Ричард Длинные Руки — граф - Гай Орловский

Я наконец оторвал взгляд от чуда, для меня важно в первую очередь то, что оно наверняка создано с помощью Кристалла Огня, а то и самим Кристаллом. Леди Элинор придает этому Кристаллу настолько большое значение, что даже своему верному старому учителю не дает ни малейшей ниточки, хотя, возможно, тому было бы куда проще.

Продолжая намешивать, сосредоточился и почти закрыл глаза, чтобы зрение не мешало, мир заколыхался, приступ тошноты сгладился тем, что я заставил себя не воспринимать звуки во всех диапазонах, зато колышущиеся образы заполнили это помещение и свободно ушли за дверь. Не замечая преград в виде жалкой двери или выступов стен, я всматривался в растянутую на сотни шагов фигуру леди Элинор, она именно в той странной позе с руками ладонями вверх у груди, но в них пугающе пусто. Я ощутил укол страха, попытался убедить себя, что эта свернутая энергия и не должна ничем пахнуть, но понимать одно, а чувствовать — иное.

Судя по образам, леди Элинор спустилась с четвертого этажа, так что Кристалл Огня вроде бы должен быть в ее покоях, но в то же время проступают и два намного более слабых следа, ведущих снизу. Настолько слабые, что не вижу ни рук, ни головы, только желтоватую с алым разреженную полосу на уровне чуть ниже пояса.

Возможно, мелькнуло в голове, она сперва сходила в подвал, там получила от Кристалла этого светящегося червячка, затем поднялась с ним к себе наверх, а потом спустилась к Уэстефорду… Нет, это слишком сложно. Скорее всего, Кристалл Огня находится в ее покоях. Она запирается за все запоры, вытаскивает его и любуется сокровищем, ради которого Адальберт убил рыцаря, что чуть не остался для меня безымянным, так положено по законам потустороннего мира, но рыцарская куртуазность превозмогла запреты, и теперь я знаю, что должен отомстить за подлое убийство сэра Бельперрона, а Кристалл Огня передать законному владельцу. Хотя, конечно, за такими сокровищами тянется куда более длинный и кровавый след, но что мне преступления в веках? Я видел только одного убитого ради Кристалла, достаточно для святой праведной мести.

Вечером дружно ужинали великолепным супом, Марманда сварила его из летающих ящериц. Варево оказалось настолько деликатесным, что даже Маклей запросил добавки, а все остальные опорожнили по две-три миски. Ипполит жаловался, что уже не осталось места для жареного мяса, блинов и пирогов.

На закате подул сильный стремительный ветер, однако сразу же ушел вверх, заметно по взметнувшимся вслед листьям. Через окна видно, как с севера быстро надвигаются тяжелые тучи странно-лилового цвета. Не ползут или наступают, а именно надвигаются, причем с такой стремительностью, что у меня мурашки побежали по коже.

Ипполит проследил за моим взглядом, рука поднялась и погладила лысину.

— Нехорошо… К беде.

— Так уже было весной, — возразил Лавор. — И ничего не случилось.

— Это у нас ничего, — уточнил Ипполит. — А вот у Касселей вся пшеница из зеленой сразу поспела, а потом зерно осыпалось до того, как там опомнились и успели убрать урожай!

— А у Мармаксов все наоборот, — напомнила Христина, — целое стадо коров превратилось в телят!

Я подошел к окну, лиловые тучи идут над землей так низко, что иной раз, кажется, можно достать кончиком копья. Наверняка верхушки всех башен замка тонут в этой туче. Вообще на месте леди Элинор я бы поостерегся в такое время ночевать на своем четвертом этаже. Впрочем, полагаю, местные лучше меня знают, что в таких случаях делать.

За моей спиной Марманда сказала с тяжелым вздохом:

— Иногда они проходят, как все тучи. Но сколько раз было, что после них по стенам текла кровь?..

— Кровь была темно-оранжевая, — подсказал Ипполит. — Сам не раз видел!

— А я чешуйки подбирал, — сообщил Раймон гордо. — Ими можно было резать все, что угодно!

— Чешуйки, — передразнил Ипполит. — Дитятя! А когда на верхней площадке обнаружили трупик…

Раймон побледнел, сказал зло:

— Это был не трупик! Детеныш был жив, он дергался в родовой слизи.

— Так чего же ты сбежал?

Раймон огрызнулся:

— Это был не человек!

— Ну и что? Зверят не видел?.. Роды у кошки не принимал?

Раймон сказал с трудом:

— Это был не зверь… Это был… это вообще было что-то такое…

У него был такой вид, что сейчас выблюет все, что только что съел. Ипполит поспешно похлопал его по спине и сунул под руку кружку с вином.

— Пей! И забудь. Не зря же приехали маги из-за моря и забрали в свои… забрали себе. А ты пей, пей! Сейчас Франлия споет, Христина станцует… Христина, станцуешь?

Христина ответила задорно:

— С удовольствием! Если Дик не против.

— Он не против, — заверил Ипполит. — Еще как не против. Дик, ты не против?

— Не против, не против, — заверил я. — Почему бы был я против?

Ипполит и Лавор играли, Христина танцевала, я наблюдал с довольной усмешкой, надеюсь, с довольной и благодушной. Мысли без всякого перехода вернулись к Водяному Зверю. А что, если этот Зверь весь день обитает в виде, скажем, амеб? И питается тем, чем питаются амебы. Ну не знаю, чем они там питаются, но питаются. Или не питаются, неважно. А вот если мимо проплывает рыбка, то амебы только смотрят и облизываются… Это если дурные амебы. А вот эти научились объединяться. Но не в толпу амеб, это все равно амебы, пусть свободные и демократичные, каждая из которых — личность, а вот они в интересах дела решили отказаться от некоторых свобод и стать винтиками в гигантском существе…

Голова разогрелась, я тут же вспомнил, что любой из нас — это совокупность амеб, ставших настолько специализированными, что уже называются не полянами или древлянами, как те амебы, а инженерами, политиками, экскаваторщиками, манагерами, в смысле — лимфоцитами, эритроцитами, нервными клетками и всем тем, из чего состоят наши тела. Только у нас амебы договорились жить в тоталитарном обществе, отдали многие свободы в обмен на безопасность, неизмеримо более долгую жизнь, право смотреть свысока на простейших, а вот эти амебы так и живут пасторально, но как только возникает угроза их существованию или же, напротив, появляется добыча, что отдельным особям не по зубам, они тут же собираются в мощный организм, амебы отказываются от свобод и превращаются в узкоспециализированные клетки, нападают на бедную рыбку одним могучим обществом, на неосторожного гуся или слишком храброго от крепкого вина человека, сжирают его так, что остаются одни отполированные кости…

А потом, ессно, нажратые, возвращаются к демократическим свободам, каждая амеба сама по себе, слабая и беспомощная, короткоживущая, но всегда готовая услышать сигнал боевой трубы и встать под ружье. Если нужно сожрать рыбку — собираются в небольшой мобильный отряд, если гуся — в полноценный полк, а уж на человека ринется дивизия, обзаведясь острыми зубами по всему периметру. Так и целое стадо слонов сожрать — пустяк.