, подозрительно и оценивающе.
— Как же так? — сказал он. — Занимаешься благотворительностью?
— Эти купюры прошли через руки, к которым я не хотел бы прикасаться.
— Тогда зачем?..
— Мне понравилась твоя сестра, — тихо сказала я. — У неё была душа. Допустим, я сделаю это ради неё. — Он бы рассмеялся, если бы не мой взгляд. — А как же ты, какие у тебя планы? — спросил я. Не то чтобы меня это интересовало, просто я хотел быть уверенным, что больше никогда его не увижу.
— У меня есть приятель, — сказал он.
— Ещё один?
— Работает в южноамериканской круизной компании. Он может найти мне работу. А потом, когда мы доберёмся до Рио, Буэнос-Айреса или ещё куда, я сойду с корабля и начну новую жизнь.
— Какую работу предлагает твой друг?
Он ухмыльнулся.
— Особо без требований. Быть любезным с пассажирами, помогать им с любыми маленькими проблемами, которые могут возникнуть. Что-то в этом роде.
— Значит, твой отец был прав, — сказал я. — Это станет официально.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты будешь настоящим, оплачиваемым членом почётного ордена жиголо.
Ухмылка исчезла.
— Лучше оплачиваемым, — сказал он, — по сравнению с ищейкой. Представь — ты всё ещё будешь здесь вытаптывать тротуары и шпионить за мужьями, чтобы поймать их трахающими своих подружек, в то время как я буду нежиться в гамаке под южным солнцем.
Он начал подниматься на ноги, но я снова схватил его за запястье и удержал.
— У меня последний вопрос, — сказал я.
Он облизнул свои прелестные розовые губы, с тоской посмотрел на дверь и медленно сел.
— Какой?
— Клэр Кавендиш, — сказал я. — Она говорит, что у вас с ней были романтические отношения.
Он открыл глаза так широко, что они чуть не выпали наружу.
— Она так сказала? — Он выдавил из себя смешок. — В самом деле?
— Ты хочешь сказать, что это неправда?
Он покачал головой, но не в знак отрицания, а в некотором изумлении.
— Я не говорю, что отказал бы ей — я имею в виду, а кто бы это сделал? — но она никогда не смотрела в мою сторону. Такая дама, как она, не в моей лиге.
Я отпустил его запястье.
— Это всё, что я хотел узнать, — сказал я. — Теперь можешь идти.
Но он остался на месте, его глаза сузились.
— Это она наняла тебя, идти за мной, верно? — сказал он и кивнул. — Ну, ясное дело.
Он смотрел на меня так же, как я смотрел на официантку, с жалостью в глазах.
— Это он подослал её к тебе, не так ли? Он часто говорил о тебе — именно от него я впервые услышал твоё имя. Он знал, что ты влюбишься в неё, в её глаза, в её волосы, в эту игру в Ледяную Деву. Ты из тех, кто не сможет устоять перед ней. — Он откинулся назад, и широкая улыбка как патока медленно растеклась по его лицу. — Господи, Марлоу, бедный ты болван, — он встал и ушёл.
Рядом с кассой стояла телефонная будка. Я втиснулся в нее и захлопнул за собой складную дверь. Внутри пахло потом и теплым бакелитом. Через стеклянную панель в двери я мог видеть чемодан под столом у стены. Может быть, я надеялся, что кто-нибудь схватит его и убежит с ним, но я знал, что этого не случится; такие вещи никогда не случаются, не тогда, когда ты этого хочешь.
Я набрал номер Лэнгриш-Лодж. Ответила Клэр.
— Это Марлоу, — сказал я. — Скажи ему, что я хочу его видеть.
Я услышал, как у неё перехватило дыхание.
— Кого?
— Ты чертовски хорошо знаешь, кого. Скажи ему, чтобы он успел на ближайший самолет. Он доберётся к вечеру. Позвони мне, когда он будет здесь.
Она начала что-то говорить, но я повесил трубку.
Я вернулся к столу, и подошла официантка. Она устало улыбнулась мне и забрала обе чашки.
— Вы не пили кофе, — сказала она.
— Всё в порядке. Мой врач говорит, что я всё равно пью слишком много этой дряни. — Я дал ей пятидолларовую купюру и велел оставить сдачу себе. Она уставилась на меня, её улыбка потеряла уверенность.
— Купи себе шляпу, — сказал я.
Я должен был уметь ждать, учитывая выбор занятия — я же сам его выбрал, а не свалился в него, как проваливаются в открытый люк — но у меня не было подходящего настроя. Я без проблем могу тратить время. Часами могу сидеть в офисе, в своем вращающемся кресле, глядя в окно на секретаршу через улицу, склонившуюся над диктофоном, половину времени даже не видя ее. Могу бездельничать над королевским гамбитом до тех пор, пока фигуры не станут расплываться, а шахматная позиция не отправит мой мозг в медленный штопор. Я могу сидеть, потягивая пиво в каком-нибудь затхлом салуне, и даже не зевать, пока бармен рассказывает мне, какая тупая у него жена и как дети не его уважают. Прирожденный расточитель времени, вот кто я. Но дайте мне что-нибудь конкретное, чего я должен дождаться, и через пять минут я начну дёргаться.
В тот день я пообедал пораньше у Руди в Бар-Би-Кью на Ла-Сьенега: рёбрышки поблескивали как будто покрытые чем-то вроде тёмно-красного лака — да и вкус у них был как у лака. Я выпил мексиканского пива — это казалось уместным, в каком-то жутковатом смысле. Мексика всё это время была главной темой, если бы только у меня хватило ума прислушаться. Потом я ненадолго вернулся в контору, надеясь, что появится клиент. Сейчас я был бы рад даже старушке, соседка которой пыталась отравить её кошку. Но прошел час, час, который показался мне тремя, а я всё
